Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта - Борис Николаевич Александровский

спектакль «русского сезона», подкатили три или четыре полицейских грузовика. За кулисами во время антракта началась проверка документов. Полтора или два десятка хористов и хористок, не имевших права на труд, в костюмах бояр и путивльских девушек из «Князя Игоря» были посажены в машины и отправлены в префектуру, где им было предъявлено обвинение в нарушении законодательства о труде, то есть в платной работе в театральном предприятии. Тщетно дирекция «русского сезона» доказывала, что работа эта – временная; что никакой конкуренции для французских безработных хористов она не представляет, так как последние не знают русского языка и, следовательно, не могут быть использованы в русской опере; что арест чуть ли не половины хора грозит сорвать не только данный спектакль, но и весь «сезон».

Напрасно!

Дирекция заплатила штраф за прием на платную работу иностранцев с зелеными удостоверениями, а их обладатели предстали перед парижским исправительным судом, на фронтоне здания которого высечены все те же великие слова: «Свобода, равенство, братство».

Одной из самых тяжелых сторон жизни попавших во Францию иностранцев – служащих и рабочих, имевших службу и работу или потерявших ее, – была постоянная угроза высылки по любому поводу или безо всякого повода.

Законы Франции предоставляют право каждому префекту департамента высылать из Франции любого иностранца, проживающего в данном департаменте, коль скоро он, префект, сочтет его «нежелательным иностранцем» (etranger indesirable). Объяснять заинтересованному лицу, в чем эта нежелательность заключается, он не обязан. Практически высылка осуществляется так: иностранца вызывают в префектуру полиции, отбирают у него carte d’identite (удостоверение личности с фотографией, оттиском пальцев и отметкой о прописке) и вручают ему avis (извещение) с предписанием покинуть Францию в восьмидневный срок.

Для громадного большинства осевших во Франции иностранцев – служащих, рабочих, батраков и безработных – все дороги для переезда в другие страны закрыты, о чем мне уже приходилось упоминать. Волей или неволей такой высылаемый иностранец переходит, начиная с девятого дня, на нелегальное положение. Документов у него нет, права прописки и права работы – тоже. Полицейские агенты рыщут за ним по пятам. Он превращается в затравленного зверя, ночует каждую ночь в новом месте у кого-либо из своих друзей и знакомых. Но долго длиться такое положение не может. Не позже как через несколько недель после вручения ему avis о высылке он попадает в руки агентов полиции. Теперь он уже не просто «нежелательный иностранец», а преступник. Таковы законы Французской Республики. Его судят как правонарушителя, не выполнившего приказа о высылке. Тщетно он пытается доказать судьям, что все пути для переезда в другие страны для него закрыты, а если он эмигрант итальянский, испанский, русский или какой другой, то у него, кроме того, нет даже и обычного паспорта, на котором какое-нибудь консульство могло бы, хотя бы теоретически рассуждая, поставить визу.

Все это хорошо известно судьям. Но они его не слушают.

Приговор – тюрьма. Для начала – короткий срок. По отбытии тюремного заключения этот не совершивший никакого преступления, но утерявший элементарные гражданские права гражданин вновь попадает в руки полиции.

Положение – прежнее: документов, работы и права прописки нет. Avis о высылке сохраняет свою силу. Снова арест, снова суд. Теперь он уже «рецидивист». Приговор – снова тюрьма, но уже на более длительный срок.

По вторичном выходе из тюрьмы все начинается сызнова. Среди «нежелательных иностранцев» было и несколько сот русских парижан. Один из них, как это было установлено одним из депутатов французского парламента, побывал в тюрьме на протяжении полутора десятков лет свыше двадцати раз и обошелся французской казне, как подсчитал тот же депутат, без малого в 30 тысяч франков.

Полиция была вынуждена изменить тактику. Арестованного «нежелательного иностранца» доставляли теперь в полицейском автокаре на ближайшую границу (для Парижа и его окрестностей – бельгийскую, для других мест – испанскую, итальянскую, швейцарскую или германскую) и заставляли его идти в указанном полицейскими агентами направлении, предупредив, что в случае возвращения его ожидает долгосрочная тюрьма.

Через полчаса или час после этого его арестовывала на своей территории уже бельгийская или испанская полиция и после нескольких дней следствия препровождала на ту же границу, но в обратном направлении с теми же самыми предупреждениями.

Теперь он для Франции – нелегально проникший на ее территорию нарушитель границы. Новый арест, новая высылка. Снова перебрасывание через границу. Снова после этого – швыряние в обратном направлении. Человек с его так называемой в странах капитализма «индивидуальной свободой» превращается в футбольный мяч.

Буржуазная общественность, кричащая на весь мир о ценности так называемой «индивидуальной свободы» для каждой личности в странах «свободного Запада», не считает нужным утруждать свой «благородный» мозг размышлениями о судьбе этих рабов капитала, тем паче принадлежащих к категории «метеков»[13].

Небезынтересно отметить, что в любом списке высылавшихся из страны «нежелательных иностранцев» никогда нельзя было встретить ни одного имени, носитель которого принадлежал бы к масонской организации или был бы связан с миром капитала. Эта категория иностранцев имеет прочный «иммунитет» в лице «досточтимых» – руководителей своих масонских лож – или в лице влиятельных капиталистов. Полиция, администрация и суд – покорные исполнители воли и тех и других.

Многим русским парижанам памятен трагический случай с одним инженером-эмигрантом, имевшим несчастье попасть в колесо бюрократической полицейской машины и очутиться в списке «нежелательных иностранцев».

Дело началось с того, что инженер перешел улицу в неположенном месте и был остановлен постовым ажаном, сделавшим ему надлежащее внушение. В большом смущении инженер, не владевший французской речью, начал изъясняться на «смеси французского с нижегородским» и, на свое горе, произнес по-русски такую фразу:

– Этот ваш закон мне не был известен.

Ажан, конечно, ничего не понял. Из всей фразы его ухо уловило только одно слово – «ваш».

Этого было достаточно, чтобы закрутилось колесо полицейского бюрократизма. Дело в том, что русское слово «ваш» означает на французском языке «корова». Этим словом во Франции дразнят полицейских, и оно считается среди последних высшим оскорблением. Возникло дело об оскорблении иностранцем французского полицейского агента при исполнении служебных обязанностей. Приговор – высылка. Дальше колесо закрутилось так, как это было только что описано. Не помогли никакие разъяснения и доводы инженера, что в основе всего «дела» лежит роковое трагикомическое недоразумение с неправильно понятой ажаном русской фразой и с этим сакраментальным словом «ваш».

«Поганых иностранцев» во Франции не слушают. Инженера постигла участь футбольного мяча. Не выдержав повторных перебросок через границу и связанных с ними душевных и физических мытарств, инженер покончил жизнь самоубийством.

В 1938 году, когда международная атмосфера была насыщена электричеством и