Правила боя - Борис Седов

– Дыбом, – поправил я его. – А человека похитили вы!

– Теперь это уже не важно, – сказал Шахов. – Мне до пенсии пять лет осталось, а тут – такое… В общем, так, через два часа, уже через час сорок пять, здесь будут представители власти, очень высокие представители, – Шахов вздохнул. – К этому времени вас здесь быть не должно, улетайте в замок и ждите меня там.

– Bay! – сказал я. – Вы прилетите туда со сворой шерифов и этих, как его там, коронеров, и нам придется доживать свой век в Синг-Синге или Алькатрасе!

– Вы говорите глупости, Алексей, и теряете понапрасну время. Сейчас из Эллингтона прилетит вертолет и доставит вас в замок. На «Дефендере» полетит мистер Рингкуотер, а второй вертолет оставьте для меня.

– Вы управляете вертолетом? – удивился я.

– Да, – коротко ответил Шахов, – у меня точно такой же вертолет. Сейчас он на ранчо, в Техасе, если дети его еще не разбили…

– Интересно, вы как-то так сказали, что складывается впечатление, будто у вас не одно ранчо, а несколько.

– Нет, ранчо одно. Правда, есть еще несколько земельных участков в разных штатах…

– В том числе, на Гавайях?

– И на Гавайях тоже, – скромно потупился Василий Петрович Шахов.

На его счастье, в это время загудел, приближаясь, десантно-транспортный вертолет с надписью US Navy на пятнистом борту. Он завис над сухогрузом, выкинул веревочную лестницу, и мы по одному поднялись на борт. Последним шел я, сказав на прощание Шахову:

– Прилегайте скорей, Василий Петрович, мне очень интересно узнать кой-какие подробности о вашей недвижимости, особенно городской.

Слова о городской недвижимости вызвали на здоровом лице Шахова бледные некрасивые пятна.

– Отчего бы это? – подумал я, поднимаясь по шаткой веревочной лестнице на борт вертолета, где уже ждали меня мои боевые друзья…

* * *

Замок Бульворк-кастл встретил нас блатными песнями, исполняемыми под найденное в негритянских вещах банджо и радостными выстрелами в воздух из всех доступных братве стволов. Вертолетчик, матерый, похожий на постаревшего Тайсона, негр, с коротко стриженной головой и седыми волосками в черной шевелюре, сделал несколько кругов над замком, не решаясь сесть на двор, где гуляла братва.

Я положил ему руку на плечо и ободряюще покачал головой. Негр посмотрел на меня, потом на остальных бойцов, которые тоже радостно улыбались и кивали головами, и принял решение садиться. Хотя решение это далось ему нелегко.

Когда вертолет начал снижаться, стрельба прекратилась, братва освободила место для посадки и наставила на нас стволы. У самой земли я приоткрыл дверцу и крикнул:

– Эгей, Паша, Седой, это мы!

Братва ответила энергичным залпом в воздух и радостными криками.

Однако действительность оказалась не такой уж радостной, погибло четверо мужиков, и среди них Володя Седой, к которому я уже успел привыкнуть, еще двое было ранено, и непонятно куда пропал компьютерщик Костя.

Паша, который рассказывал мне все это, был уже изрядно пьян, поэтому рассказ был путаным, он часто повторял – Седого, бля, жалко! – вытирал пьяные слезы и предлагал выпить. Трупы братвы были аккуратно сложены на замковом дворе и покрыты какой-то старинной расшитой тряпкой. Трупы арабов валялись там, где их застала смерть, большинство где-то внутри здания. Слуг-негров оказалось не четверо, а пятеро, и они сидели в тенечке у стены, аккуратно связанные веревками. Я подошел к ним, чтобы, подобно Аврааму Линкольну, дать им волю, и вдруг один из связанных негров заговорил человеческим голосом, то есть по-русски:

– Кастет, бля, ты чего, не узнаешь что ли?

Я присмотрелся. Трудно узнать негра, особенно если он сидит в тени и ты его до этого всего-то пару раз видел ночью на плохо освещенной улице.

– Вашингтон, что ли? – на всякий случай спросил я.

– Не, бля, Франклин Делано Рузвельт! Развязывай давай, руки-ноги затекли и пить хочется, сил нет! Мы, русские негры, не привыкли к такому к себе отношению!

Я распутал тезку однодолларовой банкноты и помог ему подняться.

– Как ты тут очутился-то?

– Ха, негр негру всегда друг, товарищ и брат! Черномазые всех стран соединяйтесь! Пришел к воротам, почесал языком, и вот – я здесь, а вы там. Все думал, как вам ворота открыть, да вы и без меня справились.

