Буйный Терек. Книга 1 - Хаджи-Мурат Мугуев

— А «женатые» роты?

— В третью очередь. Охрану в пути будут нести сами солдаты.

— Та-ак, — раздумчиво протянул Чагин, — да, опустеет наша крепость. Видно, и самому придется уходить куда-нибудь за линию.

Никто ничего не ответил на эту фразу, но было видно, что и Юрасовскому, и другим офицерам та же мысль пришла в голову.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Тифлис, тридцать лет назад разоренный, разграбленный и почти сожженный персидскими полчищами Ага Магомед-шаха, быстро вставал из руин. На месте узких азиатских уличек пролегли широкие, проведенные по плану улицы, на которых уже поднялись трех- и даже четырехэтажные каменные и кирпичные здания. Штаб главнокомандующего, казенные учреждения, офицерские дома, казармы, школы, церкви, магазины придавали центру города европейский вид, а густая зелень садов и виноградников ласкала взор, сообщала этому своеобразному городу весьма живописный вид.

Но стоило чуть отойти в сторону от центра, как картина менялась. Длинные двухэтажные дома с навесами и широкими нависшими над улицей балконами, створчатыми персидскими оконцами и узкими входами преобладали здесь.

По улицам тащились ослы с седоками и грузом, караваны верблюдов, одноколки и продавцы самой различной снеди с огромными круглыми табахи (подносами) на головах. Вопли, выкрики, шум, смех, песни, ругань, ожесточенная торговля из-за одного шаура (пятака), мычание буйволов, рев ослов, звон бубенцов, подвешенных на шеи верблюдов, — все это говорило о близости майдана (базара). Здесь бродили и русские поселенцы, и грузины, жители города, и солдаты, и армяне, и персы, и евреи. Разноголосый, многоязычный гул стоял над базаром, а дымный чад от жарившихся тут же на мангалах (жаровнях) кябабов, хурушей, рыбы и шашлыков стлался в воздухе. Над раскаленными угольями дымились шампуры с кусками баранины и нанизанными помидорами и баклажанами. Рядом торговали обносками одежды и новыми чохами[79], бешметами, чувяками, тут же сидели нищие, выкрикивавшие молитвы.

Поодаль стучали молотами кузнецы, горланили торговцы, шныряли мальчишки. По запруженной народом уличке базара важно ехал на коне разряженный перс — торговец с красной, выкрашенной хной бородой; проезжал конный казак или, пробиваясь сквозь толпу, со смехом и возгласами проходили русские дамы, сопровождаемые офицерами. Время от времени на богато убранных конях, в окружении двух-трех телохранителей, с гордой осанкой, шагом проезжал какой-нибудь грузинский князь.

Недалеко от штаба, ближе к Сололаки, высилось большое здание караван-сарая, тоже торгового центра города, но тут уже и покупатели, и торговцы были другого сорта. Это были люди гораздо более зажиточные и солидные, чем те, которые заполняли майдан. Тут встречались и почтенные грузинские матроны с дочерьми и слугами, и русские чиновники с женами, и внимательно разглядывающие товары полковые дамы. Русская речь перемешивалась с грузинской, армянской и даже с французской.

Тифлис, уже забывший об ужасах и погроме Ага Магомед-шаха, жил весело и беззаботно за штыками русских солдат.

Недалеко от Сионского собора, на повороте узенькой улички, носившей пышное название «Серебряная улица», стоял длинный двухэтажный кирпично-деревянный дом князя Вано Орбелиани, генерал-лейтенанта русской службы, сослуживца и старого приятеля Ермолова еще по кампании 1812—1813 годов.

Здесь и остановился генерал по своем приезде в Тифлис, думая переехать в казенное здание, именовавшееся «дворцом», через день или два. Сделал он это для того, чтобы выяснить, что говорят в городе о недалеком уже приезде Паскевича. Он хотел узнать, какие новости, местные и петербургские, дошли до тифлисского общества и какие толки и слухи вызвала среди местных чиновников недели три назад выехавшая из Тифлиса через Тавриз в Тегеран миссия князя Меншикова.

Преданные люди уже сообщили Ермолову о том, как возликовала часть русской администрации, услышав о недовольстве царя и о скором приезде Паскевича. Ермолов был не так прост, каким хотел казаться. Некоторая его грубоватость и откровенность в разговоре была не более как манерой, за которой скрывался очень умный и, когда это было необходимо, тонкий и дальновидный политик, мстительный и злой в своем остроумии человек.

И сейчас, когда решалось: быть ли ему еще год-два «проконсулом Кавказа», хозяином армии и края, он хотел знать, кто остался ему другом и кто уже переметнулся в стан врагов.

