Я знаю, кто убил Лору Палмер - София Баюн

Лена положила пятирублевую монетку. Инна — десятирублевую, с золотистым ободком.

— У меня только купюры, — сообщил Володя. — Не пойдет?

— Надо монету.

Он молча подошел и показал ей золотистую монетку. Тройка на реверсе, серп и молот на аверсе. И не стало ни желтого света, ни голоса Самойлова, ни запаха мандариновой кожуры.

— Откуда?..

— Ты мне дала, помнишь? Сказала — год моего рождения, удачу принесет. Вот, хранил. Раз нужна — возвращаю.

— Нет, убери, — Яна попыталась закрыть глаза, но почему-то монета никуда не делась. — Убери… Лен, подари Володе копеечку.

Она накинула пальто и вышла, зажав монеты в кулаке.

Почему-то Яна была уверена, что на улице будет много людей. Кто-то должен был возвращаться из магазина, кто-то заводить машину, пить коньяк у наряженной на детской площадке елки. Но во дворе не было никого. Только окна горели желтым — сотни желтых телеэкранов, карабкающихся в низкое черное небо — и еще падал снег. Летит снежинка в черной пустоте, бесшумно ложится на воротник, и это — смерть.

Яна сунула руки глубже в карманы и быстрым шагом пошла к дороге, надеясь, что там-то люди будут. Остановилась под синим светом вывески придомового магазина, прижала к губам каждую монетку, пробормотала заговор.

Мужчина вышел из магазина до того, как она успела опустить руку. Он зачем-то оказался похожим на ее отца — залысинами, близоруко прищуренными глазами. Даже шарф у него был такой же. Вот так ей везет.

— С наступающим вас! — широко улыбнулась Яна. — Возьмите монетку.

— Зачем? — пробормотал он, пытаясь ее обойти.

— На удачу! — Она вильнула в сторону, преграждая ему путь — Возьмите, год хороший будет.

Он не глядя забрал у нее монету, и тогда Яна отошла и поспешила выйти к дороге. Главное, чтобы монету не успели вернуть.

Женщина явно стояла здесь давно — она поднимала руку с выставленным большим пальцем резким движением, будто замахивалась на проезжающую мимо машину.

— Не везет, — улыбнулась Яна. — А вы возьмите монетку — сразу остановится.

— Девушка, идите отсюда, — поморщилась она. — Ну что вам дома не сидится?

— Дома монетки, — рассеянно пробормотала Яна. — Пока не раздам — обратно не пустят. Слушайте, ну что вам стоит? Возьмите, если машина сразу не остановится — под колеса бросите.

Женщина выхватила монету и снова подняла руку. Яна, уходя дальше, к остановке, услышала визг сорванного ремня и замедляющийся шорох шин.

Она раздала монеты быстро, но последнюю, ее собственную, никто не хотел брать. Даже ту, что она назначила про себя монетой Яра, забрали, а ее никак не хотели. Отталкивали, посылали. Только ребенку — девочке в ярко-желтой куртке — она не стала предлагать, нарушая обряд. Наконец ей надоело, и она просто бросила монету в приоткрытый колодец.

Никто не хотел забирать ее грядущие несчастья и совершенные ею грехи. Наверное, это была слишком тяжелая монета.

…

Праздник Яна запомнила плохо. По дороге домой она смогла себя уговорить, что обряд сработал, и что ей уже гораздо легче, а дальше будет только лучше. В честь этого она оставила дверь открытой, переоделась в свое лучшее платье, состоящее из кружевного корсажа, мятого кринолина и обрывков серого фатина, и начала пить.

Помнила, что ей было хорошо, и всем было хорошо. Приходили соседи — Володя что-то нудно им объяснял, Яна орала «Да вы знаете, кто мой отец?!», а Лена что-то успокаивающе мурлыкала и пыталась всучить разъяренному мужику кусок холодца. Инна, сидевшая у магнитолы, делала музыку все громче, а потом они просто заперли дверь.

Помнила, что лежала на полу, Алиса стояла над ней на табуретке и лила ледяное шампанское ей в открытый рот, но попадала на лицо.

Помнила, как они с Лемом очень долго и очень осторожно снимали со стола тарелки, благоговейно перешептываясь, потому что Яна сказала, что они возникли из портала у нее в серванте. Лем был совсем пьяный, у него косил левый глаз, и, кажется, он был готов поверить в любую ересь. Как только они поставили последнюю тарелку на ковер, Яна попыталась изобразить ей земной поклон, упала, ударилась головой, долго смеялась, а потом они с Лемом залезли на стол под протестующий окрик Володи, и, обнявшись плясали под You Spin Me Right Round, почему-то Мэнсона, и Володя пытался их снять, но не успел, потому что они упали вместе со столом. Яна лежала на полу, раскинув руки и орала в потолок «watch out, here I come», дурея от восторга, Лем смеялся, закрыв лицо руками, а Лена очень серьезно обещала Володе, что сейчас всех успокоит. Включила Prodigy и выкрутила энкодер.

Еще Яна помнила, как била по струнам, вообще не понимая, зачем это делает, и выла, что все пташки-канарейки так жалобно поют, а потом она моргнула и обнаружила, что она уже не воет, а орет на гриф что лучше обвенчаться и друг друга любить. И остальные тоже орут, а соседи в такт стучат по батарее.

Потом Алиса отобрала у нее гитару, и у Яны мелькнула надежда, что у нее есть слова, чтобы успокоить эту музыкально-экзистенциальную пьяную истерику. Но Алиса явно была ей не подруга и вообще плохой человек, потому что завела «Я пытался уйти от любви», и к комнате с белым потолком Яна уже рыдала в свитер Володи, а Володя обнимал ее сильной, горячей рукой, второй рукой вытирал лицо и все они ломали стекло, как шоколад и очень, очень хотели! Быть!

С тобой.

Помнила, как Алиса стояла у стены.

— Их тела на той стороне реки, а тени бродят здесь. А наши тела здесь, а тени — та-а-ам, — она ткнула пальцем в потолок. — На том берегу. И нам надо просто нырнуть в свою тень, как рыба ныряет в воду…

Она шлепнула по стене огромным копченым карпом, которого сама же и притащила. Прижала к обоям и медленно повела вдоль цветочной вязи узора.

— Дура, рыба! Обои! — взвизгнула Яна.

— А тут птичка в цветах сидит, — хихикнула Алиса. — Буль-буль, карасик…

— Лена, принеси ведро, тряпку и монтировку, — нежно попросила Яна, не отрывая взгляда от плывущего по ее