Тот, кто умер вчера - Еремеев Валерий Викторович

— Да поймите вы, Леся… Или нет, вы теперь следователь Ищенко. Поймите, что сказать мне вам абсолютно нечего, кроме того, что я уже сказал. Ни в одном из названных преступлений я не виновен. Вопреки всем вашим «бесспорным» уликам. Свой обман я объяснил вполне убедительно. Что касается звонка… Да, я звонил по этому дурацкому автомату, признаю… Только не надо хвататься за авторучку, я все равно ничего не подпишу. Ведь звонил я не киллеру, а другому человеку, имя которого называть не буду по очень веским причинам частного характера. Газета с объявлением… К моему величайшему сожалению, я не могу объяснить, как она попала в сейф.

— Если вы назовете человека, которому звонили из таксофона, и мы получим подтверждение, что так оно и было, одним аргументом против вас станет меньше.

— Не назову.

— Плохо. Не знаю, честно говоря, что с вами делать.

— Я знаю. Отпустите меня в камеру.

— В камере лучше?

— Я обязан отвечать?

— Не обязаны… Хорошо, Сергей Иванович, давайте зайдем с другой стороны. Представим, что вы невиновны. Вопрос: кто, кроме вас, мог положить в сейф газету? Это ведь ваш личный сейф?

— Сказал же, не знаю.

— Ну а у кого могла быть такая возможность?

— Понятия не имею! Думал уже, много думал. Код замка известен только мне. Время от времени я его меняю. Есть у нас и два других сейфа — к ним имеют доступ работники бухгалтерии и старшие менеджеры. Но этот мой, личный. Он и стоит возле моего стола.

— А если, допустим, кому-то удалось подсмотреть код?

— Каким образом? Сейф небольшой, стоит с левой стороны стола. Рядом шкаф. Сотрудникам или посетителям он не виден.

— А ваш адвокат, то есть юрисконсульт Чечель, он что, с вами в одном кабинете работает?

— Да нет. Просто в его кабинете часто компьютер вырубается. Там розетка к другой линии подключена, и тогда предохранители срабатывают. В общем, я не вдавался в детали, но когда это случается, мне приходится пускать его к себе. Работать-то надо, а Сашино место так и осталось свободным… — Серов тяжело вздохнул. — Отпустите меня в камеру. Я на самом деле паскудно себя чувствую.

Я тоже чувствовала себя паскудно, когда шла с допроса. От утренней легкости, которую я испытывала, узнав, что для меня все закончилось благополучно, не осталось и следа. Во-первых, я утратила веру в виновность Серова. Вроде бы все против него: мотив — раз, газета — два, таксофон — три, а уверенности больше не было. Еще я очень беспокоилась за Сашу. Он мог за себя постоять, я в этом убедилась, но на душе было тревожно. Хотелось только одного: поскорее бы все закончилось.

Из следственного изолятора я поехала на улицу Красного Казачества, где находилась фирма «Техникс». В трехэтажном здании, сразу за двойными парадными дверями, был просторный холл, переходящий в длинный коридор. В самом начале коридора стояла будка вахтера. Честно говоря, я не совсем понимала, зачем в дневное время здесь нужен вахтер, ведь вход в здание, в котором кроме «Техникса» располагалось еще несколько фирм, был свободным. Таксофон, по которому звонили на номер Милаева, висел на стене слева. Я подошла к вахтеру, большому, грузному мужчине с седой, небрежно причесанной шевелюрой.

— Добрый день.

— Здравствуйте.

— Федорченко Павел Арсеньевич?

Вахтер не спеша отложил газету, которую до этого читал.

— Ну, Федорченко, — медленно произнес он.

— Следователь прокуратуры Ищенко. Вы дежурили в прошлый вторник?

— Да, я. Меня уже спрашивали. Это по поводу Сергея Ивановича?

— По поводу. Вы точно уверены, что видели, как он звонил по таксофону?

— Конечно. Я в вахтерах уже четвертый год. Устроился, как только на пенсию вышел. Четыре года — срок достаточный, чтобы запомнить лица служащих. Даже чужих. А с Серовым я знаком, потому и удивился, когда он сюда спустился звонить. Из тех, кто здесь работает, почти никто не пользуется аппаратом. Зачем, когда можно из кабинета звякнуть. Да не только я его видел. Еще Захаров, электрик.

