Герои русского парусного флота - Владимир Шигин

Засучив рукава, Пустошкин тотчас принялся за дело. Ещё бы, наступал звёздный час всей его жизни!

Корабельный состав готовил маркиз де Траверсе, десант — дюк де Ришелье. Они-то и принялись настаивать на отмене экспедиции.

— Даже если всё удачно выйдет, то пользы от этого никакой! — горячился маркиз.

— Не осмеливаюсь отвадить наудачу честь и славу России! — вторил ему герцог.

Возражения же самого Семёна Пустошкина никто во внимание не принял. «Радетели» России во мнении рядового контр-адмирала не нуждались! Вняв советам черноморских маркизов, Чичагов Босфорскую экспедицию отменил. Пустошкина же велел отправить куда-нибудь из Севастополя подалее, чтобы от горячности своей поостыл малость.

— Пусть отправляется на другой конец моря и берёт крепость Анапу! — решили Траверсе и Ришелье.

— Анапу — так Анапу! — заявил контр-адмирал жене, с приказом ознакомившись. — Всё одно воевать надо!

— Чем в деле сём руководствоваться мне? — испросил он у главного командира Черноморского флота.

— Благоразумием! Деятельностью и ревностью к службе! — был ответ.

Под начало Пустошкина отдали всё лучшее, что было на Черноморском флоте: шесть кораблей, пять фрегатов, бриги и брандеры. Свой флаг контр-адмирал поднял на 110-пушечном красавце «Ратном».

На рассвете 28 апреля 1807 года флот внезапно для турок бросил якоря подле анапского берега. Надворный советник Дандри при флагоносце и барабанщике прибыл в крепость с предложением о сдаче. Турки с парламентёрами разговаривать не пожелали.

— Что ж, — пожал плечами Пустошкин. — Вольному воля! Начинаем!

Вступив под паруса, эскадра подошла к берегу и открыла беглый огонь. Неприятель отвечал незамедлительно. Весь день над волнами стелились клубы порохового дыма, разгорячённые орудия не успевали окачивать едким уксусом. И чем дальше, тем очевидней становилось, что турки начинают выдыхаться. Огонь их, поначалу кучный и прицельный, постепенно терял меткость и темп. Над городом то и дело взмётывались ввысь костры пожаров.

А перед самым заходом солнца сюрприз — к флоту прибыл на бриге маркиз де Траверсе. Озадаченный Пустошкин уже готовился было сдать командование старшему по чину, но маркиз прислал шлюпкой письмо, объявив, что является здесь только гостем, а не начальником. Случай сам по себе редкостный для русского флота. Что-что, а «гостями» российские флотоводцы на полях бранных никогда не бывали! Но Семёну Пустошкину, наверное, в эти часы было не до умствований особых. Посланные им передовые баркасы уже вовсю мерили подходы к берегу. А только встало солнце, туда были высажены гренадерские батальоны. С развёрнутыми знамёнами и барабанным боем они двинулись на крепость.

Видя, что нападающие настроены самым решительным образом, анапский Янычар-ага сам напросился на новые переговоры о сдаче. Но, как оказалось, это была уловка едва десант остановился, крепостная артиллерия открыла по нему яростный картечный огонь. Снова прозвучал сигнал к атаке, и снова солдаты устремились на приступ. Поддерживая наступающих, вплотную к берегу подошли и корабли. Огонь их был всесокрушающ! Анапский форштадт был разнесён буквально в щепки. Затем ядра начали крушить крепостные стены. Гренадеры ещё и не подошли к крепости, как городские ворота внезапно распахнулись и оттуда повалили толпы турок.

— Никак контратакуют! — сжал кулаки Пустошкин. — Ставь пушки на картечь дрефгагельную! Будем пехоту выручать!

Однако спасать никого не пришлось. К изумлению русских моряков, турки бросились врассыпную, крепость была пуста. Но радоваться пока причин не было. В раскрытые ворота навстречу потоку убегавших в город уже устремился иной поток. То разбойники-черкесы, чуя лёгкую поживу, бросились грабить пустую Анапу.

— Вот хищники! — возмущались на кораблях. — Щас мы вам всыплем!

И всыпали! Да так, что гордые сыны гор так же стремительно ретировались, как только что нападали. А в город уже вступали русские батальоны. Биограф Пустошкина Ф. Савваитов писал об этих незабываемых минутах: «В это время посланный с фрегата „Воин“ для занятия двух турецких судов храбрый мичман Неверовский, заметив, что неприятель удалился от прилегающей к морю стороны крепости, поспешил к берегу, взошёл на бастион с шестью бывшими при нём матросами и поднял на нём наш кайзер-флаг. Радостное „ура!“ всей эскадры огласило черноморские воды и приветствовало победоносного орла русского».

