Мартин-Плейс - Дональд Крик

— Черт подери, сынок! — сказал он виновато. — Я вовсе не хотел выливать на вас такой ушат воды. Я имел в виду только одно: если вы намерены вступить в деловой мир благородным рыцарем, то да смилуется над вами бог!

— Бог здесь ни при чем, — ответил Дэнни. — Вы проповедуете бессмысленность любых усилий, мистер Касвел. Я еще слишком молод, чтобы слушать это. — Потом он процитировал Рокуэлла, доказывая, что и ему в его нынешнем положении уже доступны свершения. Стоять в сторонке зрителем и насмехаться — что может быть легче?

— Я хочу играть и выигрывать, — сказал он. — Но для этого не стану ни карабкаться по чужим спинам, ни вырывать свой кусок из чужого рта. Я хочу выбраться из задворок и проулков. И я буду есть, пить и спать, как требует «Национальное страхование», до тех пор, пока оно дает мне то, чего я хочу, и ведет меня туда, куда я хочу идти.

Касвел печально покачал головой.

— Не верю, сынок, — сказал он. — Этого ты от них никогда не дождешься.

— А вы хоть во что-нибудь верите, мистер Касвел?

— Беспристрастный следователь! — ответил тот. — Ну ладно, я готов расколоться. Я ни во что не верю. Что вы на это скажете?

— Что встречаюсь с этим не в первый раз.

— Ваш отец, а?

— Да.

— И что же он говорит?

— Сиди смирно, держи язык за зубами и, когда кто-нибудь умрет, забирайся ступенькой выше. Или женись на хозяйской дочери.

Хлопнув ладонью по ручке кресла, Касвел захохотал:

— Бьюсь об заклад, он в свое время был чернорабочим и считает, что вам деньги достаются даром!

На этот раз Дэнни улыбнулся. В Касвеле была своя привлекательность — своеобразная чуткость и прямолинейность, а его догматизм не таил в себе враждебности, потому что порождался любовью к спорам. Он сказал:

— Для отца работа всегда была принудительной повинностью. Моя же работа представляется ему блаженным праздником, за который мне еще платят. По-моему, он опасается, как бы из-за необдуманного поступка или слова я не лишился этого праздника. Он хочет только одного — чтобы и дальше мне деньги доставались даром. Не делай и не говори ничего, что может быть истолковано не так, — вот его девиз.

— Этому его научила необходимость, — с грустной серьезностью сказал Касвел. — Научила сгибать шею и благодарить. В полном соответствии с нашими религиозными установлениями. И с фактами жизни! — последнее он произнес отрывисто, с прежней иронической грубоватостью. — Необходимость и стремление жить! Вот в это можно верить, юноша. Запомните: когда жизнь впервые выбралась из первобытной трясины, она искала только одного — чего-нибудь съедобного. Теперь трясина уже давно высохла и заасфальтирована, но, черт подери, необходимость в пище никуда не исчезла. Как и хищные челюсти. Да и чтобы найти тину, не придется рыть особенно глубоко! — внезапно он откинул голову и засмеялся. — Шокированы, а? Можете ничего не отвечать. Я жалкий неудачник, изменник, предающий великие солидные добродетели «Национального страхования», а с ними и ваши розовые мечты. Я самодовольный идиот, которому нет места в цивилизованном обществе. Правильно? — Он взял книгу, лежавшую на ручке кресла, и перебросил ее Дэнни. — Читали? «Тоно Бэнгей» Уэллса. Возьмите почитать… — он замолчал, услышав, как хлопнула входная дверь. — Вот и Пола.

Она вошла в комнату и швырнула на стол сверток.

— А, Дэнни! Давно ждешь?

— Давненько. Верно, Дэнни? — Касвел подмигнул, и Пола сказала:

— Надеюсь, ты задал ему перцу, Дэнни-Дэн. Впрочем, это нетрудно: он ведь только рычит, а не кусает.

— Выпей чего-нибудь, — заметил ее отец. — И не компрометируй меня перед гостем. Что у нас на обед?

— Это ведомо только миссис Роуз, — ответила Пола, подходя к буфету. — Или у нее сегодня свободный день? В таком случае питаемся хлебом с вареньем.

— Господи, что за бесполезное создание! — весело сказал ее отец. — Стряпать не умеет, шить не умеет, а чего стоит заставить ее убирать постель хоть дважды в неделю!

— Это все потому, что я не хочу одомашниваться, — ответила Пола, и Дэнни с еще большей остротой почувствовал себя посторонним. — Мой будущий муж не получит в качестве жены щетку и кухонное полотенце.

— Твой будущий муж еще не родился, — сказал ее отец. — Разве что Дэнни захочет рискнуть.

— Знаешь что, Дэнни оставь в покое, или это плохо кончится, предупреждаю! — Она погрозила отцу пальцем, взяла свой бокал и уселась с ним на ручку кресла Дэнни. — Хотите послушать про то, как я встречала сегодня «Город Лондон»?

