Хозяин дубравы. Том 2. Росток - Михаил Алексеевич Ланцов

ушла?

— То на следующем суде у него будет сильное подспорье.

— А что с печатью этой нужно делать дальше? Хранить?

— Возьми ее в руки. Максимально ясно представь сына и сомни, а потом в реку выброси. Печать эта имеет силу лишь единожды и только для одного человека. Узор подсказывает сам Перун в каждом конкретном случае.

Дарья молча обняла Беромира.

Поцеловала в щеку.

И с выступившими слезами выполнила то, что он сказал.

Молча.

А потом удалилась в женскую часть длинного дома, погруженная в печаль.

Это было странно.

Очень.

Но ведун не стал сильно рефлексировать. Он и сам отправился спать, потому что завтра утром им нужно было выступать. Всем. И гостям, и ему со своими учениками, оставив раненных на попечение Дарьи да прочих женщин. Так-то опасно. Если бы сестра Беромира не являлась ведьмой Мары, не решился. А так — этих бедолаг самих от нее потряхивало. Боялись. Сильно. Местами до усрачки…

* * *

Борята после того веча был сам не свой.

Да — сделал, что хотел.

Но взгляды порой на себе ловил нехорошие. И прямо кожей чувствовал нарастающую угрозу. Только ни разу так и не удалось приметить — кто именно так на него смотрит. Что злило и тревожило все сильнее и сильнее.

И тут, словно наваждение — подался в сторону.

А мимо лица просвистела дубинка.

Вот буквально на два пальца. Чуть нос не своротила.

Мгновение.

И нападающий попытался ударить наотмашь — снизу, но Борята выставил руки и заблокировал этот порыв. Да так удачно, что левая его ладонь попала прямо в основании кисти нападающего. Из-за чего дубинку тот не удержал, и она отлетела в сторону.

— Ты что творишь! Окаянный! — выкрикнул кто-то со стороны.

— Что? — удивился Борята, озираясь на этот голос.

А там из-за угла появилось двое довольно крепких ребят. И тоже — с дубинками в руках.

— Ты почто на Говена напал⁈

— Что вы несете⁈ Это он на меня напал!

— Ай-ай-ай… — покачал поднимавшийся с земли Говен, который туда рухнул, после неудачного нападения. Растирая кисть. — Как тебе не стыдно? Только стал боярином — а уже шалишь.

— Брехун!

— Тише, тише, — усмехнулся он. — Как мы скажем, так и будет. Других видаков-то нет.

— Не боишься гнева Перуна?

— То не мне — тебе его бояться надо. За несправедливость ответ держать. За то, что власти возжелал и прочих презрел возвышаясь.

Борята нехорошо прищурился и поджал губы.

— Бей его робята. Защитничка нашего! — хохотнул Говен.

Это был тот самый старейшина, который больше всех выступал на собрании. Вот и не усидел.

Мгновение.

И Борята резко присел, пропуская над собой дубинку.

Шаг в сторону с поворотом корпуса.

Захват за рубаху левой рукой.

Рывок на себя. И, заодно, правой он таки дотянулся до сакса, висевшего у него на поясе.

Шаг назад.

Нападающий думал, что его толкать назад будут, а Борята на себя потянул. Оттого и едва не рухнул, потеряв равновесие.

Подшаг.

Поворот.

Удар.

И сакс, взятый обратным хватом, вошел в мягкое тело на половину клинка в корпус у шеи. Вертикально.

Перехват ножа.

Рывок.

И вот боярин уже стоял со здоровенным ножом в руке, а за его спиной оседал его враг, хрипя и булькая.

Шаг.

И второй крепкий мужчина попытался ударить боярина. Сверху вниз, метя по голове, дабы ее разбить.

Но упражнения с Беромиром сказались. И он просто довернул корпус. Противник же, не рассчитав свои силы, стал «проваливаться» и заваливаться вперед.

Вскрик.

Он сам умудрился насадиться животом на сакс. Борята его просто выставил перед собой, то ли по наитию, то ли сообразив. В таком угаре особо и не разберешь.

Толчок рукой и тело, вывернув часть ливера и располосовав печень, отвалилось вперед, сваливаясь с ножа.

— Это как же… — запричитал Говен, отступая назад. — Это что же…

— Как ты видишь — Перун недоволен.

— Нет! Нет! Нет! Этого не может быть! Перун любит меня! — крикнул Говен и попытался Боряту дубинкой уколоть.

Смешно не смешно, а получить тычок такой палкой в лицо — приятного мало.

Боярин просто чуть отвел голову, уклоняясь, и шагнул навстречу. От души накатив лбом в нос Говену. Разбив, разумеется, его совершенно, ибо ударил от души.

Старейшина выронил дубинку, схватившись за лицо правой рукой и, согнулся, отступив назад на шаг. Ну и выставив левую руку вперед, пытаясь остановить противника.

Но тот сделал еще шаг вперед.

И мгновение спустя резко резанул саксом, вспоров Говену шею сбоку. Да ладно так душевно — до позвоночника.

После чего ногой пнул, отталкивая, с нескрываемым презрением на лице.

Замер, оглядываясь.

Здесь, оказывается, многие собрались. Вон — выглядывали издали.

Но никто и слова не сказал, лишь с ужасом глядя на своего боярина. Теперь уже настоящего. Одно дело — голосование. Пустая и во многом глупая игра. И совсем другое дело — вот так.

Говен бросил вызов.

Мерзко.

По-скотски, на что в общем-то намекало даже его имя.

И он проиграл.

Даже так.

Поэтому все остальные сделали правильный вывод.

Борята же пошел за своими людьми с тем, чтобы наведаться домой к несостоявшимся убийцам. Прощать никого он не собирался…

Часть 3

Глава 5

167, декабрь, 4–5

— Чу! — негромко крикнул кто-то.

И Беромир скосился на идущую чуть впереди «пирогу».

Чтобы гребные лодки не отставали приходилось постоянно играться с парусом катамарана. С одним — с передним. Задний даже и не поднимали, иначе слишком сильно вырывались вперед. Так-то хорошо. Но здесь и сейчас им требовалось идти группой.

Добрыня — один и старших, пришедших в набег, указал куда-то на перелесок впереди.

Ведун несколько секунд не мог ничего понять, пока не разобрал едва заметный дымок на горизонте. Натурально тоненькую струйку где-то вдали.

— К берегу! — громко, но не криком произнес он.

Помахал рукой.

А потом уже сам и отвернул, стараясь сквозь засохший камыш проскочить до самой земли. Все же по холодной воде валандаться удовольствия мало. Поэтому его ребята подхватили короткие весла и, дополнительно разгоняя катамаран, стали ими грести максимально интенсивно.

Остальные последовали за ним, также ускорившись…

— Ждут, стало быть? — тихо спросил Добрыня, когда весь сводный отряд уже оказался на берегу. И укрылся. Как сам, так и