Испорченная корона - Робин Д. Мейл

свою лепту. – Эвандер!

Он фыркнул.

– Боюсь, на этот раз не смогу вам помочь, леммикки. Мой отпечаток четвертый в ряду, и это определенно непревзойденная задница.

– Вы – определенно непревзойденная задница, – пробормотала я в ответ.

Он откинул голову и расхохотался так громко, как я, пожалуй, еще не слышала, и на этот раз не стал ничего мне отвечать.

На помощь отважно пришел лорд Лука, который, в конце концов, назвал по-настоящему непревзойденной задницей внушительный отпечаток Кирилла.

А я точно видела, как Мила не раз украдкой поглядывала на Тараса, сравнивая отпечаток с оригиналом.

* * *

Еще раз сходив в сауну и нырнув в ледяную воду, мы решили остаток вечера провести в помещении, потягивая медовуху и очищенную водку, которую Лука привез от Рысей. Этот вечер мы, казалось, провели в нами же созданном пузыре, смеялись и выпивали, как будто на горизонте не маячила война, как будто все мы не были пленниками в том или ином смысле.

Я сделала очередной большой глоток водки, наслаждаясь тем, что она согревала меня не хуже пламени очага. Это был тот редкий случай, когда мне не хотелось оказаться в каком-нибудь другом месте.

Я не позволила таким мыслям меня отрезвить, а погрузилась в это состояние, пытаясь продлить его как можно дольше.

– Принцесса! – окликнул меня Кирилл из-за обеденного стола, и я подошла слегка нетвердой походкой.

Он тасовал колоду карт, с намеком подрагивая бровями.

– Сыграем, Ваше королевское высочество? – спросил он, опуская голову в поклоне.

Я рассмеялась и, демонстративно задумавшись, наконец уступила.

– Повелеваю играть в «Королей и Засранцев». С позволения лорда этого замка, разумеется.

Я обернулась в поисках Эвандера, но он оказался прямо у меня за спиной.

– Как вам угодно, – проговорил он, криво усмехнувшись уголком рта.

Он отодвинул от стола два стула, жестом пригласив меня сесть. По позвоночнику прошла теплая дрожь. Должно быть, нас ждет очередной снегопад.

– Итак, о правилах, – начала я, когда Эвандер сел.

– Мне казалось, вы не умеете их соблюдать, – сухо заметил он.

– Я и не говорила, что буду. – Я подняла бокал. – Это единственный случай, когда уклонение от правил поощряется.

Эвандер усмехнулся.

– Неудивительно, что это ваша любимая игра.

Не обращая на него внимания, я продолжила объяснения. Игру начала Мила, взяв четверку.

– Пей! – выкрикнула я.

Она с удовольствием послушалась, от души отхлебнув водки. Следующим ходил Юрий, вытащив восьмерку.

– Это значит… тебе придется три следующих хода пропевать все, что хочешь сказать, – заявила я.

– Мне кажется, вы все выдумываете, – недоверчиво отозвался он.

Конечно же, я выдумывала.

– Ничего подобного, – соврала я. – Правила есть правила. И одно ты уже нарушил, так что пей.

Генрик взял девятку. Я открыла было рот, но меня перебил Кирилл.

– Эта карта означает, что ты… должен изображать буфетчицу, пока кто-нибудь другой не вытащит девятку. А я выпью еще медовухи. Спасибо.

Генрик обернулся ко мне, а я пожала плечами.

– Парень знает правила, Генрик.

Как только Генрик отвернулся, мы с Кириллом переглянулись, пытаясь сдержать смех.

Когда дошла очередь до Эвандера, он вполголоса усмехнулся, вытянув, само собой, карту Засранца. К моему удивлению, он поднес карту к лицу.

– Леммикки, смотрите, мой портрет.

Я изумленно рассмеялась. Я видела Эвандера рассерженным, серьезным и самоуверенным, но не припомню, чтобы когда-то видела его… веселым.

Почему именно таким он казался опаснее всего?

Глава 59

Прошло несколько часов прежде, чем мы с Эвандером наконец отправились в нашу комнату, и были даже не последними, кто лег спать.

К счастью, играть в «Королей и Засранцев» мы уже закончили, и мне удалось удачно рассчитать свои силы, так что действие выпитой водки в основном выветрилось. А если я и чувствовала себя смятенной и растерянной, то, кажется, алкоголь тут был ни при чем.

– Как прошли переговоры? – спросила я, поставив бокал с водой на низкий столик и прихватив по дороге в смежную комнату одну из рубашек Эвандера.

По шороху ткани я поняла, что он тоже переодевается. Хотя мы проделывали это каждый вечер, и большую часть дня провели куда менее одетыми, чем сейчас, мне вдруг стало трудно дышать.

Эвандер не отвечал мне дольше обычного, отчего у меня появилось слишком много времени, чтобы представить, как он, должно быть, натягивает рубашку на крепкую мускулистую грудь.

– Хорошо прошли, – наконец ответил он.

Мне показалось, что голос у него звучал натянуто?

Я так погрузилась в эти размышления, что слишком резко выскочила из каморки и врезалась в Эвандера. Он подхватил меня обеими руками, выровняв мою траекторию. Тогда почему же мне по-прежнему казалось, что я падаю?

Я подняла взгляд и увидела клубящиеся в его глазах грозовые тучи. Полные, идеальной формы губы приоткрылись, когда он разглядел выражение моего лица. Его руки остались лежать на моей талии, от обнаженной кожи их отделяла только тонкая рубашка, к которой я уже так привыкла.

По всему телу разлился жар, сначала медленно, а потом разгораясь, как лесной пожар. Я не успела удержаться, не успела сказать себе, что из всех совершенных мной несусветных глупостей эта станет самой дурацкой, как уже подалась вперед.

Уверена, я перестала дышать.

На его лице отразилась нерешительность. Он сжал меня еще крепче, так что пальцы теперь впивались в кости. Одно чудовищно длинное, напряженное мгновение я сомневалась: оттолкнет он меня или прижмет к себе.

Эвандер сделал и то, и другое.

Или ни то, ни другое.

Я не знала, поняла только, что прижата спиной к стене, а он навалился на меня всем телом. У меня вырвался сдавленный вздох, и ни в одном уголке своей души я не могла найти сил, чтобы оторвать от него взгляд.

Поэтому я увидела, когда именно он сдался.

– Дзярмо, леммикки! – Произнося эти слова, он уже наклонялся ко мне, но все же за долю секунды прошла целая вечность, прежде чем Эвандер завладел моими губами.

Время остановилось, перестало существовать. Весь мир исчез, как будто мы оказались в центре яростной бури, но нас не тревожил ни единый порыв ветра. Губы, руки, каждая точка его тела, которой он касался меня, искрили молниями.

Эвандер целовал не так, будто исследовал, критически оценивал или сомневался. Он целовал меня так, будто я действительно принадлежала ему, и на этот раз мне совсем не хотелось спорить.

Я прильнула к нему, приоткрыв губы, чтобы поцелуй стал глубже, и пробежала пальцами вверх по бицепсам к мускулистым плечам. Его язык скользнул в мой рот, поддразнивая меня. Это было настолько в духе Эвандера, что я усмехнулась, прикусив его