Соленый клочок суши - Джимми Баффетт

После того как мы стартовали с Минолы, я начал собирать все материалы по маякам, какие только мог достать, и неплохо продвинулся. Во всяком случае, мне так кажется. Наш путь в Новую Каледонию – это целое приключение. Пару раз я даже возносил молитвы твоей святой покровительнице молний.

Перелет на Таити начался без сучка без задоринки, и «Жемчужина» шла, как швейцарские часы. Но когда мы пересекали экватор, погода скорчила нам страшную рожу. Мы летели зигзагами и подобрались почти к островам Кука, чтобы обойти шторм. Хочу сказать тебе одну вещь о шквалах на экваторе: они переводят дождь на новый уровень. Временами мы летели через такой плотный ливень, что казалось, я веду подводную лодку, а не самолет. Временами – проносились лишь в нескольких футах над огромными волнами, иначе было просто не разглядеть горизонт. Ни разу в жизни я не радовался солнцу больше, чем когда оно наконец прорезалось сквозь облака к северу от Бора-Бора. Ну а до Папеэте мы добрались без происшествий. Ни одно средство передвижения не вызывает столько интереса, как старая летающая лодка. Начальник порта, вышедший нам навстречу на лоцманском судне, сказал мне по рации, что мы были первой летающей лодкой, севшей в бухте Папеэте за последние тридцать лет. Французам только дай закатить пирушку – а тут такой здоровый двухмоторный предлог! Я взлетал и садился в десятках тропических портов, но так меня еще никогда не встречали. Представь себе: флаги, ленты, парад кораблей, сотни танцовщиц хула-хула шлют нам воздушные поцелуи с берега, дети бросают гирлянды цветов в воду с маленькой баржи… Кстати, эти цветы указывали нам путь по каналу к месту стоянки.

Том Профит, мой старый друг и импресарио (именно он устроил мой первый концерт на этом острове), плыл в головной лодке в компании танцовщиц и какого-то незнакомца. Как только мы пришвартовались и сошли на берег, началась вечеринка – тут Том и представил меня своему партнеру Филиппу Парфе – культурному атташе Французской Полинезии.

Любая страна, любой островок чуть больше почтовой марки имеет собственного министра культуры или культурного атташе. Вся их работа, похоже, – выпивать с гостями и светиться в местных газетах и на телевидение с заезжими знаменитостями.

Филипп Парфе, скажу тебе, просто создан для этой роли. Шесть футов ростом, седые кудри, на вид он типичный француз, но в то же время в его лице есть что-то полинезийское. Он был одет в синие брюки (явно от солидного портного) и белую шелковую рубашку, на шее висела гирлянда свежих цветков жасмина. Когда я собрался пожать ему руку, прекрасная девушка в традиционном наряде выступила вперед и, надев на меня такую же гирлянду, расцеловала в обе щеки.

Парфе говорил на безупречном английском. Он ласково взял меня под руку и отвел на сцену. Там я выслушал приветствия от майора, дал интервью местной газете, выслушал с десяток тостов под шампанское и отведал свежих устриц из Новой Зеландии. Прибавь к этому десять часов полета в ужасных погодных условиях, и поймешь, что к тому времени, как моя голова коснулась подушки, я был уже до смерти уставшим парнем. Я проспал весь день, что для меня просто неслыханно.

Рано утром зазвонил телефон. Это был Филипп.

– Я приглашаю вас на завтрак. Там будут журналисты. Они хотят расспросить вас о вашем фильме.

– Каком фильме? – не понял я.

– Том, о котором вы мне рассказывали.

– А, вы имеете в виду любительскую съемку нашего путешествия?

– Нет же, документальное кино, которое вы продюсируете и режиссируете. О вашем легендарном перелете через Тихий океан. Этот фильм обеспечит вам свободный транзит через острова.

– Я не вполне вас понимаю.

– Поймете, как только проснетесь. Я буду ждать в вестибюле с крепким кофе.

Филипп приветствовал меня огромной кружкой и утренней газетой. На первой странице «Ле Пеш» красовалась гигантская фотография заходящей на посадку «Летающей жемчужины».

– Вы сегодня очень популярный человек на этом острове, Вилли, – сказал он с самодовольным видом.

За завтраком Филипп объяснил причину такой шумихи вокруг нашего визита. Из-за недавних мятежей в Новой Каледонии и ядерных испытаний во Французской Полинезии военные с подозрением относились к любым заезжим эксцентрикам и могли доставить нам кучу проблем. А мы были совсем не похожи на обычных туристов.

– Я придумал для вас легенду. Надеюсь, она поможет избежать неприятных столкновений с этими параноидными десантниками. Ближайшие несколько дней вам лучшее прикидываться кинозвездой.