— А кроме Серова, еще кто-нибудь звонил в районе четырех часов дня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет. Не помню, чтобы звонили. Правда, я отлучался минут на семь-десять.

— Куда отлучались?

— Да у нас за домом контейнеры мусорные стоят. Бумагу, которую туда выбрасывали, раньше поджигали, но скоро люди стали жаловаться, что дым в окна просачивается. Сами знаете, какой едкий дым бывает, когда бумага горит. Особенно если бумага чуть влажная. Ну и перестали жечь. Но иногда бывает, что кто-то спичку бросит или пацаны специально подожгут. Вот и вменили вахтерам в обязанность огонь тушить, если вдруг загорится. Хотя, если с другой стороны посмотреть, разве это наше дело?

— А что было во вторник?

— Да кто-то из работающих в здании людей позвонил мне и сообщил, что вот, мол, опять мусор чадит. Взял я тогда ведро, набрал воды, вышел во двор. Минут до десяти отсутствовал. И главное, ничего не горело. Ошибочка вышла.

— Кто звонил, знаете?

— Нет, не могу сказать. Это я только по лицам знаю всех, кто здесь работает. А по голосам в телефоне распознать не могу.

— А сам звонивший не представился?

— Нет.

— Это был мужчина?

— Скорее, да. Аппарат-то у меня старый, все время в трубке что-то трещит, поэтому трудно бывает понять, что тебе говорят. Но думаю, что это был мужчина.

— Что ж, Павел Арсеньевич, вы мне очень помогли. И у меня к вам просьба… О нашем разговоре никому ни слова. Лады?

— Ну что ты, дочка. Разве ж я не понимаю. Вы ведь не ради голого интереса сюда ко мне пришли. Значит, надо было.

— Надо, Павел Арсеньевич, еще как надо, — подтвердила я, вытаскивая из сумочки телефон.

Попрощавшись с вахтером, я вышла из здания и стала связываться с Субботой. Андрей долго не откликался, я целых три раза нажимала кнопку вызова, пока по моим барабанным перепонкам не ударил его недовольный, почти кричащий голос:

— Дашь ты мне поспать, в конце концов, или нет?

— Не поняла. Я думала, что ты где-то на задании, а ты дрыхнешь.

— Я тоже думал, что я на задании. Потом оказалось, что я на ходу засыпаю после всех этих бессонных ночей. Короче, я смылся домой, чтобы поспать часок. И этот часок еще не кончился. Так что извини. Если кто будет искать меня, скажи, что я в засаде.

— Э-э, я тебе дам в засаде! Не забывай, что я тоже не спала. Но, заметь, не прячусь по засадам.

— Ты не спала только одну ночь, а я недосыпаю уже несколько. Ты забыла, что я тебя охранял все эти дни?

— Меньше на компьютере надо было играть, охранник. Иди в душ и умойся. Есть тема. И ее надо обмозговать. Времени у нас мало, работы много. Через сорок минут встречаемся у меня в кабинете.

Вячеслав Ефимович Чечель нетерпеливо поерзал на стуле.

— Вижу, что дисциплина в вашем ведомстве оставляет желать лучшего, — проворчал он. — Адвокат уже на месте, а его клиента до сих пор еще не привели. Между прочим, у меня и другие дела есть, кроме того, как сидеть и на вас смотреть.

— А кто вам сказал, что будет производиться допрос Серова?

— Но вы же попросили меня прийти. Или это ошибка?

— Не ошибка, — улыбнулась я. — Мы действительно попросили вас явиться, но Серов здесь ни при чем. Вы приглашены на беседу в качестве свидетеля.

— Я… свидетель?!

— Ну да. Накануне мы допрашивали как свидетеля секретаря «Техникса» Галину Чуйко. Позавчера — менеджера по персоналу. Чем вы лучше их? Вы ведь тоже работаете в фирме «Техникс». Разве не так, Андрей Николаевич?

— Угу, — грубо промычал сидящий в углу Суббота, персонифицирующий злого следователя, в то время как я старалась говорить поласковее, словно являлась агентом по продаже недвижимости.

— Допрашивайте, если вам заняться больше нечем. Только побыстрее, у меня дел по горло. На фирме проблемы, к тому же интересы Сергея Ивановича представлять надо.

— Не похоже, что вы особо перетрудились. Я имею в виду Сергея Ивановича. Почему вы, например, не попытались изменить Серову меру пресечения на подписку о невыезде?