Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

он с сожалением.

– Не успеешь глазом моргнуть, Ванечка… – Я подкинул получше на спине увесистый рюкзак и зашагал по тропе. – Прощайте, отцы!

– С Богом, отец Симон! Даже не верится, что до самой весны не увидимся! – крикнул вслед послушник Георгий. Обернувшись, я помахал ему рукой. Харалампий вдогонку крестил меня и дорогу, которая крутым зигзагом уходила в безлюдные молчаливые леса и одиночество.

Зима пришла в одночасье, как будто рухнула обвалом с низкого серого небосклона. Заметалась, забилась по звериным тропинкам пурга, загоняя дым из трубы обратно в келью, метельным кулаком стучала в стены. И так же неожиданно, как началась, утихла. Но я уже не верил наступившему снежному спокойствию зимнего леса. «Всегда до того, как зима действительно установится, кто-нибудь придет», – говорил я себе, глядя в заледеневшее окошко, в которое забрел случайный лучик вечерней зари.

И точно: в сумерках тревожный и хриплый голос Харалампия заставил меня выбежать на порог. Обмотанный рваным шарфом, с растопыренными руками, поскольку из-под поношенного армейского бушлата выглядывали подрясник, свитер и что-то еще, он был похож на небольшую копну сена, занесенную снегом.

– Батюшка, скорей, помогайте! Послушник Георгий гибнет… – прохрипел мой гость.

– Где?

Держась за мою руку, он с трудом взобрался на порог.

– В овраге рядом засел, сил уже нет… Просит принести ему сухие носки и чего-нибудь горячего…

– Присаживайся, обогревайся!

Я быстро кинул в рюкзак шерстяные носки, теплые варежки, налил горячий чай в термос, так как чайник всегда стоял на плите, и поспешил по следам в глубоком снегу к оврагу. Метрах в трехстах от кельи удалось набрести на капитана, утонувшего по грудь в глубоком снегу на крутом склоне.

– Отец Симон, сбились с тропы… Попался в ловушку… Ни вверх, ни вниз! Ноги мокрые… Замерзаю… – Он схватился холодной рукой за мою руку. – Перчатку где-то потерял, – прошептал послушник.

Голос не повиновался ему. Соскальзывая под тяжестью его крупного тела, я полез вверх. Нахлебавшись сыпавшейся сверху снежной пыли, мы кое-как выбрались из крутого оврага. Под пихтой послушник стащил сапоги и снял мокрые носки. Я держал его за плечо, пока он переобувался. С ветвей внезапно рухнул ком снега, попав Георгию в сапог, стоящий рядом, пока он засовывал ногу в другой сапог.

– Ах ты зараза… – не удержался мой друг, раздраженно вытряхивая из обуви снег. – Как это меня угораздило не взять запасные носки?

Выпив горячего чаю, он с удовольствием надел теплые варежки и топнул ногой:

– Вот теперь порядок!

Через полчаса в келье, у жаркой печи мы пили горячий чай с медом. Промокшая одежда, развешенная на гвоздях, вбитых в стену, парила.

– Блаженство-то какое… – вздыхал Харалампий после каждого глотка. Они вынули из рюкзаков свежий хлеб, сыр, сушеные груши.

– Батюшка, вы не хлопочите с кашей, экономьте продукты, вам еще зимовать, а мы завтра вниз рванем, – приговаривал повеселевший капитан, отрезая толстые куски сыра. – Вот попал так попал… Даже не верится! – Он покрутил головой. – Но теперь уж я помолился! Паники не было… Правда, Харалампий? – Георгий шутя подтолкнул его локтем. Инок в ответ улыбнулся. Видно было, что они хорошо ладили между собой.

– Правда, правда, потому и добрались. Чем горы-то хороши? Тем, что в них без молитвы – ни шагу! Теперь, дай Бог, вниз по следам легче будет… – Харалампий перекрестился.

– А зачем вы так рисковали? Что-нибудь случилось? – спросил я.

Гости переглянулись.

– Нет, ничего особенного не случилось… – Георгий подумал и сказал: – Просто потянуло что-то вас проведать, пообщаться… Говорю вчера: «Давай, Харалампий, двинем на денек к отцу Симону!» А он безотказный раб Божий: «Двинем так двинем, Георгий!» Ну, мы и двинули! – Они рассмеялись, понимая друг друга с полуслова. – А если серьезно, так у меня, батюшка, к вам просьба: постригите меня в монахи! Как-то на сердце легло после нашего крестного хода на Цыбишхе… Мне уже сорок пять лет. Хватит по земле ходить неприкаянному… – Он ожидал ответа, весь собравшись и сосредоточившись.

– Это хорошо, что душа твоя к монашеству тянется, Георгий! Но, во-первых, у меня нет здесь чина этого пострига, а во-вторых, у меня к вам обоим просьба: проживите эту зиму вдвоем мирно, по любви. Тогда весной, Великим постом, совершим пострижение, с Божией помощью! Отец Кирилл дал такое благословение – постригать тех, кто не стар, сначала в иноки.

– Ага, понятно. Ну что ж, будем ждать вас Великим постом! А с Харалампием можно жить, он смиренный… – Послушник повернулся к своему другу, сосредоточенно размешивающему мед в кружке чая. Тот покачал головой: