Песнь песков - Брижит Обер

Внезапно фонарь в руках Неи метнулся, и луч остановился на большом камне.

— Люсинда! — прошептала она.

Большая и круглая, размером с суповую тарелку, восемь выпученных, молочного цвета глаз, поджатые мохнатые лапки, сама вся белая, как привидение, острые крючки в маленьком ротовом отверстии, спрятанном под густой шерстью, все время в движении, будто паучиха постоянно что-то глотает.

— Великолепно! — оценил Ян. — Только никакого подарка мне от нее не нужно!

— Она бы все равно не выжила на поверхности, пещерные твари не выносят солнца, оно их убивает, прямо как ваших старых добрых вампиров.

Люсинда медленно поднялась, покачиваясь на своих тоненьких ножках, вытянув лапки-щупальца; они поспешили пройти мимо, а паучиха с белой взъерошенной шерстью опять упала на пол.

Они начали подниматься мимо обрушившихся каменных блоков, слыша под ногами шелест мохнатых лапок.

— Все помните? Первую ступеньку пропускаем, — сказала Нея, когда они добрались до лестницы. — Теперь дело пойдет быстрее, — добавила она, глотая две таблетки болеутоляющего и еще один опиумный шарик, а Ян и Роман подкрепились таблетками кофеина, время от времени с опаской поглядывая на суетливое мельтешение голографических картинок под ногами, как будто эти очаровательные малютки могли погнаться за ними по пятам, потрясая крючковатыми лапками.

Они поднимались медленно, мышцы ныли от боли, кожа была влажной от пота, они останавливались, когда останавливалась Нея, перешагивали ступеньки, на которые она молча указывала, Роман не переставал думать о ее словах: «Она бы все равно не выжила на поверхности…» Несколько странно для голограммы. Разумеется, эту фразу можно было понимать в переносном смысле: оптическая иллюзия рассеется на солнце. Но он не был уверен на сто процентов, что ее не надо понимать буквально… А вдруг Люсинда и ее бледная команда были настоящими пауками, которых Нея, чтобы не пугать своих спутников, превратила в иллюзию! Ты совсем сошел с ума, старина. Нея такая же колдунья, как ты, никакой магии не существует, мир прочен, мир материален, а если бы дух правил материей, мы были бы бессмертны, бубнил он про себя, как вдруг услышал голос Яна:

— Мы почти наверху, Роман! Я вижу выход!

— Спасибо, Господь, в которого я не верю, — пробормотал Роман сквозь зубы. Все лучше, чем эта проклятая подземная могила.

Они выбрались на свет из расщелины, щуря глаза, как совы. Роман шумно перевел дух. Какой все-таки многоцветный мир! После этих бесконечных скитаний по сумеречным подземельям цвета били в лицо, яркие и четкие, как гуашь на детских рисунках. Пронзительная синева неба, золотистая желтизна дюн, яркая охра скалы, далекая белизна соленых болот… и оливковая зелень двух джипов, стоящих в десяти метрах от них.

Сделав другим знак пригнуться, Роман, остолбенев, не мог отвести от них взгляд: рядом с шофером Реза, с левой рукой на перевязи, всматриваясь вдаль, курил сигарету. Двое солдат меняли колесо у второго джипа. Третий, с ручным пулеметом через плечо, оглядывался по сторонам.

Ни звука вокруг, только шелест ветра. Они вот-вот должны были незаметно добраться до укрытия, нагромождения камней, как вдруг, широко раскинув крылья, пролетел коршун, огромный черный коршун. Часовой с автоматом наперевес повернулся, как на стенде экспозиции, подпрыгнул от неожиданности, закричав с вытаращенными глазами: «Шеф! Шеф!»

Бежать поздно. Реза уже обернулся, спрыгнул на землю и наставил оружие на Романа.

— Вы как раз вовремя! — бросил он, усмехнувшись уголком рта. — Вас ждут на исполнении Обряда.

ГЛАВА 21

Значит, все оказалось бесполезно, думал Роман, карабкаясь в джип, в котором пахло бензином и жарой. Нея села рядом с ним, очень бледная, разъяренная и до предела измученная. Солдат бесцеремонно втолкнул Яна в машину. Они все трое теснились на заднем сиденье, в наручниках, нелепые и жалкие.

Реза разместился на переднем сиденье, рядом с шофером, держа их на прицеле.

Второй джип с замененным колесом ехал за ними, с четырьмя солдатами в салоне, и любая мысль о побеге представлялась бессмысленной.

Как и вся их подземная одиссея. Из-за какого-то лопнувшего колеса все полетело к черту. А что, если Реза оказался возле якобы ультрасекретного хода Магов отнюдь не случайно?

