Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич

***

Терциния пережила два часа белого вакуума в одиночестве.

Но теперь она все объяснила кибертеру фрегата. Требовалось повторить цифровой код полета, то есть прокрутить его в обратном порядке, но в два раза быстрей, по крайней мере, задать этот убывающий порядок на первоначальном моменте, все остальное должно было сделать само нейроквантовое поле. Бортовик уяснил задачу, хотя его логические цепи и трещали, что называется, по швам.

— Тебе нужно учиться, — сказала Терциния. — Скоро в таких режимах будут летать все корабли. У тебя есть шанс войти в историю навечно: ты был первым, и ты мне еще понадобишься. Поэтому, будь так добр, не сойди с ума и береги себя. Ты мне должен помочь вернуться сюда. Очень тебя прошу, продублируй все данные цифрового кода. Я не смогу следить за тобой и приказывать во время этого белого безмолвия. Но я доверяю тебе свою жизнь и жизнь Дария… Если ты понял: я его люблю, он лучший из людей, потому что готов пожертвовать собой. Ты понимаешь меня, корабль?

Кибертер понимал, но далеко не все. Тем не менее, столь внушительная и уважительная речь по отношению к его техническому организму доставила ему что-то вроде чувства значимости, почти удовлетворения, и он, помолчав немного, задал неожиданный для Терцинии вопрос, от которого ее обдало холодной волной оторопи:

— Почему человек, который организовал этот эксперимент, не снабдил вас страховочными ампулами препарата?

Да, это был вопрос! А действительно, почему? Терциния стала думать…

Доктор Гильгамеш рассчитывал на определенную чистоту эксперимента. И чистота в его представлении должна была исключать повторные или даже многократные фазы использования поля. Попросту говоря, он не имел стопроцентного права доверять Терцинии и Дарию. Что, если бы страх или неведомая эйфория натолкнула их на новые и новые инъекции препарата? Да, пожалуй, только так и возможно объяснить отсутствие запасных ампул. И винить доктора Гильгамеша в таких опасениях нельзя, и все же, все же… Разве он не допускал мысли о том, что обратной дороги для них двоих вообще могло не быть?

Терциния решила, что не станет приводить кибертеру всю цепочку своих рассуждений. Она ответила просто:

— Он заботился о нас наилучшим образом, корабль. Такова логика человека, прими ее как есть, и все будет хорошо.

— Я постараюсь, — ответил бортовик. — Пообещайте мне, что когда-нибудь перенесете мою память в тело настоящего кибера. Я хочу быть похожим на человека.

— Обещаю, — согласилась Терциния, подавив удивление.

Эволюция кибернетических машин всегда представляла собой некое особенное, как бы параллельное явление. Об этой параллельности знал почти каждый человек системы, и, наверное, каждый человек мог засвидетельствовать свои наблюдения и открытия в области киберпсихологии.

Однако одного Терциния никогда не могла понять: человеческой агрессии в отношении собратьев мыслящих. Виной всему был Великий Приговор.

Удивительно, как много своей дряни люди готовы были списать на чувства паники и безысходности! Киберам эти чувства незнакомы. Так утверждают. Но кто всерьез занимался этой проблемой? Она слишком обща и, одновременно с тем, далековата от нынешних интересов цивилизации.

Инъекцию нейрозамедлителя Терциния сделала в 12 часов условного корабельного времени. В это же время кибертер потерял с ней всякую связь. Ни измерить, ни очертить, ни как-то воздействовать на возбужденное установившееся поле он также был неспособен.

Терциния решила, что переживет белый вакуум в полудреме, в пассивной медитации, и если фантазии Дария обоснованы, она постарается расслышать в себе, или в своем сознании, или в том, что образовалось на месте этого сознания, голоса ангелов времени, голоса новой реальности, или сверхреальности…

Когда успокоился ее внутренний монолог, она поняла, что испытание абсолютной тишиной и неподвижностью всего вокруг не лучшее испытание даже для не новичка.

