Закрытые страницы истории - Юлиан Семенов

В городе Козельске Калужской губернии обитал юродивый Митька, лишенный членораздельной речи и издававший лишь рев и мычание. Возможно, никто и никогда не узнал бы за пределами Козельска об этом несчастном, не объявись некий мещанин со странным именем Елпиди-фор, который заявил, что ему ниспослано понимание митькиного мычания. Юродивый и его «переводчик» поселились в ближайшем монастыре. Время от времени они являлись перед богомольцами, которым Митька при помощи своего напарника «прорицал будущее».

Но, предсказывая, что ожидает других, они не ведали о собственном будущем. Случилось так, что вблизи монастыря находилась дача великого князя Константина. От него о калужском прорицателе стало известно при дворе, и вскоре оба — и Митька и его «переводчик» — очутились в Царском Селе.

«Обоих вымыли, одели и показали Николаю, — пишет современник. — Митька, увидев царя, замычал. Спросили мещанина Елпидифора: что это значит? Тот, видно приготовившись, ответил довольно удачно:

— Детей видеть желают.

Чадолюбивому царю это очень понравилось, и детей немедленно привели. Взглянув на такую милую и веселую компанию, юродивый дико завопил и проявил даже некоторое возбуждение, которое переводчик не замедлил объяснить.

— Чаю с вареньем просят, — сказал он.

Нелепость объяснения кинулась даже в близорукие глаза царя. Чаю дали, подержали некоторое время во дворце и отправили на родину».

Правда, вскоре Митьку снова призвали во дворец для пророчеств, но к тому времени место главного оракула было уже занято. На нем восседал тобольский мужик, бывший конокрад Григорий Распутин. С именем Распутина открылась новая полоса чудес и пророчеств.

Уже в наше время о своей политической судьбе спрашивал у предсказателя У. Черчилль. К ясновидящим и астрологам обращался Гитлер.

Впрочем, правителям с древнейших времен были известны и другие, более простые пути к знанию. Греческие легенды утверждают, будто фригийский царь Мидас имел длинные ослиные уши. По мнению Аристотеля, поводом к этим легендам послужило то, что царь содержал множество шпионов, которые доносили ему о каждом слове, сказанном его подданными. «Благодаря этому, — писал один греческий историк, — не было покушений на власть Мидаса и он дожил царем до старости».

Александр Македонский не последовал примеру фригийского царя. Но однажды ему донесли, что среди его воинов зреет недовольство. Как Узнать, насколько велика опасность? Дело было в походе, и Александр объявил, что пишет письмо на родину и что остальные могут воспользоваться оказией и тоже отправить свои письма. Все, от последнего солдата. До военачальников, поддались на эту хитрость, и вскоре нагруженные свитками курьеры отправились в путь. Это было днем. А ночью все они со своими ношами незаметно, по одному вернулись в резиденцию царя. И Александр, повелитель огромной империи, провел долгие часы, разбирая незнакомые почерки и пытаясь в чужих письмах найти указание на опасность и намек на заговор.

Великий Александр был, очевидно, первым, но далеко не единственным, кто решился заняться личным сыском. Римский император Тиберий часто, переодевшись в платье простолюдина, бродил по городу, подслушивая разговоры своих подданных, выведывая их настроения и расспрашивая, что думают они о своем императоре. Так же поступали Нерон и некоторые другие правители. Французский король Людовик XV, снедаемый беспокойством за прочность своего трона, не гнушался подслушивать у дверей и заглядывать в окна. Постепенно он так вошел во вкус, что стал посвящать этому занятию все свои свободные вечера.

Впрочем, ни прорицатели, ни соглядатаи, ни личный сыск не давали унять тревогу и не приносили успокоения.

Пусть вблизи царя будут знатоки ядов и врачи.

Артхашастра

Смерть под белым соусом. Радостно шествовала процессия по улицам Бенареса. Торжественна была поступь слонов, украшенных покрывалами пурпурного цейлонского шелка. Весел был шаг коней. Приплясывая, бежали впереди процессии мальчишки, и даже суровые стражи, что шли перед слоном самого махараджи, не разгоняли их, как обычно, тупыми концами пик.

Мимо садов и храмов шла процессия, мимо большого базара. И кони и люди ускоряли шаг, приближаясь к холму, где в темной зелени, как редкая жемчужина, белел дворец махараджи. Туда направлялись и сам он и достопочтенные гости, сопровождавшие махараджу в торжественном шествии. Сегодня вечером там, во дворце, будет великий праздник и большой пир в честь радостного события. О самом событии, правда, еще не объявлено, но в городе нет ни женщины, ни последнего мальчишки, кто бы не догадывался об этом.

