Герои русского парусного флота - Владимир Шигин

Всю неделю провёл Семён подле него: поправлял подушки, поил чаями и настоями. Незадолго до кончины Афанасий Фёдорович призвал к себе сына:

— Благословляю тебя на верную службу, на радость и счастье в жизни!

Затем велел жене принести старинный хрустальный штоф с голубями, лавровыми венками и надписью «Непременно».

— Сын мой, Сеня, — сказал старик, плача. — Даю тебе сей скудельный сосуд, что возвращён нам из степей южных, куда ноне и ты служить едешь. Принадлежал он брату моему Митрию, что погиб под крепостью Очаковом в войну турецкую. Друзья переслали мне сей сосуд как память. Возьми его с собой на удачу. Знай, что за Богом молитва, а за царём служба никогда не пропадают! Да помни, что мы Пустошкины, не из блистательных, но из старательных!

Голова старика бессильно упала в подушки. Рядом вытирала слёзы платком мать, Евдокия Макарьевна…

В ПОТЕ ЛИЦА СВОЕГО…

Путь лейтенанта Пустошкина лежал через всю Россию в далёкий и неизвестный Херсон. Семён имел притом задание особое, важности чрезвычайной! Вёл он в далёкие херсонские степи партию рекрутов. Дело это в те времена было настолько многотрудным, что тем из начальников, кому удавалось довести больше половины людей, получали ордена, как за боевые подвиги, ну а кто умудрялся малую часть потерять, тех знали поимённо, а Семён Пустошкин не потерял ни одного человека. Черноморский флагман Федот Клокачёв самолично перед всеми целовал смущённого лейтенанта.

— Будешь состоять при мне! — объявил он Пустошкину.

— В чём же будет моя обязанность? — вопросил тот.

— Дел всем хватит! — отвечал вице-адмирал. — Мы ведь целый флот строим — Черноморский!

А вскоре на Херсон обрушилась беда, сравнимая разве что с набегом татарским. Имя ей было — чума. Люди вымирали тысячами. Смерть не щадила никого — от молоденьких рекрутов до седых адмиралов. Умер и первый черноморский флагман Клокачёв, не стало многих иных знающих и опытных. Но, несмотря на все потери, работы не прекращались ни на день. Круглосуточно строились верфи, и на них тут же приступали к закладке кораблей и судов. Время не ждало, и дорог был каждый день!

Новый черноморский начальник вице-адмирал Сухотин был немногословен и строг. Едва первые корабельные корпуса закачались на днепровской волне, тотчас зачитали его приказ о начале первой морской кампании. Семён Пустошкин получил назначение на корабль с громким именем «Слава Екатерины».

— Хватит по речкам прятаться, пора учиться штормовать в морях открытых! — напутствовал Сухотин своих питомцев.

Первые походы и первые испытания свежим ветром и волной!.. Как первая любовь, память о них остаётся на всю оставшуюся жизнь. Уже через год Семён был аттестован как исправный и старательный офицер, которому можно поручить самостоятельное дело.

Наградой за труд стал маленький номерной транспорт. И пусть пушек на нём не было вовсе и команды всей — полтора десятка, но был на этом судёнышке Семён уже полноправным капитаном, а оттого гордости его не было предела. Как лихо входил он тогда на Ахтиарский рейд, как лихо швартовался! Знай, мол, наших!

В мае 1786 года Пустошкин внезапно был вызван в Херсон. Принимал его главный командир черноморских портов контр-адмирал Николай Мордвинов — прекрасный администратор, но неважный флотоводец, известный либерал, но капризный барин и сибарит. Пустошкин Мордвинову нравился своей хозяйской основательностью и служебным старанием.

— Ну, Семён, почисть кафтан да готовься. Представлять тебя самому светлейшему буду! — огорошил он прибывшего лейтенанта.

— За что ж честь такая? — изумился, озадаченный таким оборотом дела, Пустошкин.

— Придёт время — узнаешь! — уведомил его Мордвинов.

Приём у Потёмкина был недолог. Расспросив в нескольких фразах о служебном пути, князь сказал оробевшему моряку:

— Назначаю тебя капитаном фрегатским. Задание же будешь иметь весьма необычайное и опасное. Рекомендации от Николая Семёновича имею на тебя хвалебные, посмотрим в деле!