Остаток дня прошёл в отыскании пороховых погребов и хлебных складов. Покорённую крепость осматривал уже с видом победителя сам маркиз Траверсе. Поучал Пустошкина, что и как надлежало бы лучше ему сделать. Тот по причине своей всегдашней спокойственности и почтительности не перечил, молча кивая головой.

Вскоре маркиз убыл обратно, а Семён Пустошкин, захватив в прибрежных водах ещё с полдесятка гружёных товарами призов и взорвав крепостные бастионы, повёл эскадру в Севастополь. Навстречу кораблям вышел весь город. Так встречают только победителей! Пустошкин и его подчинённые были таковыми. Анапа — старое разбойничье гнездо, снабжавшая окрестные горские племена оружием и подстрекавшая их к вражде с Россией, была уничтожена. Турция навсегда лишилась возможности возмущать приграничные народы.

Император Александр был приятно удивлён столь быстрым и удачным исходом экспедиции. После поражения на полях европейских войн известие с берегов Чёрного моря радовало особо. По случаю анапской победы в придворной церкви служили благодарственный молебен.

ПОД ТРАПЕЗУНДОМ

Корабли Анапской эскадры ещё только швартовались к причальным стенкам, а в Николаеве уже происходили события, которые скоро самым прямым образом коснулись Пустошкина.

В столицу Черноморского флота прибыл российский консул Рубо де Понтевезо, до войны находившийся в Трапезунде. С началом боевых действий консула арестовали, но затем, сменив гнев на милость, обменяли на какого-то важного пашу. Консул вернулся в Россию не с пустыми руками. Горя мщением, он горячо убеждал де Траверсе в лёгкости захвата Трапезунда.

— Войск в Трапезунде нет совсем, и даже тысячного десанта вполне хватит, чтоб овладеть крепостью, наведя на турок страх великий!

Маркиз сомневался. Но консул приводил новые и новые доводы:

— Помимо того, твёрдо знаю, что тамошние христиане только и ждут, чтобы соединиться с нами. Вот и план крепости трапезундской имею, мною рисованный, и карту рейда со всеми глубинами!

В общем, убедил! Теперь и сам де Траверсе размечтался о новой победе. Когда же стал вопрос, кого назначать начальником Трапезундской экспедиции, маркиз долго не думал:

— Конечно, Пустошкина! Он старательный, он справится!

Самого контр-адмирала, естественно, о желании никто не спрашивал. Едва же корабль «Ратный» бросил якорь-дагликс в Севастопольской бухте, как Семёна Пустошкина ждал уже новый ордер: готовить эскадру для похода к берегам трапезундским.

Нельзя сказать, что был контр-адмирал своим новым назначением доволен. Опытный моряк, он понимал, что Трапезунд — это не Анапа. Трапезунд — крепость первоклассная, и с ходу овладеть ею нет никакой возможности, всё будет решать длительная осада или кровавый штурм.

Отписал Семён Афанасьевич письмо жене о своих делах, порадовался известию о прибавлении в семействе и принялся снаряжать корабли в новый поход. Для атаки Трапезунда Пустошкину были дадены тридцать три вымпела. Погрузили десант: полтавских мушкетёров, егерей, полевую артиллерию.

31 мая в шесть утра при тихом норд-остовом ветре эскадра покинула Севастополь. Впереди кильватерной колонны под контр-адмиральским флагом — линейный корабль «Ратный». За ним дозорное судно — шхуна «Экспедицион». Её командиру Ивану Елизарову поручена задача сложная и ответственная — передать трапезундскому паше предложение о капитуляции незамедлительной.

На подходе к Трапезунду завернул Пустошкин эскадру к небольшому порту Платан. Атака русских кораблей была внезапна и неотразима. В какие-то полтора часа все стоявшие в порту суда были перетоплены, а береговые батареи расстреляны напрочь. Пока Пустошкин громил Платанский порт, к Трапезунду подошёл второй его посланец — бриг «Елизавета».

Капитан-лейтенант Хомутов передал местным властям ещё одно предложение о сдаче. Бумагу доставил на ялике греческий волонтёр Яни Пало. Прочитав её, паша погладил бороду:

— Ведомо ли вам, что султан Селим уже свергнут, а новый наш падишах Мустафа обещал лишать жизни всех, кто сложит свой ятаган перед неверным? Из двух зол я выбираю меньшее! Мы будем сражаться!

Трапезундский паша не был до конца искренним. Только что он принял гонца, сообщившего весть радостную: к городу вот-вот должен подойти пятнадцатитысячный отряд анатолийской гвардии, личного резерва султана во внутренних провинциях.