У махараджи наконец-то родился сын, наследник его имени, его богатства и власти. Восседая под золотым балдахином на колышащейся спине слона, покачиваясь в такт его тяжелому ходу, махараджа являл всем свое лицо, источавшее милость и благодушие. Он хотел, чтобы все были счастливы в этот день и час.

Но ни радость, ни хлопоты этого дня не давали ему забыть изречение, которое отец велел заучить ему еще в детстве: «Враги раджи и скверные из его слуг будут время от времени подмешивать яд в его пищу». Так говорили «Шастры», древние книги мудрецов. Но даже если бы не был» этих слов, он все равно знал бы это. Судьба его отца и родного дяди была перед его глазами. Да и его собственная судьба. Он вспомнил, как верные люди дважды спасали его от яда. Теперь, когда родился наследник, кто не захочет стать опекуном при малолетнем правителе? Так думал он, а лицо его по-прежнему привычно источало милость и благодушие. Нужно! будет удвоить осторожность и осмотрительность. Но как распознать злоумышляющего на его жизнь? Правда, в «Шастрах» об этом тоже сказано: «Он дает уклончивые ответы или вообще не отвечает. Когда ему задают вопрос, он ворошит волосы, лицо его бледно, и он постарается воспользоваться любым поводом, чтобы покинуть дом». Ненадежный совет, но кто может дать другой? Кто может помочь правителю, который всякий раз, принимая пищу, не знает, не делает ли он это последний раз в жизни?

Махараджа был не одинок в своих сомнениях и тревогах. Когда киевский князь Олег стоял у стен Царьграда, хитроумные византийцы повели с ним переговоры о мире. Среди льстивых речей и притворных увещеваний они пытались угостить князя отравленными яствами и питьем, приправленным ядом. Но князь не прикоснулся к угощению, попавшему на его стол из рук вчерашних врагов. Это говорит о многом. Значит, способ избавляться от правителя при помощи яда не был киевскому князю в новинку.

В Китае этот «славный» обычай был известен не меньше, чем в других странах. Перед подачей императору любого кушанья его предварительно пробовал евнух. Кроме того, на каждом блюде и в каждой чаше лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлены ли пища и питье.

Но если говорить о расцвете этого искусства, нужно обратиться к Риму. Обычай отравлять императоров настолько вошел в практику, что при каждом из них существовала особая должность — отведывателя кушаний. Он должен был пробовать каждое блюдо, подаваемое императору, чтобы, если в нем окажется яд, своей смертью предупредить об опасности. Правда, мера эта привела лишь к тому, что вместо мгновенных ядов стали пользоваться ядами, действующими медленно. Еще философ Теофраст писал о ядах, которые убивают —человека только спустя определенное время — через месяц, год или даже три года. «Легче всех, — писал он, — умирают те, кто умирает быстро. Для этого яда не существует противоядия». Упоминание о медленных ядах, вызывающих кашель, озноб или кровохарканье, можно найти и у Плутарха. Он же сообщает о другом яде, который постепенно приводил к значительному снижению умственных способностей.

Как и во всякой науке, в науке ядов были свои бакалавры медленной и магистры быстрой смерти. Одним из таких светил была знаменитая римская отравительница Лукуста. Услугами ее пользовалась Агриппина, жена императора Клавдия. По одной версии, тот умер от яда, поданного ею в блюде с грибами, по другой — был отравлен, как ни парадоксально, своим собственным отведывателем кушаний, евнухом Галотом.

Позднее в угоду Нерону та же Лукуста отравила его брата Британика, которого Нерон считал своим соперником в борьбе за власть. Вопреки обычному правилу, став императором, Нерон не забыл оказанной ему Услуги. Он не только создал Лукусте все условия для ее деятельности, но и дал ей учеников, дабы со смертью самой отравительницы ее высокое искусство не оказалось утраченным. Правда, такой опасности практически не было: к ядам в Риме обращались достаточно часто. О них хорошо помнили те, кто стояли у власти, всякий раз рискуя быть отравленными. Еще лучше помнили о них те, кому предстояло наследовать эту власть и не только помнили, но и пускали в ход. Так, в свое время ходил слух, что Домициан, домогавшийся власти, воспользовался редким ядом, изготовленным из морских моллюсков, чтобы расправиться со своим предшественником и братом императором Титом. К другому тонкому яду будто бы обратился Калигула, отравивший Тиберия, чтобы самому стать императором.