Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров

сиди тихо! – поднимая покров, приказала княжна.

Нянька с завидной ловкостью нырнула в указанное убежище. Но шло время, никто к Ольге не заходил. Голоса, которые доносились со двора, умолкли. Стихли и собаки. Когда Ольга, пересилив робость, подошла к окну, двор выглядел пустым, ворота были заперты.

– Вылезай, нянька, – подняв покров, позвала Ольга.

Та долго возилась, прежде чем показаться наружу.

– Ушли? – был ее первый вопрос.

Ольга кивнула.

– Слава богу, а то я, признаться, подумала…

– Зря ты так… и мня напугала, – сказала княжна, отряхивая на няньке одежонку. – Так ты узнала, где он…

– Узнала, узнала, – ответила старуха, – в темнице, бедняга, сидит.

– В темнице? – удивленно спросила Ольга. – За что?

Старуха только пожала плечами, но потом высказалась:

– Идет у них спор: аль голову ему рубить, аль повесить.

– Не верю я, не верю, – чуть не плача, произнесла Ольга. – Да не может он быть убивцем. Не может… чует мое сердце… – со страданием в голосе произнесла она.

Старуха задумалась:

– Может быть, что другое? Может быть, украл…

– Нет, нет! – замахала руками Ольга. – Не вор он, не вор. Он мой спаситель. И я должна его спасти.

По лицу девушки побежали слезы.

– Спасем, спасем его, не плачь, девонька! Я схожу в темницу. Стражники мне, старухе, все и расскажут.

– Ой, моя родненькая, сходи, Богом молю, узнай.

– Сейчас и схожу. Вот только перекушу маленько и пойду.

Приход бабки к темнице не удивил стражу. Кто только сюда не приходил! Часто заглядывали житные люди, бывали и бояре. Редко, но заглядывали и князья. Недаром говорится: «С темницей каждый может породниться».

– Ты до кого пришла – до внука аль правнука, бабка? – грубовато спросил один из них.

– Да… – замялась старуха, – не знаю, что и сказать. К хорошему человеку пришла, – ответила она, концом косынки вытирая выцветшие глаза.

– Тут, бабка, хороших нет. Тут кто убивец какой, кто ворюга заклятый.

– Нет, хороший. Он мою княжну спас, – ответила нянька.

– Княжну, говоришь, спас? – уточнил стражник и спросил: – А где это произошло?

– Да на дворе Ярославовом. Дочку-то его, княжну Ольгу, он вытащил из огня. А то бы все… – И старуха доверчиво и молящим взглядом посмотрела на стражника.

Тот перевел взгляд на ребят.

– Уж не Дорофей ли? – высказал он свое предположение.

– Все может быть, – ответили те.

Кто-то добавил:

– Я слышал что-то об этом.

Стражник повернулся к старухе:

– Бабка, тут он сидит, тут. Дорофеем его кличут.

– Ой, спасибо те, голубь ты мой ясный, спасибо. Скажи, если она придет, можно его видеть?

Страж повернулся к напарникам. Один из них, услышав вопрос бабки, ответил:

– Сейчас, бабка, не лето. Холод под рубаху лезет. Принесешь чем тело погреть, дадим свидеться. Так, други?

Те почти хором подтвердили.

– А тело-то чем греете? – поинтересовалась старая на всякий случай.

– Брагой хорошей, брагой, а не…

– Бражку принесу, принесу, – повторила бабка, собираясь уходить.

На другой день, едва первые лучи солнца коснулись продрогшей за ночь земли, у темницы остановилась повозка. Из нее ловко выскользнула одетая во все черное девица. Она помогла какой-то старухе вылезти из повозки, и та, с тяжелым ведром в руке, пошла за девицей. Бабка первая вошла в сторожку и, поставив ведро на пол, сказала:

– Во… грейтесь.

Подошел тот стражник, который с ней вчера разговаривал. Он поднял крышку и, нагнувшись, вдохнул в себя запах браги.

– О-о-о! – только и воскликнул он.

Все сочли необходимым вдохнуть этот волшебный запах и торжествующе воскликнуть:

– О-о-о!

– Где твоя хозяйка-то? – спросил страж.

Бабка кивнула на дверь.

– Скажи ей, пущай идет, – гремя ключами, сказал один из стражей.

Надо было спуститься на несколько ступенек вниз и оказаться в узком, темном проходе, хотя над каждой дверью висела масленка с тоненьким, как соломинка, фитилем. Он прошел мимо нескольких дверей, прежде чем остановиться перед одной, обитой железом. За такими дверьми сидели только опасные преступники, которых ждал или топор, или виселица. Стражник ловко перебрал ключи, отыскал нужный. И скоро замок, щелкнув задвижкой, повис на дужке. Сняв его, стражник с усилием потянул дверь. Когда она открылась, тот сказал девушке:

– Входи. – Потом объявил: – Дорофей, это к те.

В углу загремели цепи. Разглядеть, кто это, было невозможно. Узкая щель наверху, в которую можно было просунуть только руку с куском хлеба, в такой ранний час почти не пропускала свет.

– А нельзя ли хотя бы одну свечу? – раздался нежный голос.

– Ишь, чего захотела! – грубо ответил страж. – И за это скажи спасибо.

Он повернулся и пошел прочь. В проходе, остановившись, буркнул:

– Ты тут долго не задерживайся. А то… могут приехать от посадника. Беды не оберешься!

И пошел, шлепая растоптанными сапожищами по лужицам.

Девушка подошла к щели, встав в тонкую полоску света.

– Ты Дорофей? – спросила она.

– Я, а что? – раздалось из угла.

– Ты можешь сюда подойти?

Он не ответил, но по звону цепей можно было догадаться, что он приближается к ней.

Перед ней стоял высокий, плечистый человек, освещенный узкой полоской света.

– Это ты спас меня во время пожара?

– Ну, спас и спас. Что говорить-то? – буркнул он.

– Так, значит, это ты меня спас! – Эти слова вырвались из ее груди с такой душевной радостью, на которую нельзя было не ответить.

– Ну… я.

Если бы он мог слышать, как забилось ее сердце!

– За что они тя спрятали сюда? – спросила Ольга, подняв голову и стараясь заглянуть в его глаза.

Он пожал плечами, затем заговорил:

– Забрал у батюшки грамоту.

– Почему? – ничего не поняв из его слов, спросила Ольга.

– Да потому, что нечего ее было на свет божий вытаскивать. Пускай бы лежала дальше в сундуке, а достали – и вот одни беды начались… В Пскове бунт, надо мной суд…

– Да, нехорошо, – догадалась Ольга. – Так те надо отсель бежать.

– Зачем? – удивился Дорофей. – Я что… убивец, должник? Пускай судит церковный суд и великий князь.

– Э-э-э! – махнула та рукой. – Я поняла и думаю, они тя к нему не допустят. Они и сейчас говорят, что ты поднял народ против великого князя.

– Я? Поднял народ против великого князя? Да что они, с ума посходили?! Я на суде…

– Э-э-э! – раздался с порога голос стража. – А кто этот суд услышит? Напишут: виноват, и все тут. У нас здесь так. Вот мы ее пожалели, – страж подошел, показал на Ольгу пальцем, – а я уж сколь лет здесь, а ни разу не видел, чтоб кто-то пришел и от всего сердца благодарил. Видать, сердце у ней доброе. Простите, что вмешался. Но надо… закругляться. Еще поговорите, а я дам сверху сигнал. – И он ушел, что-то бормоча