Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович

Шевченко помотал головой, словно отказываясь верить услышанному.

— Вот тут ты ошибаешься.

— Подождите делать выводы. Я вам сейчас такое расскажу!

— Знаю я, что ты скажешь. Вместо Остапенко оборотнем оказался его подчиненный, старший лейтенант Зозуля. Ему удалось перевести стрелки на своего непосредственного начальника, а заодно и тебя подставить. Он же имитировал самоубийство. Однако с правой рукой маху дал.

— Верно, — озадаченно протянула я. — А вы откуда знаете?

— Я же твой наставник. Положение обязывает. Еще я знаю, что Зозуля майора Остапенко не убивал. То есть майора вообще не убивали.

— И вы туда же, Владимир Степанович! Не поверю я, чтобы майор по своей воле мог свести счеты с жизнью!

— Живой он, твой Остапенко, живой! Сидит сейчас на конспиративной квартире МВД, телевизор смотрит, в потолок плюет. Его сослуживцам было объявлено, что родственники Остапенко увезли его тело в другую область, на родину. Это чтобы инсценировкой похорон не заниматься. Хлопотно больно… Что с тобой, Леся! Ты это… сядь.

Пиночет пододвинул стул и помог мне сесть. Я же не могла прийти в себя от шока. Надо же, не жизнь, а сплошное кино. Не знаешь, к чему быть готовой через полчаса.

— Значит, инсценировка?!

— Да.

— Гады вы все, вот что я вам скажу.

— Ну-ну, успокойся. Идея эта принадлежит самому Остапенко. Он понял, что кто-то из его отдела сотрудничает с криминалитетом, но не мог выяснить, кто именно. Под подозрением оказались трое. Поэтому было решено устроить представление. Наврав председателю комиссии о тебе и о том, что для Остапенко было не важно, с какой руки стрелять, Зозуля себя выдал. Виталий Сергеевич — левша стопроцентный. Он специально ствол не в той руке держал, чтобы посмотреть, как Зозуля отреагирует.

— Зозулю арестовали?

— Пока нет. Надо же выяснить, кто его настоящий хозяин. Хотя связь уже прослеживается.

— Довгаль? Который заведует охраной Хахалина?

— Ты догадлива. Мы теперь знаем гораздо больше об этом человеке. Честно говоря, с этим и была связана моя командировка.

— Постойте, значит, служебное расследование, моя опала… Это что, тоже часть спектакля?!

Пиночет слегка кивнул.

— Знаете, Владимир Степанович, у меня такое чувство, будто бы меня изнасиловали.

— Не обижайся.

— Вам легко говорить «не обижайся»…

Зазвонил внутренний телефон. Шевченко снял трубку, послушал и коротко ответил:

— Сейчас будем. — Затем повернулся ко мне: — Пошли, Ищенко.

— Куда?

— К Александру Антоновичу. Разгребать твои завалы.

Кроме самого Зажирко в его кабинете находились два человека, которых я раньше никогда не видела.

— Вы уже успели ввести Ищенко в курс дела? — осведомился прокурор, обращаясь к Шевченко, едва мы успели переступить порог.

— Отчасти.

— Превосходно. Остальное она поймет по ходу беседы. Присаживайтесь. — Прокурор повернулся к своим гостям и сказал: — С Владимиром Степановичем вы уже знакомы, а это та самая Ищенко, младший следователь. Познакомься, Алеся Владимировна, это сотрудники управления службы безопасности — Гуменный Игорь Олегович и Воробьев Иван Николаевич. Начнем наше оперативное совещание. Какой там у нас главный вопрос на повестке дня?

— Главный вопрос, где сейчас Подольский. Его показания нам бы сейчас ой как пригодились, — подал голос Гуменный.

Возникла пауза, которой я сразу же воспользовалась.

— Показания Подольского у меня есть, — сообщила я. — Он сам вышел на меня прошлым вечером. У нас состоялась долгая беседа, и я, с разрешения Подольского, записала ее на диктофон. Кассета у меня с собой. — Я хлопнула по сумочке, которую так и не успела занести в свой кабинет. — Благодаря его показаниям очень многое становится ясным… Задержать его я не пыталась. К тому же это вряд ли бы удалось. Он сильный мужчина, а я слабая женщина. Но я могу связаться с ним в любой момент. Он оставил номер мобильного.