— Не хотим, но боюсь, что все равно придется, — ответил Касвел с улыбкой.

— Мне досталось интервьюировать сэра Роджера Хока, английского фабриканта автомобилей, и леди Хок, — начала Пола. — Она годится ему во внучки. «Лапка, — говорит он ей. — Эта барышня из газеты и просит, чтобы ты сказала несколько слов ее читателям». — «Как ми-ило, — говорит Лапка. — А ты уже что-нибудь говорил, Музик? И что именно? Я ведь не хочу повторять то же самое». Старый хрен говорит: «Я сообщил ей, что это путешествие первооткрывателей, Лапка. А кроме того, что в будущем году наша фирма намерена выпустить новую модель». — «Ах, Музик! — говорит она. — Если бы я не открыла тебя, право, не знаю, что я стала бы делать. Можете записать, что для любви не существует преград и, как ты уже говорил, Музик, мир — огромная устрица, которая ждет, чтобы мы ее открыли. Так, Музик?» Тут она щекочет его под брылью, и у него просто судороги начинаются. И все это появится под заголовком «Волшебная сказка любви».

— Черт подери! — взревел Касвел. — Ты скоро сможешь написать пасквильную сатиру на светскую жизнь над ватерлинией! Она разойдется миллионным тиражом, будет переделана в сценарий, и ты отправишься в Голливуд.

— А ты потащишься за мной и извлечешь из всего этого огромное удовольствие. — Пола перевела взгляд с отца на Дэнни. — Вы действительно поладили, или я и вправду чувствую запах паленого?

— Паленого, как бы не так! — сказал Касвел. — Это первое умное существо в брюках, которое ты привела в наш дом.

Пола повернулась к Дэнни.

— Ты должен чувствовать себя польщенным, Дэнни-Дэн. Но я все-таки не верю, что вы тут только тихо беседовали по душам.

— Если хочешь знать, мы чертовски поругались, — признался Касвел. — И до сих пор ругались бы, если бы ты не вошла.

— Чем же я вам мешаю?

— Тебе такие высокие материи не по зубам, верно, Дэнни?

— Несомненно! — Дэнни улыбнулся ей.

— Свинство с вашей стороны, — сказала она. — А я и слушать про это не хочу. Наступает субботний вечерок, а в субботу вечерком я желаю веселиться.

— Эй, Пола! Здорово, Пола! Привет, Пола! — эти приветствия неслись из дверей яхт-клуба и с веранды, нависающей над водой. Пола махала в ответ и тоже что-то кричала.

Опираясь локтями о перила балкона, она глядела на бухту — тихую и поблескивающую в свете месяца, пронизанную отражениями береговых огней, усеянную смутными тенями лодок и яхт.

— Ну, что скажешь об этом местечке, Дэнни? Я не раз хорошо проводила здесь время.

— Что ж, это такое место. Специально устроенное для того, чтобы хорошо проводить время.

— Да…

Тон, чуть грустный, как приглушенный шорох маленьких волн, набегающих на песок, был для нее необычен. До сих пор Дэнни считал ее неуязвимой для воспоминаний — ему казалось, что ее чувства, как и впечатления, недолговечны, и теперь он подумал, что это ее настроение порождено ощущением невозвратимости. Оно как бы говорило: «Вот то, что мне нравилось и с чем я расстаюсь». Такая же мысль постоянно жила и в глубине его собственного сознания с тех самых пор, как Пола начала работать для журнала, но теперь предчувствие близкой перемены придало ей особую остроту.

Он повернулся к Поле, его взгляд скользнул по блестящему шелку платья и остановился на ее профиле. Он накрыл ладонью ее руку на перилах.

— Мне очень не хватало тебя, Пола.

Она внимательно поглядела на него и сказала, словно извиняясь за что-то нехорошее:

— Мне тебя тоже не хватало, Дэнни. Ты первый мужчина, без которого я скучала.

По его телу пробежали теплые волны, неся на своем гребне надежду. Может быть, это — признание, что она пыталась забыть его и не сумела?

— Но все зависело только от тебя, — сказал он. — Ты же знаешь. Чего ты хотела? Бежать?

Она покачала головой.

— Я просто позволила течению жизни увлечь меня. Вот что мне нужно, Дэнни. Вот что я получила после того, как ушла из «Национального страхования».

Даже здесь на него ложилась тень «Национального страхования», как пятно на его репутации. И ее объяснение по-прежнему означало, что ни его поступки, ни слова не в состоянии стереть это пятно. Он придвинулся ближе к ней.

— Послушай, Пола, — сказал он тихо и настойчиво. — Я прошу тебя об одном: забудь, где я работаю. Думай обо мне просто как о… как обо мне самом, и все. Как о человеке, с которым тебе хорошо. Ведь это же так?