Срок для Бешеного - Виктор Доценко

Подумав о своей матери, Федор до боли стиснула зубы, а на глазах навернулись слезы: до чего хочется хотя бы одним глазком увидеть ее, прижаться к мозолистым рукам, на коленях вымолить у нее прощение. Сколько слез пролила она, сколько мук вытерпела из-за него! Сколько лет не мог он от стыда показаться ей на глаза… Не только показаться, ему даже стыдно было дать о себе весточку! Единственно, на что хватало его: в редкие дни свободы посылать ей денежные переводы, часто очень большие — в зависимости от «удачи»… И все-таки несколько лет назад он пересилил себя и навещал мать. И что же? Со слезами на глазах она умоляла вместо денег хоть на сутки появляться самому. И он обещал…

Бедная мама. Единственное, что осталось у него в жизни! Единственный близкий человек! Отец умер вскоре после войны: спился, не выдержав «мирных» испытаний! Больше никаких родственников не было: только мать!..

Тяжело вздохнув, Федор посмотрел на спящего Савелия и сунул ему в карман сложенную карту-самоделку. Тот сразу приоткрыл глаза.

— Чутко спишь! — улыбнулся Федор. Савелий удивленно взглянул на него: Федор говорил чисто, почти без усилий, и только затрудненное дыхание в ввалившиеся глаза выдавали его состояние.

— Я тебе карту в карман сунул… — Савелий хотел возразить, но тот перебил. — На обратной стороне адрес матери написал… Если… навести ее, когда сможешь… и скажи… Нет! Ничего говорить не надо: просто передай ей мое последнее «прости»…

— Ну что ты, ей-богу?! Сам все и скажешь!

— Обещай! — упрямо попросил Федор.

— Ну… хорошо! — пожал плечами Савелий. — Но я же вижу: тебе явно лучше!

— Не надо, Савка! — тяжело вздохнув, отмахнулся Федор и вдруг улыбнулся. — Знаешь, никогда не видел лося, а тут он сам приходил… Огромный такой и близко-близко так!.. Вон там стоял!

Савелий нахмурился в недоверчиво посмотрел на Федора: неужели снова бред?

— Да нет, не гоню я! — грустно усмехнулся Федор, — Точно! Вон там стоял… Можешь пойти и про— верить: наверняка следы остались! Этакий красавец! Жаль только, рогов не было… — Если рогов не видел, то, верно, и вправду приходил: в это время у лосей рогов не бывает — только к зиме отрастают! — успокоился Савелий. — Откуда знаешь? — Не помню… Читал где-то… Неожиданно Угрюмый громко, неестественно, с каким-то надрывом расхохотался.

— Это надо же, какую подлянку жизнь мне подстроила?! Только-только начал соображать что-то и… помирать! — Он до крови прикусил губу и застонал. — За грехи! За прошлые грехи, видно, плата! Точно, за них! И веришь, братан, ни о чем не жалею! Слышишь, ни о чем! Значит, поделом мне! А вот за тебя и подумать страшно: как ты один-то?

— Во-первых, не один, а с тобой! — зло бросил Савелий.

— Нет, братишка, со мною все кончено, и ты это знаешь не хуже меня — обречено и совершенно спокойно Федор махнул рукой. — И все-таки я благодарен тебе! Ты пацан что радо! Все нутро мое перевернул! Понимаешь? Об одном тебя прошу: не держана людей зла! Они, если подумать, в своей основе хорошие и добрые!

— Хорошие?! Добрые?! — обозлился Савелий. — Не заметил что-то! Добрые и хорошие! — ехидно повторил он. — Лично я хочу, чтобы эти добрые и хорошие оставили меня в покое! Слышишь, и покое!.. Вернее, хотел? А сейчас сам хочу добраться до этих «добрых и хороших»… Может, ты думаешь, что я тогда испугался финки, хоть и стреляющей, твоего Тихони? Нет, дорогой Федор! — Он вдруг вскочил, подошел к невысокой молодой березке, замер на мгновение в полуметре и, резко выбросив правую руку вперед, ударил ребром ладони по ней. Словно перерубленная, осела береза на землю…

Изумленный Федор с трудом дотянулся до упавшей части и внимательно посмотрел на переломленное место.

— Могу себе представить ручоночку Тихони после твоего удара!.. Но я тебя не понимаю, зачем ты-то в побег пошел?

— Не понимаешь? — Савелий вытащил из кармана полиэтиленовый пакет и осторожно развернул его. — Вот, смотри, что они сделали с моим другом! Увидав такое изуверство, Федор поморщился.

— Кто его так?

— Кто? Такие же хорошие и добрые, как Тихоня! Суки! Этот парень шесть лет в Афганистане провоевал! Надежный был и никогда не прятался за чужие спины! А они его… — Савелий несколько раз стукнул кулаком по стволу сосны. — Мне бы только добраться до них: зубами глотки перерву!

