Произведения - Любовь Скорик

— Да, братцы, за всё человек должен платить, ничего даром не даётся, — подвёл итог Вадим.

— Хватит, в конце концов, про долги! — не выдержав, сорвался Витёк. — Достаточно того, что вчера это было главной темой, как говорят газетчики, — сверкнул он глазами в мою сторону, — "красной нитью".

— А вас это, конечно, не устраивает? — встряла Милочка.

— Вы угадали, мадам, не устраивает. Видите ли, я с детства одалживаться не люблю. А вчера неожиданно узнал, что весь с ног до головы в долгах. Должен за то, что сидеть правильно научили, "а" от "б" отличать, опять же физику с химией не путать, а Бабеля — с Бебелем. Я — вечный должник!

— Ах, боже мой, сильная личность во гневе за то, что-таки выжали из неё миллиграмм человеческих чувств. Холодный мрамор на мгновение потеплел и теперь простить себе этого не может!

Милочкины слова били гораздо глубже, чем могло показаться на первый взгляд. В начале десятого наша классная красавица, отвергнув всех своих поклонников, отдала предпочтение ему, Витьку. И он разомлел от счастья. Но любовь оказалась делом хлопотным, отнимала много времени. В дневнике у Витька место привычных пузатеньких пятёрок заняли угловатые четвёрки. Такая, казалось, реально маячившая впереди золотая медаль стала тускнеть. Вмешалась энергичная мамаша Витька, и на только что вспыхнувшей любви был поставлен крест. Медаль благополучно заняла своё почётное место в семейной коллекции. А у Милочки вконец испортился характер. Видать, не исправился он и с годами.

— Ты что, не согласен, что учителя у нас замечательные? — ринулся в спор Вадик. — Ты знаешь, я сам педагог, уж повидал разных на своём веку. Но вот такого, например, как Александр Ефимович, нигде больше нет. Это — гений в своём деле.

— Да нет, не возражаю я. И учителя у нас замечательные, и Александр Ефимович — гений, и физика в моей жизни — это от него. Я и диссертацию свою с удовольствием ему бы посвятил, если б это было принято. И всё-таки за что благодарить? Почему я чей-то должник?

— Как "за что"? — не выдержала всегда уравновешенная Тамара. — Да за всё: за знания, за любовь к твоей нынешней профессии, за… да в конце концов за то, что он вот такой.

— За знания позвольте благодарить учебники и свою усидчивость.

За любовь к физике — ещё неизвестно, стоит ли благодарить. Иногда проклинать впору. Ну а уж за то, что он такой, — за это, знаете ли, его родителей благодарить надобно.

— Циник! — сморщилась Милочка.

— Нет, братцы, правда, вчера малость переборщили. — Петенька явно тяготился начатым спором. — Я не против — надо было потешить стариков. Столько они вкалывают, а благодарностей да премий не получают. Но ведь, с другой-то стороны, — это их работа, они зарплату за это получают.

— Слава Богу, договорились! — я даже слегка задохнулась. — Наконец-то докопались до сути!

— А что, может, излишне откровенно, зато истина, — резюмировал Вадик.

— Ты, конечно, свои благодарствия адресуешь прежде всего Людочке. — Витьку явно хотелось втянуть меня в спор. — А, между прочим, большой вопрос: стоит ли благодарить-то. Не будь её, быть может, не торчала бы ты сейчас в своей районной газетёшке. Не тщилась бы убедить весь свет, что наш Миргород — лучший в мире город, а его жители — все сплошь гении и вундеркинды. Не слагала бы дифирамбы в честь какого-нибудь передовика Феди. Не моталась бы на попутках по фермам в поисках выдающейся доярки Маши и не расписывала бы в деталях процесс её удивительно увлекательной работы. А стала бы ты, например, продавщицей. Была бы толстая и красивая. Имела бы шуб по количеству дней в неделе, наряжалась бы исключительно в одни кримплены. А может, — чем чёрт не шутит — дослужилась бы, как вот Петенька, до завбазой. Машина, ковры, шелка… Аж голова кругом!

Да, Витёк всегда умел укусить, и укусить больно.

— Ребята, да хватит вам в самом деле! — в Тамарином голосе были слёзы. — Лучше гляньте, — первая достопримечательность — детский сад. Когда-нибудь мемориальная доска у входа будет извещать о том, что на заре туманной юности я начинала здесь свой блистательный жизненный путь.

— А почему это только ты? Я, между прочим, начинал его тоже здесь.

— Привет, а меня почему забыли?

— Мне тоже сие заведение не чужое.

Оказалось, что большинство из нас ходили именно в этот детсад. Да и не удивительно: ведь он в том же районе, что и наша школа.

— А давайте зайдём! — как всегда, легко предложил Петенька. — Так сказать, здравствуй, детство золотое!

— Ого, Петенька стихами заговорил!

— А что, если строго разобраться, и перед этим учреждением мы в вечном долгу. — Витёк никак не мог вывинтиться из начатой темы. — Вникните и проникнитесь: именно здесь научили нас вытирать носы, пользоваться по назначению туалетной бумагой, правильно держать вилку. А представьте себе жуткую картину: воспитатели допустили бы оплошку и не внушили нам, что ходить по улице без штанов — не совсем красиво. Нет, поклониться сему святому дому — наш долг.

Витёк снял шляпу, шутливо раскланялся у входа и первым шагнул в калитку.

— Закоренелый циник! — вздохнула Милочка и пошла следом. Нам ничего не оставалось, как последовать за ними.

От крыльца навстречу нам двигалась странная, несуразная фигура: маленькая, плоская, как девочка-подросток, в непомерно длинном платье, в старушечьем платке, с хозяйственной сумкой в руке.

— Родительское собрание в семь часов, — строго сказало это диковинное создание, поравнявшись с нами, и мы узнали тётю Фросю

Из каких глубин всплыло в памяти это имя, как и почему оно сохранилось там до сего дня — загадка. Но только все мы дружно сказали: "Здравствуйте, тётя Фрося!" Она остановилась, внимательно оглядела каждого и спросила: "Какого году?" Мы не сразу сообразили, но, подумав, прибавили к двадцати послешкольным годам десять школьных и сообщили:

— Тридцать лет уже, как отсюда.

— Господи, давнишние-то какие! — всплеснула руками тётя Фрося и, как хозяйка, застигнутая врасплох, заволновалась, засуетилась: — Ну, пойдёмте, пойдёмте! — Она повернула назад, и мы двинулись за ней.

Тётя Фрося не то чтобы была лилипуткой. Но, должно быть, в десятилетнем возрасте кто-то злой перешагнул через неё, а она не прокрутилась на левой пятке, не плюнула трижды через левое плечо и оттого перестала расти. Была она узка, плоска, всегда коротко стрижена. И если бы не длинные платья да не платок, повязанный на лоб, её можно было принять за девочку-переростка из старшей группы.

Однако сил в тёте Фросе было на пятерых больших. Насколько я помню, всю грязную работу в саду делала она: мыла полы, сушила на улице наши матрасы, выносила горшки, при необходимости обмывала нерасторопного и полоскала штаны, стирала халаты, чистила на кухне картошку. Сама никогда не болея, ещё умудрялась подменять заболевших.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});