– Зачем? – не понял я.

– Видите ли, мы, французы, изобрели не только дипломатию, но и бюрократию. Для каждого правительственного чиновника проще и безопаснее сказать «нет». Но если дело касается кинобизнеса – все меняется. Голливуд – это объезд любого бюрократического тупика. Кинозвезды получают больше внимания, чем дипломаты или президенты. Ничто не смазывает шестеренки этой системы лучше, чем мысль о звезде, приезжающей в город, а вы, мой друг, теперь кинозвезда. Конечно, в том случае, если вы хотите попасть в Новую Каледонию.

– Хочу.

– Тогда заканчивайте завтрак. Мы опаздываем.

– Куда? – спросил я.

Вскоре я получил ответ. Мы вышли из ресторана, и нас мгновенно окружила толпа репортеров. Думаю, Филипп решил, что я могу сбежать. Одной рукой он махал журналистам, а другой крепко держал меня, словно ястреб добычу. Я тоже покорно махал и улыбался.

– Как долго вы будете снимать на Таити? – закричал репортер из толпы.

– Пока не надоест.

Толпа слегка смутилась, но записала мой ответ, а Филипп срочно потащил меня в поджидающую машину.

Несколько дней мы наслаждались статусом знаменитостей. Статья в газете представила все так, будто мы собирались снимать полинезийский римейк «Унесенных ветром».[126] И это сработало. Незнакомые люди махали мне на улице и предлагали угостить рюмочкой-другой. Проходившие мимо женщины улыбались. Жандармы обращались ко мне по имени. Но пришло время уезжать. Мы попрощались с нашими друзьями на Таити и отправились в Новую Каледонию, полагая, что нас ждет не менее теплый прием. Как же, теплый. Теплее некуда.

Не хотелось бы говорить, что полет над Тихим океаном – штука рутинная, но все шло своим чередом, и нам только и оставалось, что наслаждаться видом. Паго-Паго встретил нас типичным примером разгильдяйства, которым славятся жители стран третьего мира. В бензовозе, припаркованном перед нашим самолетом, кончилось горючее. Здоровенные самоанцы уже готовы были устроить перестрелку, но мы взяли на себя роль миротворцев ООН, умудрились заправиться и продолжили путь в Новую Каледонию. Восемь с половиной часов прошло без происшествий. Я сидел в кабине, перечитывая заголовки таитянской газеты, когда Холлис, мой второй пилот, заорал:

– Боже, ты только взгляни на это! – Я отшвырнул газету. Прямо по курсу стоял маяк. Казалось, он доходил до самого неба.

А теперь несколько фактов. Маяк Амеди составляет примерно 185 футов в высоту и расположен на берегу канала Пасс-де-Булари, идущего через самую большую лагуну в мире – примерно в десяти милях от Нумеа, столицы Новой Каледонии. Он был построен в 1862 году при Наполеоне III и никогда не простаивал без дела.

Я оставил Холлиса за штурвалом, а сам пошел в хвостовую часть, высунул камеру из люка и заснял наши круги вокруг башни. В конце концов, мы же снимаем фильм! Под нами у причала стояли экскурсионные лодки и пара шлюпок. Люди неистово махали нам руками. Мы снизились до двухсот футов и сделали виток вокруг самой вышки. Уверен, они не рассчитывали увидеть такое шоу!

Мы направились в аэропорт и приготовились к очередному торжественному приземлению, но на земле нас встречали вовсе не толпы усыпанных цветами танцовщиц хула-хула. Нас приняли, обыскали и допросили не слишком дружелюбные французы. Они оказались представителями Главного управления внешней безопасности – французского эквивалента ЦРУ. Это они подорвали гринписовский корабль «Воин радуги» в Окленде еще в 85-м. Он направлялся к атоллу Моруроа архипелага Туамоту, где французы проводили испытания ядерного оружия. С такими парнями не шутят.

И вот мы стоим, как идиоты, в своих шортах и футболках и из кожи вон лезем, изображая из себя кинозвезд, как наказывал Парфе. Сначала я подумал, что все это розыгрыш – особенно после всей той шумихи в прессе и уверений Парфе, что на французской земле мы могли ехать куда угодно и делать что угодно. Но увидев, что члены встречающей делегации одеты в камуфляж, а на плечах у них автоматические винтовки, я понял, что местные газеты они читают не часто. Полагаю, мы подходили под описание смутьянов – и именно так с нами и обошлись. Примерно четыре часа нас продержали в крошечной комнатушке. Наконец к нам вошел очень низенький офицер, дымя сигаретой. Он заявил, что мы не можем въехать в его страну – отмахнулся от нас, как от тухлого сыра.