– Слушай, Вашингтон, знаешь что, сними-ка ты рубаху…

– Ты чего, Кастет?

– Снимай, снимай, не простудишься…

Он послушно стянул рубаху.

– А теперь руки подними.

– Под мышками хочешь понюхать? Ну, давай… – питерский негр явно обозлился, но руки поднял.

Татуировок на теле у него не было.

На место улетевшего транспортника приземлился вертолетик маркиза, его тоже встретили салютом и объятиями. Потом все – братва, бойцы убиенного мною Сажина, морпехи Баркова и «спецы» Николаева – дружно спустились в винный погреб восемнадцатого маркиза Брокберри и напились так, как в Америке и пить-то, наверное, не умеют, кроме, конечно, российских эмигрантов, живущих в районе Брайтон-Бич города Нью-Йорка…

* * *

Выйдя из особняка, генерал армии Кожевников с удовольствием вдохнул смрадный воздух московской улицы.

Все, что творилось там, за старинными резными дверьми, казалось нереальным, как участие в грандиозной компьютерной игре со множеством вымышленных персонажей – злодеев и героев, красавиц и чудовищ, добрых и злых магов…

И вот он внезапно очутился в реальном мире, мире, изо всех сил стремящемся заявить о своей реальности. Где-то горит помойка, принося в воздух не только запах пожарища, но и струйки черного дыма, мешающегося с сизыми выхлопами проезжающих машин. Мимо прошла девушка, оставляя за собой шлейф ароматов из запаха горячего летнего пота, дешевого дезодоранта и капельки французских духов…

Если бы не еще одно важное дело, генерал бросил бы здесь свою «ауди» и пешком прогулялся до дома, где в пустой огромной квартире на Кутузовском проспекте, ждет его только обжора-кот с наглыми и хитрыми глазами, да и ждет-то он не его, человека по фамилии Кожевников, а очередной порции вареной рыбы с овощами или куска оставшейся от завтрака колбасы.

Но – дело есть дело, тем более неприятное дело, которое надо завершить как можно скорее… Генерал дошел уже до угла, где тихий закрытый переулок вливался в полнокровную магистраль, посмотрел на людей, машины, дома и повернул обратно. Черная «ауди» нагрелась на солнце, сиденье обжигало сквозь тонкую ткань одежды, генерал недовольно пошевелил плечами, поправляя ремень безопасности, и завел двигатель. Застоявшийся механический конь ласково заурчал и охотно откликнулся на легкое касание педали…

Здание Генерального Штаба было по-воскресному пусто, где-то там внутри работали люди, которые работали всегда, днем и ночью, в выходные и праздники, менялись их имена и звания, лица и возраст, но люди в закрытых, изолированных от внешнего мира кабинетах оставались теми же самыми винтиками военного аппарата и сейчас – единственно надежными винтиками. Именно к ним стекалась информация со всего мира, и не только того мира, который греки называли ойкуменой – населенной землей, но и из космоса, далекого и близкого, из Арктики и Антарктиды, с подводных лодок, стерегущих свои и чужие границы, отовсюду, где хотя бы однажды смог побывать человек и оставить там главную примету своего пребывания – электронный маячок, неутомимо посылающий сигналы в здание Генерального Штаба Российской Федерации…

Генерал армии Кожевников показал стоящему в проходной лейтенанту пропуск, позволявший проходить «всегда и везде», кивнул в ответ на его уставное приветствие и быстро поднялся в свой кабинет на третьем этаже огромного «сталинского» здания в центре Москвы. Хотя в кабинет генерала Кожевникова вела единственная дверь с казенным номером на табличке и без обозначения имени и должности владельца, за этой дверью скрывалось огромное пространство, состоявшее из приемной, кабинета, зала заседаний, комнаты отдыха с душевой и гардеробом и самой дальней комнаты, предназначенной для связи с внешним миром и совсем секретных совещаний в узком кругу. Эта комната была оборудована хитроумными устройствами, ограждающими тайные беседы от внешней и внутренней «прослушки», и аппаратом, позволяющим связаться с любой точкой земного шара, послав компактный закодированный сигнал, который расшифровывался на другом конце «провода», превращаясь в обычную человеческую речь.

Кожевников тщательно запер за собой дверь, включил неяркий направленный свет над столом и достал из выдвижного ящика пачку сигарет. Он пытался бросить курить и не носил сигарет с собой, но оставлял их везде, где приходилось ему работать. Тщательно покурив, словно выполнив неприятную, но важную обязанность, он взялся за трубку аппарата и набрал длинный, состоявший из множества цифр, номер телефона человека, живущего в далекой стране.