Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов

стали другими. Раньше он всегда держал ладони на её будрах, когда она была сверху, но потом вдруг начал просто лежать, оставляя Катю развлекать себя саму. В его поцелуях больше не было страсти, в его комплиментах больше не было искренности, как бы сильно она ни пыталась просочиться в голосе. Конечно, всё можно было списать на шестилетний брак: яркая влюблённость потухла, время ослабило юношеский пыл и всё такое. Конечно, во многих семьях так и происходило. Прожив вместе пару-тройку лет, молодые пары понимали, что, оказывается, ненавидят друг друга, а потому «Привет» развод! Здравствуй, суд! А если вы ещё и такие шустрые, то добро пожаловать в мир алиментов! Ну а там, может, опять вернёмся в суд.

Да, так было во многих семьях, только-только успевших образоваться. Но не в их, нет, не в их. В их семье было что-то другое, и это «что-то» носило женское имя.

Наверное, Катя до последнего момента отказывалась верить в то, что её мужчина нашёл ей замену, причём скрывая свои поступки. Она говорила себе, что не замечает аромат ландышей в квартире, но всё равно вдыхала его – не могла не вдыхать. Уводила взгляд, когда он случайно зацеплялся за длинный тёмный волос, повисший на пальто Максима; сама Катя ни разу не красила волосы, ей нравился её природный светло-русый цвет. Но как бы она ни старалась закрывать на всё глаза, подсознание улавливало все детали и сохраняло каждую. Где-то глубоко внутри Катя знала, что Максим изменяет ей, но поняла это только этим утром, когда пришлось залезть в карман его куртки.

Туфли. Причиной всему стали туфли. Фотографии, на которых они были представлены, завораживали. Высокий (но наверняка неудобный) каблук. Блестящая лаковая поверхность. Та грациозность, которую фотографу удалось запечатлеть на каждом снимке… Катя приходила в возбуждение, когда представляла себя в этих туфлях, так отлично сочетающихся с её новым алым платьем. Красная герцогиня… Что-то в этом было.

Максим в это время принимал душ, скорее всего, уже побрившись. Шесть лет в браке, и ты уже начинаешь угадывать действия своего партнёра, его мысли и, кажется, в любой момент можешь сказать, чем занимается твой любимый. Катя не стала его отвлекать (хотя могла без зазрения совести присоединиться к душу, совсем ненадолго задержав мужа на работу), но решила молча взять карточку, раз она у них общая, а сказать об этом после того, как дверь ванной откроется.

Но что-то – то ли женская интуиция, то ли женское любопытство – заставило её достать из кармана телефон – посмотреть время, ничего больше. Но потом пальцы сами ввели пароль (Максим ей никогда не раскрывал его, она сама много раз видела, как он снимает блокировку).

Дальше воспоминания приносили боль… Катя не хотела углубляться в них. Эти сообщения… эта переписка… Юля называла его милым. Юля, с которой они со школы водились в лучших подругах. Сколько литров алкоголя они выпили, когда жили в общаге? Сколько парней обсуждали меж собой, когда до закрытия сессии оставалась пара ночей? Сколько раз они подкалывали друг друга, по-дружески улыбаясь и смеясь во весь голос?!

Сколько бы то ни было, всё свелось к одному – Максим трахал Юлю, лучшую подругу Кати.

Бывшую лучшую подругу, поправила она себя и открыла глаза. За то время, что она пробыла в воспоминаниях, небо чуть потемнело, редкие звёзды выглянули сквозь завесу облаков. Они будто хотели раздавить землю, и, если честно, Катя не была против. Лишь бы с Мишей всё было хорошо, а на остальное насрать.

На весь грёбанный мир.

Катя открыла окно и почувствовала, как приятный прохладный ветерок защекотал кожу, с нежностью обнял тело. Она взяла в свободную руку зажигалку, другой поднесла к губам сигарету и уже приготовилась чиркнуть по колесу, но вдруг резко замерла, уставившись на играющих во дворе детей, рядом с которыми бегали молодые мамы.

Мамы…

Сама она стала мамой почти три года назад, в 2016-ом. Бросила курить сразу же, как узнала, что в её животике зарождается новая жизнь. Это далось с трудом – с огромным, мать его, трудом! – но она смогла избавиться от этой привычки. Все говорили, что становиться матерью в двадцать восемь поздновато, но для каждого из этих советчиков у Кати находилась фраза, затыкающая всех и вся. Уж у кого, а у неё был самый острый язык во всей галактике.

Да, она бросила курить и с тех пор никогда не вспоминала о табаке, даже не подумывала о нём; в её жизнь ворвался спорт, с первой тренировки влюбивший в себя душу и тело. Даже алкоголь, с которым у Кати были небольшие проблемы в подростковом возрасте, теперь не занимал ни первое, ни второе, ни десятое место в её приоритетах. Жизнь налаживалась, полезные привычки лишь украшали её.

Но сегодня ей вновь захотелось курить. Так, как никогда. Жажда к сигарете взвыла в Кате ещё днём на работе, когда всё из рук падало, а в голове из стороны в сторону метались мысли. Она могла остаться дома, отослать проекты по почте, но этим утром просто необходимо было выбраться из дома, из их общей квартиры, ставшей свидетельницей стольких счастливых моментов! Как там писал Стивен Кинг в «Чужаке»? Курящие никогда не бросают, они лишь делают перерывы? Что-то вроде этого. Что ж, в таком случае перерыв Кати подошёл к концу. Настало время перекура.

Она вставила сигарету меж губ и чиркнула колёсиком зажигалки. Поднесла вспыхнувший огонёк ко рту и тут же втянула в себя всё, что так яростно просил организм, раскуривая сигарету. Когда она начала тлеть, Катя разжала пальцы, позволив зажигалке с шумом упасть на пол.

Ни о чём не хотелось думать. Вообще ни о чём: ни о измене, ни о курении, ни о тёмном небе, ни о прохладе вечернего ветра. И если мозг временами покрывал туман (как тот, который сейчас выходит у меня изо рта), то чувства он затмить не мог. Самый большой след оставило удивление. До сих пор, по после всего дня, этих долгих часов, что растягивались в вечность, Катя не могла поверить – не могла принять, – что Максим предал её. Максим, который был для неё идеалом мужчины долгие годы. Максим, которого она каждое утро целовала в уголок губ и желала хорошего дня, в то время как он, может, вспоминал обнажённую Юлю. Не мог человек, который подарил ей столько счастья, предать. Не мог отец Мишы обмануть его мать, не мог! Он же любит…по-настоящему. Они же клялись друг другу, поэтому он не мог!

Но Максим изменил. Как бы больно ни было, прими это, Кать.