Господи, это было бы совсем глупо! Скакать в темноте галерей много часов, как обезумевшие тараканы, чтобы вот так оказаться прямо под носом врага! Роман, готовый на все, что угодно, повернулся к Нее, но она опустила глаза, отрицательно покачав головой.

Понятно.

Оставалось только наслаждаться прогулкой.

Железные лестницы, тычки в спину, удары прикладом, освещенные неоновым светом коридоры, мужчины и женщины в униформе, сидящие перед мерцающими экранами, патрули, охрана, шум грузового подъемника, зацементированная набережная, серая резиновая моторка с мощным прожектором.

Стремительное и бесшумное плавание. Они причалили к узкой полоске мелкого песка. Снова коридоры, на этот раз освещенные факелами, утрамбованная земля под ногами, запах кладбища.

Наконец они оказались в огромной пещере с настенными рисунками, где многие тысячелетия терпеливо ждал мальчик со сциталом. Из котелка поднимался ароматный дым. Вокруг выстроились стражники, с черепами характерной формы, с мускулистыми торсами, в белых, с напуском, брюках, в руках у каждого была заточенная сабля. За ними стояли мужчины и женщины, с волосами, заплетенными в косички, в одинаковых фиолетовых туниках. Раздавался глухой стук больших барабанов. В дальнем, затемненном углу над ведром на крюках была подвешена какая-то туша, наполовину скрытая спинами бородатых стражников в спортивных костюмах. По четырем углам золоченые конусы, в которых курился ладан, источая одуряющий запах. И над всем этим пение сирен, гортанное и мелодичное. Никто не шевелился.

Ты бредишь, приятель, подумал Роман, ты сейчас просто спишь, начитался книжек о путешественниках, слишком много смотрел фильмов, теперь ты спишь, и в голове у тебя все перемешалось. Под нашими ногами не существует никакого подземного мира, на планете не осталось неизведанных земель, у тебя в мозгу опухоль, которая провоцирует галлюцинации, вызванные книжками из детства. Печального и одинокого детства, проведенного рядом с печальным и одиноким отцом. Неудивительно, что ты без оглядки доверился Антонии, признался он себе впервые. Неудивительно, что ты ухватился за первого же человека, который проявил к тебе интерес, подобно тому как утопающий хватается за соломинку. Ты был готов на все, на все, что угодно, лишь бы она продолжала тебя любить. А она была готова на все, чтобы тобой манипулировать.

Мотнув головой, он вернулся в настоящее.

Пещера.

Возле котелка Реза, массивный, прямой. И в углу они трое, закованные в цепи, грязные, измученные.

Нескончаемый грохот барабанов.

— Где Маги? — решительным и сильным голосом внезапно произнесла Нея.

— Их не пригласили, — не поворачивая головы, ответил ей Реза.

— Это противоречит Закону, и ты это знаешь. Все это знают! Ни одно решение, касающееся будущего Народа, не может быть принято без согласия Магов.

— Скажи это Царю, а не мне.

— Признайся, Реза, ведь ты приказал убить Магов? Ты приказал уничтожить нашу память и нашу мудрость?

Роман заметил, что при этих словах некоторые из присутствующих на собрании задрожали и раздался возглас удивления. Возможно, тактика Неи была правильной. Посеять раскол.

— Маги придут, когда наступит время, — пророкотал Реза.

— На Ассамблеях Маги должны сидеть рядом с Воинами и Эдилами, таков Закон! — настаивала она и, увидев, что он пренебрежительно пожимает плечами, добавила: — Я королевской крови, как и ты. Как смеешь ты заковывать в наручники равного и угрожать ему?

— Я исполняю приказ. Ты обвиняешься в предательстве, и Царь будет тебя судить.

— Только в присутствии Магов! Ты забыл наши обычаи?!

Реза вздохнул, явно раздраженный. Так может раздражать назойливая муха.

— Времена Магов миновали, Нея. Сейчас устанавливается новый закон.

«Весь мир насилья мы разрушим до основанья», — чуть было не пропел Роман, думая о том, что, когда количество странностей и нелепостей зашкаливает, когда воспринимаемая информация кажется слишком уже нереальной, человеческий мозг перестает испытывать стресс. Это своего рода защита. Мозг просто автоматически регистрирует происходящее, никак эту информацию не перерабатывая. Он словно отказывается реагировать на невообразимые ситуации. И как можно поверить, если ты, ну, скажем… известный, уважаемый всеми врач, как можно поверить, что тебя могут бросить в товарный вагон, убить всю семью, убить тебя самого в газовой камере и сделать мыло из твоих внутренностей?! Слишком жестокие потрясения, слишком невероятные мысли тормозят восприятие реальности, снова подумал он. Так что он не боялся. Он просто смотрел.