Только когда вышли с Мордвиновым от князя, рассказал контр-адмирал Пустошкину о сути его нового назначения. Дело в том, что по Кучук-Кайнарджийскому мирному договору между Россией и Турцией, последняя открывала черноморские проливы для русских торговых судов. Это турок, разумеется, устраивать не могло. А вот для того, чтобы отвадить предприимчивых московитов от южных морей, турки нашли выход. Турецкий регулярный флот торговые суда не трогал, зато в лабиринте эгейских островов их сторожили алжирские и тунисские пираты. Так, буквально в течение какого-то месяца были разграблены два наших купеческих судна. Россия требовала объяснений. Турки пожимали плечами, всё сваливая на африканских разбойников. Для выяснения обстоятельств этого запутанного дела и было решено отправить в Средиземное море «торговый» фрегат «Пчела».

— На живца посылаем! — напутствовал лейтенанта Мордвинов. — Сделаешь всё как должно — честь тебе и хвала! Инструкции получишь у нашего посла в Константинополе!

— Справимся! — отвечал ему Пустошкин. — Пчела, она не только трудится отменно, но и жалит крепко!

Перед выходом в море Семён спрятал часть пушек в трюм, завалив их товаром купеческим. Трудности были и с командой: турки не разрешали брать на борт более четырёх десятков человек.

В первый день июня «Пчела» бросила якорь на Константинопольском рейде. Приехала турецкая таможня, чтобы осмотреть судно и груз. С этим управились легко. Пустошкин молча дал таможеннику увесистый кошелёк с золотом. Турки молча раскланялись и съехали на берег. Сам же капитан фрегата тотчас отправился к российскому посланнику Булгакову. Тот передал секретные инструкции. На словах же велели, пройдя проливы, немедленно ставить все пушки и пополнять команду за счёт местных греков.

И вот позади дарданелльские теснины. Команда увеличена за счёт греческих волонтёров, пушки грозно смотрят в горизонт, паруса полны ветра. Вперёд!

Булгаковские инструкции предписывали, помимо всего прочего, вести тщательную разведку турецких портов и приморских крепостей. Неукоснительно следуя от острова к острову, Пустошкин прочертил замысловатым зигзагом всё Эгейское море: за Тенедосом Лемнос, за Митиленом Хиос, за Паросом Наварин. Всё увиденное и услышанное лейтенант тщательно записывал в особый журнал.

Затем был дерзкий бросок к африканскому берегу — подразнить пиратов. И хотя алжирцев так и не встретили, но по прибытии в Марсель от местных шкиперов стало доподлинно известно, что разбойники Пустошкина искали, но разминулись в море. Сумел достать лейтенант в Марселе и важные документы, подтверждавшие, что султан всячески поощряет нападения на русские торговые суда, награждая при этом отличившихся! Понимая большую важность своих известий для всей российской внешней политики, Пустошкин тотчас отсылает письмо на имя посла нашего при Версальском дворе Смолина, «писанное цифирным шифром».

Тем временем, разгрузив судно, лейтенант заполнил трюм обратным грузом: французской водкой да сахаром. Пока же решались дела портовые, задумал Пустошкин посетить как частное лицо Тулон, важнейшую французскую крепость на Средиземноморье.

Остановившись в недорогой гостинице, отправился осматривать город. Обедал в попавшемся на глаза трактире. Соседом по столу оказался французский артиллерийский поручик. Увидев, что обед у француза весьма скуден, предложил ему Пустошкин распить с ним бутылку вина, что и было с радостью принято. Дальнейшие прогулки по городу они уже продолжали вдвоём. Осмотрели гавань, порт и доки. Поручик у него то и дело допытывался:

— Если бы ты с моря на крепость нападал, как бы стал корабли расставлять?

Пустошкин отвечал и, в свою очередь, интересовался:

— А ты, друг сердешный, как бы пушки свои стал ставить, когда бы посуху пришлось сию фортецию брать?

Француза интересовало, какие льготы получают иностранцы, на русскую службу поступающие, спрашивал, не перейти ли ему. На прощанье подарил он Пустошкину две камышовые трости, а потому как денег у дарителя не водилось, то расплачиваться за подарок пришлось самому одариваемому. На том и расстались. Имя артиллерийскому поручику было Наполеон Бонапарт…

Подаренные Наполеоном трости Пустошкин хранил до конца своих дней, впоследствии с удовольствием показывая друзьям, как курьёзный эпизод своей молодости.

На обратном пути из Марселя в Севастополь «Пчела» встретилась с пиратской шебекой. Но первый же точный залп убавил прыти у африканских разбойников, и преследователь тотчас превратился в убегающего.

Успешное исполнение столь опасного и важного поручения не осталось без внимания начальства, и Пустошкину вскоре по прибытии вручили патент на капитан-лейтенантский чин.