Я достала кассету и положила на стол, но никто, кажется, даже не посмотрел на нее. Взгляды Зажирко и его гостей были прикованы к моему лицу. Куда смотрел Пиночет, я не видела, он сидел рядом. В воздухе запахло очередным моральным изнасилованием. Так оно и получилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я очень рад, что вы сами рассказали нам о встрече с Подольским, — взял слово прокурор. — Иначе я бы просто не знал, что и делать. Похвально и то, что вы, как хороший товарищ, не вмешиваете в это дело старшего лейтенанта Субботу, который тоже был у вас в гостях вместе с Подольским.

Разговор стал принимать непонятный оборот. Впрочем, все ведь знали, что Суббота был приставлен ко мне в качестве охранника.

— Это была моя идея отпустить Подольского. Никуда он не денется. Мы нужны ему не меньше, чем он нам. И еще: я ему верю…

— Никто вас с Субботой не обвиняет. Вы правильно действовали.

— Вас что, содержание беседы не интересует?

— Содержание вашей беседы с Подольским нам известно. И запись у нас есть покачественнее, чем ваша, — сухо ответил Гуменный.

— Мой дом прослушивался?

— Это было необходимо. Мы предполагали, что Подольский попытается связаться с вами, поскольку он уже не раз собирался это сделать. За вами было установлено негласное наблюдение. Да и для вашей безопасности так было лучше. Однако Подольский оказался еще хитрее, чем мы думали: он засек наших людей. Тогда мы решили зайти с другой стороны: прослушивать ваш дом и телефоны, а охрану убрать.

— Я поняла. Где сейчас Саша?

— У нас, разумеется. Мы взяли его ночью неподалеку от вашего дома. Но вы не беспокойтесь. Обошлось без эксцессов. При задержании Подольский вел себя спокойно. Он в хороших условиях. Во всяком случае не в следственном изоляторе. Я бы назвал это скорее домашним арестом.

Пока Гуменный говорил, прокурор стучал пальцем по столу.

— Ну хорошо, — нетерпеливо произнес Зажирко. — Мы сказали Ищенко все, что она должна была знать. Что дальше?

— Поскольку Довгаль, который является главным подозреваемым, был старшим офицером службы безопасности, принято решение передать его дело на расследование нам, Александр Антонович, — ответил Гуменный.

Зажирко аж разрумянился от удовольствия.

— Ну и слава богу, — выдохнул он. — Обрадовали вы меня. Прямо как гора с плеч.

— Разумеется, в той части, которая начинается со смерти милиционеров. Ну а кто и почему ударил Подольского по голове, это уже ваша прерогатива. Версия, что эти два случая не связаны между собой, кажется, подтверждается.

Получив распоряжение прокурора о передаче дела, мы с Пиночетом в сопровождении эсбэушников спустились на второй этаж. Я до сих пор многого не понимала, но возможность расспросить Владимира Степановича представилась только после того, когда Гуменный и Воробьев, нагруженные материалами дела, покинули здание прокуратуры, оставив взамен несколько листов с отпечатанным образцом акта передачи и описи документов.

— Что-то я не поняла, Владимир Степанович, о какой это версии упоминал Гуменный? Учтите, после всего, что вы со мной сделали, я имею право знать.

— Он имел в виду, что покушение на Подольского, после которого он потерял память, и все, что случилось с ним потом, никак между собой не связаны. То есть Серов сам по себе преступник, Довгаль сам по себе. Ты же сама говорила, что не видишь связи между Серовым и Шамраем. Или с Хахалиным.

— Говорила.

— Предполагается, что ее и нет. Серов не захотел платить Подольскому за его пай в раскрученной фирме и поэтому нанял Милаева. А вот когда Подольский очнулся в больнице и понял, что ничего не помнит, им заинтересовались совсем другие люди.

— Довгаль?

— Да, он. Информацию, касающуюся пациента психбольницы, то бишь Психа, он узнал от своего подручного Зозули, который был в курсе, чем занимаются его коллеги.

— А Бражко был убит, потому что заподозрил Зозулю?

— Необязательно. Просто его смерть дала возможность затянуть установление личности Подольского. Твой Саша не должен был узнать свое настоящее имя, потому что Довгаль приготовил для него специальный сценарий.