Мысль о войне с Персией ни на минуту не оставляла главнокомандующего. Он знал, что, начнись не сегодня-завтра персидская кампания, царь, так жаждавший убрать с Кавказа ненавистного ему Ермолова, не решится в такой сложный момент отозвать его, опытного, лучше всех знавшего местные условия генерала.

О приезде Ермолова еще не знали в городе и ожидали его со дня на день. Долгий путь через горы утомил генерала, и хоть он и не показывал этого, но и князь Вано, и княгиня Анастасия, старые друзья Ермолова, заметили. По суворовскому обычаю, которому он весьма охотно следовал, генерал дважды окатил себя свежей, только что принесенной с Куры водой. Скинув не очень свободный китель, он облачился в мягкий, спокойный бешмет с накладными газырями и генеральскими эполетами на плечах. Узкий ремень с простым дагестанским кинжалом облегал его талию. Синие казацкие шаровары на очкуре и мягкие ноговицы довершали костюм главнокомандующего.

— Спать надо, Алексей Петрович, отдохнуть после дороги, — сказал Орбелиани, после того как Ермолов, закусив и опрокинув две добрые «чепурки» тонкого цинандальского вина, усевшись с ногами на тахту, закурил свою трубку — чубучок, как называл ее сам.

— Соснем ввечеру, князь Вано, а пока поговорить надо… Дела не ждут, чай сам знаешь, откуда беда надвигается.

Орбелиани только молча кивнул. Оба генерала, связанные старой, испытанной дружбой, проведшие вместе десяток боевых лет, хорошо знали и уважали друг друга.

— Как дочка, как Арчил? Я слышал, будто его в поручики пожаловали? — пуская колечки дыма, спросил Ермолов.

— Маро здорова, растет, скоро на балы выезжать будет, а насчет Арчила — не слышал, — осторожно ответил Орбелиани.

— Как же, произведен! С монаршей милостью тебя, князь Вано… Со мной и приказ прибыл.

Орбелиани молча поклонился и крепко пожал руку Ермолову.

— Больно быстро идет вверх, так, гляди, через пять лет он и нас с вами, Алексей Петрович, обгонит, — не скрывая отцовской радости, сказал Орбелиани.

— Этого не боюсь, князь Вано, и наипаче потому, что не через пять лет, а, думаю, через год меня тут не будет.

Орбелиани тревожно и ожидающе поднял брови.

— Паскевич сюда едет… в помощники Ермолову, — саркастически улыбаясь, проговорил Ермолов. — Здесь об этом говорят?

— Говорят, Алексей Петрович, да правда ли это? — взволнованно спросил Орбелиани, и по его красивому, мужественному лицу прошла тень.

— Верно, князь, куда уж вернее. Письма имею об этом, ну да уж бог с ним, займемся делами. Пока что еще я здесь «проконсул Кавказа» и я отвечаю перед богом и Россией за ее будущее на Кавказе…

Княгиня Анастасия уже дважды посылала на мужскую половину дома своего племянника, пятнадцатилетнего юнкера милиции князя Амилахвари, но молодой человек оба раза возвращался к княгине.

— Разговаривают… Генерал что-то пишет, спрашивает дядю, потом оба весело смеются и опять о чем-то говорят…

Дверь открылась, и сквозь отброшенную в сторону занавеску пополз синий табачный дым, показалась голова хозяина и за ним крупная фигура генерала.

— Не сердись, хозяюшка-княгиня, что уморил муженька разговорами да расспросами… Любопытен я очень, ровно старая дева, — смеясь, сказал Ермолов, идя навстречу княгине Анастасии.

— Что там за шум? — поднимая голову и вслушиваясь в какой-то неясный гул, спросил Ермолов, подходя к окну.

— Что за народ! С утра их гонят прочь от дома, все равно не уходят! — покачивая головой, улыбнулся юнкер.

— Кого гонят? — вопросительно посмотрел на Орбелиани Ермолов…

— Народ… Купцы, ремесленники, подрядчики… армяне, грузины, есть и татары, но больше армян, — махнув рукой, сказал Орбелиани.

— Чего им надобно? Ба, да там и духовенство… вот тебе и инкогнито, — засмеялся Ермолов. — Я чаял, любезный друг, что, окромя Вельяминова да тебя, никто о моем приезде и не ведает, а оказывается, весь Тифлис тут… Ну-с, чего они собрались?

— Жаловаться пришли, Алексей Петрович… Все на тех же разбойников, Ваньку-Каина и Чекалова… Нет от этих негодяев житья людям, — уже серьезно сказал Орбелиани. — Давеча говорил я вам о том, какими поборами и взятками обложили они купцов, а сейчас, сами видите, весь караван-сарай да Сололаки собрались у дома.