— Помнишь, я тебе намекал, что ты должен быть осторожнее с Тихоней? Так вот, он тебя и должен был убрать… Перед побегом…

— Он? Но почему…

— Поручил мне найти тебя, а я не стал искать… А в вагоне я его уговорил отложить до свободы…

— Так он из той же группы? — задумчиво прошептал Савелий.

— Нет, он не из той группы! — уверенно возразил тот.

— Откуда ты знаешь, что я имею в виду?

— Догадался… Ты же о Воланде говоришь?

— Ты его знаешь? — удивился Савелий: воистину мир очень мал.

— Видел один раз… Года три назад мы с Тихоней Москву навестили, и после одного шухера пришлось когти рвать… Вот и сделал нам крышу этот самый Воланд… Я и не думал тогда, что пути пересекутся: он же из деловых…

— Но откуда тебе стало известно о Тихоне?

— Перед побегом рассказал, что нагрузили его тобой…

— А где он вас прятал? Помнишь?

— Прятал? Нет, прятал он нас не у себя: у фраера одного, на даче… Но я знаю, как на него выйти. — Федор стиснул скулы: снова пронзила боль. — Жаль, не смогу поучаствовать с тобой, я бы хотел прикрывать тебя с тылу!

Савелий напряженно смотрел ему в глаза, ожидая самого главного продолжения.

— Этот паук очень любит свою внучку и часто бывает у нее: это я точно знаю, от этого фраера, у которого мы жили.

— Ну? — нетерпеливо буркнул Савелий.

— Чего не знаю, того не знаю, но… каждый выходной он ее навещает… При желании вычислить можно…

— Вычислю! — зло бросил Савелий. — Ненавижу!

— А я понял, Савелий… — тихо сказал он. — Трудно тебе будет! Ох, трудно! Тобой руководит сейчас только злость и месть, а они плохие советчики! По себе знаю! Подумай, стоит ли тебе жизнь свою менять? Ведь друга-то не вернешь!..

— Оставить вое? Ну уж нет! Я хочу взглянуть ему в глаза, когда он будет испытывать то же самое, что испытывал Бардам! Я хочу, чтобы он кровью штаны обмочил вместо мочи! Оставить их в покое? Да я жить не смогу после этого, неужели ты не понимаешь?

— Я-то тебя понимаю… Понимаю и другое: ты-то помог мне ощутить мир по-другому! Значатся тебе нужен тот, кто поможет тебе… Это как цепочка доброты, которая не должна прерываться! Понимаешь, о чем я? Внутри каждого человека сокрыто доброе…

— И в Тихоне? — хмыкнул Савелий.

— И в нем! — убежденно воскликнул Федор и закашлялся. — Просто ему не повезло, что не встретил такого, как ты…

СУД

Зал судебных заседаний был совсем пустой, если не считать нескольких старушек, с любопытством поглядывающих на Савелия Говоркова, безразлично уставившегося прямо перед собой. Он сидел за барьером на скамье подсудимых, и два милиционера стояли по бокам, охраняя его.

Савелий провел по гладкостриженой голове и взглянул на прокурора. Он был, молод, годно, совсем недавно окончил институт. Несколько раз многозначительно записывал что-то себе в блокнот.

Перед судьей и заседателями стоял Алик. Он был одет в безукоризненно отутюженный костюм-тройку и совершенно спокойно отвечал на вопросы судьи.

— Значит, вы, как непосредственный начальник подсудимого Говоркова Савелия Кузьмича, характеризуете его как добросовестного а безотказного работника? Так можно сформулировать ваш ответ, свидетель Пургалин?

— Да, точно так… Там, в характеристике, все сказано! Хотелось бы только одно уточнение… Говорков работает у нас несколько дней, и более объективную характеристику дать ему невозможно.

— Хорошо, защита имеет вопросы к свидетелю?

— Да… — Татьяна Андреевна встала. — Скажите, свидетель, по каким критериям ВЦ приняли И себе на работу Говоркова?

— Он отличный водитель, прекрасно разбирается в машине и как механик, в чем можно было убедиться, когда ему было поручено переставить двигатель на машине, а кроме того, он воевал, и мне хотелось помочь парню.

— А для чего вы посылали Говоркова в Ленинград? С какой целью?

— Наше предприятие имеет партнеров по всей стране, и я не понимаю смысла вопроса! — чуть волнуясь, заявил Алик.

— А ваше предприятие, как вы выражаетесь, называя свой посреднический кооператив, имеет дело с валютой?

— Пока нет, — поспешно ответил Алик. — Однако мы ведем переговоры с зарубежными партнерами… Мае не понятен ваш интерес…

— А я тоже хочу в кооператив уйти! — с вызовом сказала она.

— У вас есть еще вопросы к свидетелю? — поморщился судья.

— Нет, пока нет…

— Вы можете быть свободным, свидетель Пургалип…

— Спасибо! — Алик уселся во втором ряду зала.

— Попрошу пригласить свидетельницу Петрову Ларису Алексеевну! — обратился судья к молоденькой девушке.