Голоса в виде слов можно было развивать, легко строить, легко разрушать, легко удерживать, запускать в динамику. При этом непонятно откуда добавлялись элементы, которые она сама никак не проецировала. Они словно бы предлагались ей на пробу. Какая-то игра возможностей…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Еще интересней, как ей показалось, или только приоткрылось, были мысли-энергии. Похожие на тончайшую паутину, они уходили, тянулись, скручивались в узоры, растягивались или сплетались в жгуты, пульсировали, вытягивались в воронки, пронизывали все и вся, тянулись в бесконечность, от ее тела в бесконечность…

И тогда в один из моментов ей послышался голос, глубокий и густой, он звучал в пространстве этих мыслей-энергий как в акустическом зале. Но он ничего не говорил, он пел некую гармоническую октаву, повторял ее многократно с обязательным усилением звука в середине и продленной вибрацией в конце…

Ничего пугающего Терциния не почувствовала, скорей наоборот — умиротворение, доверие и торжество…

Сознание возвращалось в обратном порядке: сначала исчезли нити, узоры и жгуты, потом мелькнули какие-то цветные картинки из прошлого, наконец, в голове прозвучала мысль: «Белый вакуум живой, он населен, и в нем действительно живут ангелы. Значит, и я побывала там. Как здорово!»

Терциния открыла глаза. Цифры на контрольном дисплее шевельнулись и поплыли. В обзорных витражах рубки прямо по курсу фрегата на искрящемся алмазном плаще знакомого космоса вырастали, быстро приближаясь, две планеты — два яблока. Но одно из них волшебник так и не успел преобразить, приукрасить, поэтому и осталось оно… Гнилым, а второе — спелая зелень с красными и золотыми крапинками и сиреневым океаном. Люди Нектарной называли эту планету Пестрой Марой. Уже видно сизое ядрышко Первой Луны, которая вот-вот нырнет в тень своей небесной хозяйки.

— Бортовик, мы вернулись, — сказала Терциния. — Ты слышишь меня?

— Совершенно верно, мы в системе, — ответил кибертер.

— Никак не могу поверить, что вернулись в обреченный мир! — добавила она, сжимая кулаки. — Как ты перенес полет, можешь что-нибудь сказать о своих впечатлениях?

— Наверное, да.

— Интересно… Ты тянешь паузу, как растерянный человек. Что это было в твоей версии?

— Я видел сны.

Воспоминания о цивилизации голубой расы

Я снова с тобой, моя близящаяся душа, хоть и не вижу тебя воочию, но знаю, что ты идешь мне навстречу, и я в ожидании моем спешу с рассказами о человеческих расах и их гениях. О демиургах и зодчих, о мудрецах-магах, об их великих творениях и заблуждениях, о космических странствиях. Так собираю я лучи в спектре ради единственного света, перед которым преклоняюсь.

И сейчас я открою перед тобой тайники еще одной великой эманации космической проявленности человека — голубой расы. Мой рассказ о ней будет непростым, как и непроста она сама, нацеленная к поиску божественной избранности, самодостаточности, непогрешимости. Именно таков голубой цвет в основе.

Подобно тому, как можно сгустить эфир тепла и породить огонь, так можно сгустить эфир воздуха и породить небо и в его надмирной и возвышенной голубизне читать непрочитанные скрижали судьбы существ. Голубой цвет — цвет покрова, и поэтому небо покровительствует тем, кто желает его покрова.

Прародиной цивилизации этой расы была планета Меркава, где, овеваемые мистической славой, трудилось множество поколений расы, старательно выстраивая в опыте духовных поисков мессианскую линию посвященных.

Замечательной чертой расы было то, что она в равной степени хорошо владела и разумной аналитикой, и магической практикой, основанной на заклинаниях. Посвященные в магию слов и цифр жрецы помещали свои заклинания в особые тайники — ковчеги завета. Первоначально этих ковчегов было двенадцать, но позднее было создано еще десять. Таким образом, существовало всего двадцать два ковчега. С установлением этого числа — свершилось великое пророчество — на землю Меркавы снизошел божественный Голос.