Испорченная корона - Робин Д. Мейл

нижнюю губу. Он застонал.

– В эту игру могут сыграть и двое, леммикки, – пробормотал он, устремившись губами к моему уху и нежно потянув зубами за мочку.

Конечно, он будет смеяться надо мной даже сейчас. И, конечно, я буду дорожить каждым мигом этих сложных отношений.

Я откинула голову, запустив руки в его восхитительные волосы, а он уткнулся мне в шею. Одной рукой Эвандер уперся рукой в стену за моей спиной, другая скользила по задней поверхности моего бедра, воспламеняя каждый сантиметр моего тела, когда он потянул мою ногу вверх и…

В чувство меня привел звук разбившегося стекла. Эвандер замер, и мы оба обернулись к источнику шума. Где-то по пути между его рукой и моим коленом, мы, должно быть, сбили бокал с водой, который я оставила на краю стола. После громкого звона повисла тишина, нарушаемая лишь нашим прерывистым дыханием.

Эвандер осторожно опустил мою ногу и выпрямился в полный рост, после чего я, наконец, осмелилась снова поднять на него взгляд.

– Мои извинения, я…

– Пустяки, – поспешно сказал он, его голос был до обидного бесстрастным. – Знаю, вам нравится целоваться со всеми, кто держит вас в плену.

У меня сбилось дыхание, и он это заметил, напряженность в его взгляде противоречила небрежно-оскорбительным словам.

– Должна ли я тогда предположить, что вам нравится целоваться со всеми своими питомцами? – парировала я. – Обязательно предупрежу Бориса, когда мы вернемся.

Его глаза изумленно округлились, и он зажмурился, наверное, от гнева.

– Вы первая ко мне потянулись, – заметил он с ноткой упрека.

– А потом вы прижали меня к стене. – Лишь от того, что я произнесла это вслух, меня снова охватил жар.

Я постаралась не обращать внимания, хотя сердце бешено колотилось в груди. Эвандер замер, но исходящая от него энергия была под стать моим чувствам.

– Неважно, – с трудом проговорил он. – Важно только то, что это не должно повториться.

Я согласилась. А как иначе?

В этой ситуации немыслимым было все: начиная с многочисленных войн вокруг, и заканчивая тем, что я у него в плену.

Но все-таки, когда Эвандер сказал это вслух, меня скрутила острая боль, словно в живот вонзился зазубренный кинжал.

Но я не собиралась это ему показывать.

– Полностью согласна, – миролюбиво отозвалась я.

– Замечательно. – Его тон был чересчур небрежным, даже равнодушным. – Пойду найду, чем убрать осколки.

– Отлично. А я… – Я откашлялась, стараясь не глядеть на припухшие губы Эвандера. – Буду уже спать, когда вы вернетесь.

– Здорово. Тогда завтра можем вести себя, как обычно.

– Ладно. Не хотелось бы, чтобы было неловко или вроде того. – Как, например, при этом разговоре.

– Вот именно, – сухо ответил он.

И вышел, избавив нас от очередной сложной ситуации, в какую мы только что впутались.

Глава 60

Когда Эвандер вернулся, я еще не спала, но ни один из нас ничего не сказал. Однако его не было в постели, когда я проснулась.

Или, по крайней мере, когда я встала. Ни о каком сне не могло быть и речи, только не когда при каждом движении я оказывалась слишком близко к Эвандеру, который, несмотря на его мнимое безразличие, тоже явно не спал.

Аалио. Хотя, может, это я аалио. Я уже ни в чем не была уверена. Ночью у меня вопреки желанию было много времени подумать о том огне, что разгорелся между нами, о буре, которая грозила утянуть меня… туда, где мне вовсе не хотелось оказаться.

При свете дня я понимала, что Эвандер прав. Поцелуй был ошибкой, которую я одновременно боялась совершить снова и больше никогда не повторить.

Разве я не говорила себе, что мне это не нужно? Что мне не нужен кто-то или что-то, что может меня сломить?

Я провела кончиками пальцев по губам и вздрогнула при мысли, как легко меня может сломить Эвандер. И как легко я бы это ему позволила, что было, пожалуй, страшнее всего.

Усилием воли отогнав эти мысли, я переоделась в темно-синее платье, уложила часть волос, чтобы они не падали на лицо, и направилась вниз попрощаться с Милой, пока она не уехала.

У меня защемило сердце. Я должна была чувствовать облегчение, что она может выйти замуж за Тараса и мы будем видеться чаще. Но потом я вспоминала, что срок моего пребывания здесь зависит либо от того, как скоро женится Тео, либо от того, как скоро мой отец выжжет пол-Сокэра дотла в попытке меня найти.

К тому же, Эвандер не раз повторял, что ему не терпится от меня избавиться. Пусть это больше не вполне соответствует истине.

По выражению его лица этим утром мне ничего подобного прочитать не удалось. Он даже не взглянул в мою сторону, разговаривая только с Лукой и Тарасом, даже с Милой он попрощался еще до того, как я успела подойти.

Разумеется, это было к лучшему.

В свете дня стало очевидно, что нужно было благодарить этот стакан воды. Как далеко могло бы все зайти без него? И смогла бы я от этого оправиться?

Сердечные объятия Милы прервали ход моих мыслей. Ее лицо выражало беспокойство, но я лишь покачала головой в ответ на вопросительный взгляд.

– Хорошей поездки! И я напишу, как только буду до… в чертоге Медведя.

– Конечно. И, может, скоро увидимся. – Нехарактерная для нее робкая улыбка заиграла на губах при взгляде на Тараса, и я отошла, чтобы они могли попрощаться.

Теперь мне оставалось только собраться с духом перед тем, как ехать всю дорогу на коне с Эвандером после вчерашнего… осложнения.

Глава 61

Я не зря беспокоилась насчет совместной поездки верхом, только я как-то забыла подумать об узких кроватях на постоялых дворах, что было еще хуже.

В первую же ночевку мне пришлось задаться вопросом, смогу ли я вообще это вынести. Едва помещаясь на кровати, мы с Эвандером не заговаривали о том, что произошло, но трещавшие между нами искры служили достаточным тому доказательством.

– Я тут подумала… – Мой голос прозвучал слишком громко в практически кромешной темноте комнаты, где света от чуть теплившегося огня едва хватало, чтобы вырастали тени. – Я уже почти здорова и вооружена. Нет причин, по которым я не могу вернуться в свою комнату в чертоге.

Почему мне было так тяжело произнести эти слова?

– Нет, – тут же отозвался Эвандер. – Мэйри передает приказы отца, фальшивые или нет. Может, мое вмешательство и ограничено, но все же я – единственный, кто может поставить их под сомнение без последствий.

Я