Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

В отдалении виднелся какой-то большой белый сугроб. Им оказался рухнувший первый пастуший балаган, где мы надеялись ночевать. Я попытался подлезть под упавшую крышу, но наткнулся на торчащие колья и балки, перекрывающие невысокое внутренне пространство, и отступил. Оглянувшись на съежившегося капитана, я подбодрил его:

– Не переживай, Георгий! Второй балаган подальше должен уцелеть. Он покрепче этого…

Послушник ничего не ответил.

То и дело сбиваясь с засыпанной снегом тропы, мы добрались до второго балагана. Он тоже упал и поломал своей тяжестью все попирающие его стойки. Свистел ветер, залепляя лицо снегом и сбивая дыхание. Мы сплошь покрылись снегом и напоминали снежных кубарей, из которых мальчишки лепят снежную бабу. Тело начало замерзать, и положение стало угрожающим. Никакого жилья не было видно, а ноги и руки окоченели. Всю необозримую альпийскую луговину затянуло сплошным молоком плотного и вязкого тумана.

– Эй, Георгий! – Мой крик сносило ветром. – Ты не замерзаешь?

– 3-з-замерзаю… – услышал я.

– Держись, друг, есть третий балаган. Он упасть не мог. Очень крепкий. Только ты молись, помогай мне, чтобы туман хоть чуть-чуть разошелся, а то и правда пропадем!

– Пресвятая Богородица, спаси нас, – слабым сиплым эхом донеслось в ответ. Ветер завыл еще громче…

Мир обманов вновь и вновь ловит душу мою лжемудростью его телесным существованием. Страхом и незнанием преисполнена жизнь тела. Блаженством и благодатью изобилует жизнь духа. Слепой хочет указывать, а неразумный – повелевать: так действует плоть моя, плоть гибели. Дух же стремится в смирении уподобиться Господу и соединиться с Ним в кротости и любви через созерцание. Когда по благодати Твоей, Боже, уподобится дух мой солнечному лучу от Солнца Божественной любви, тогда и тело мое уподобится небесной радуге, невесомой и легкой, словно ветер. Душа моя, перестань быть несуществующей, подобно земному, отягощенному грехами телу! Войди в Божественное бытие через священное безмолвие, ибо истинно существующей ты можешь стать лишь в Божественной сущности, не ведающей тлена!

КРЕСТНЫЙ ХОД

Тихо горит Небесная свеча любви Твоей, Боже, но свет ее опаляет огнем своим злобных демонов мрака и далеко светит во все концы земли, во все уголки каждого человеческого сердца. И кто поднимает крохотную свечу души своей навстречу Божественному свету, возгорается тогда душевная свеча, и каждое пламя такой свечи становится единым со всепроникающим и всеозаряющим сверхмысленным светом Отца Небесного. Господи Боже, Душе Всемогущий, укрепи пугливую и робкую душу мою подлинным светом могущественной и всепобеждающей Твоей истины, которая несет в себе действительное знание того, что мой крохотный свет и Твое безграничное сияние едины друг в друге, неслиянно и нераздельно.

Но сколько мы ни вглядывались в крутящийся и летящий навстречу снег, слепивший глаза, смесившийся с пеленой густого тумана, ничего не видели, кроме клубящейся серой мглы. Примерно помня направление к последнему жилью, я продолжал медленно идти вперед, все время опасаясь пройти мимо него, поскольку не мог узнать местность, занесенную снегом. На малое мгновение впереди справа блеснула синева вечернего неба и тут же скрылась. На ее фоне мелькнула хижина, утонувшая в сугробах.

– Георгий, балаган! – указал я своему спутнику, шедшему за мной и опустившему голову из-за резких порывов снежных хлопьев, секущих лицо.

– Где? Где? – Он озирался вокруг, запорошенный снегом и похожий на ледяной столб. Очередная туча накрыла нас снежным бураном, но я уже знал, куда идти.

– Мы уже рядом, и наше прибежище вроде не упало! – Мне пришлось придать своему охрипшему голосу как можно больше бодрости, чтобы воодушевить инока.

Рывком я распахнул дверь балагана: внутри было сухо и тихо. По бокам стояли деревянные топчаны, посередине хижины располагался очаг, рядом лежали дрова. Ничего из брошенных владельцами кастрюль, фляг или муки уже не нашлось – псхувцы унесли все, что можно было взять. Одеревеневшими руками мы сбили снег со штормовок, но пуговицы не удалось расстегнуть. Пока мой друг возился с очагом, разводя огонь, я набрал в котелок снега, достал крупы и чай. Огонь жарко запылал, сделав наш приют уютным. От одежды повалил пар. Мы уселись возле огня, держа в отогревшихся руках штормовки и просушивая их. За стенами балагана бушевала снежная буря, а внутри него и в наших душах оживало мягкое ровное тепло.

– Ну, отец Симон, так близко к смерти я еще не был… Думал, что уже нам труба! Ничего себе ощущение, так сказать… Сейчас сидим у огня так спокойно, словно минуту назад не погибали, – рассуждал послушник, глядя в костер и подкладывая в него сухие ветки. – А вы молодец, не растерялись!

– Георгий, если бы на секунду Господь не показал это жилье, мы бы сами никогда не нашли его!

– Слава Богу! – Он приподнял лицо,