Время наступает - Владимир Свержин

– Они каждый раз присылают нам птиц, – раздраженно проговорил Гаумата. – О чем сообщают?

– Они пытались схватить светлоглазых и Кархана.

– Им не удалось?

Жрец замялся, подыскивая слова.

– Если верить написанному, в последний миг явился сам Мардук.

– И что же?

– Он и пальцем не тронул этих троих. Здесь сказано, что те, кого было приказано выследить и изловить, стояли пред Мардуком, точно утесы на рассвете. А затем, когда сияние Повелителя богов исчезло, они удалились без единой царапины.

– Это правда? – чувствуя, как пол уходит из-под ног, прошептал Гаумата.

– Так написано. – Молодой жрец едва успел подхватить своего господина. – Мой господин, ты болен?!

За окном, разбиваясь о камень мелкими брызгами, стучал дождь. Он уже не лил так, будто весь небесный океан в одночасье обрушился на землю, но все же шел и шел, не переставая. Намму слушал, как плачутся на тяжкую жизнь представители эборейской общины, как, стеная, разрывая одежды и теребя бороды, клянутся они в невиновности своей и своих ближних. Он не спускал с почтенных бородачей взгляда, время от времени кивал, отрешенно внимая дробному перестуку дождевых капель.

«Возможно, – с тоскою глядя на очередного выборного человека, размышлял он, – будь я действительно их царевичем, я бы поверил всем этим речам, как верят дети в страшные сказки о железных домах и колесницах, мчащихся по небу. Но судьба даровала мне иную участь. А Намму, сын Абодара, и сам когда-то во всю прыть клялся в своей невиновности. И не один раз! Быть может, все эти почтенные люди и впрямь ничего не ведали, а может, выгораживают заговорщиков? Но только дыма без огня не бывает! – Намму вновь кивнул в такт словам многоречивого оратора. – Конечно, я ни за что не поверю, что скромная, нежная Сусанна могла похитить священный камень из сокровищницы Мардука. Хотя… – он прикрыл глаза, чтобы те не выглядели слишком мечтательно, – я бы сам с радостью преподнес ей этот сампир… Однако камень тому виной или нет, но родич ее действительно напал на тюрьму. Смельчак, конечно. Не безрассудно ли быть таким наивным мечтателем? Сейчас можно сколько угодно призывать в свидетели Отца справедливости, но ведь мятеж-то был!»

Его вдруг осенила мысль столь неожиданная, что он даже заерзал, пытаясь устроиться поудобнее на плетеном сиденье: «А ведь это они из-за меня восстали! Прежде, до той поры, покуда я не пришел, разве бы осмелились эти люди взяться за оружие? Несчастные глупцы! Кому доверили они свои жизни?! – Его мысли вновь повернули к Сусанне и ее отцу. – И они тоже на моей совести. Господь всеблагой, дай мне силы, надоумь, как освободить их?!»

Признаться, уйдя с площади, Намму едва скрывал радость от осознания того, что остался жив. В суматохе он не успел понять, ни как перенесся в Вавилон, ни куда делся странный летописец. Да и вообще, мало что успел сообразить. Если бы Верховный жрец не погорячился, а попросту зачитал вслух царский указ, кто может сказать, чем бы все закончилось?! Впрочем, угадать несложно. Иезекия в застенках дожидался бы возвращения Валтасара. Остальные же заговорщики, во главе скорее всего с самим Даниилом, были бы казнены на потеху толпе.

Но, как бы там ни было, первую схватку он выиграл, не понимая как и не ведая, у кого спрашивать тому разъяснений.

Он глядел на лучших представителей общины, размышляя, осознают ли они, насколько мало сил ныне в его руках. Кажется, нет.

– Я подумаю над вашими словами, – для пущей важности хмурясь, изрек Намму. – Но я верю, что справедливость восторжествует. Ибо наш бог – бог истинный. Ступайте и передайте, что я не оставлю народ свой без попечения и защиты.

«Кто бы меня нынче защитил», – мелькнуло у него в голове. И словно в ответ всплыл недавний вопрос старца Амердата: «Готов ли ты предстать пред врагом, полагаясь лишь на божью волю?»

«Готов!» – вновь проговорил он про себя.

Представители общины удалились, похоже, вполне удовлетворенные ответом. Он же остался в полупустом дворце, в котором вместо обычных придворных по коридорам разгуливали ветры, да в трубах водоводов журчали дождевые потоки.

«Сейчас нельзя останавливаться и делать передышку, – сам себе говорил Намму. – Как учил старик Абодар: „Пока твой противник не восстановил дыхание, нужно или нападать, или бежать“. Лучше бы сейчас нападать, но как? Убежать? – Намму внезапно остро ощутил, что как бы сейчас ни сложилось дело, но без Сусанны покидать Вавилон он не намерен!

«Если бы еще этот камень прихватить с собой!» – мелькнула в его мозгу шальная мысль. Как ни отгонял он ее, горящая в синеве звезда не шла из его воображения. Углубленный в свои размышления, он не услышал, как вошел слуга. Тот замер на пороге, робея и не решаясь отвлечь боговдохновенного царевича от его созерцаний. Как и большая часть дворцовой челяди, он смотрел на Даниила с чувством почтительного страха. Еще бы! В свои шестьдесят с лишним лет царевич выглядел так, будто едва переступил порог тридцатилетия. И только суровый вид его, да черные глаза, временами ярко вспыхивающие под нависшими густыми бровями, выдавали в нем человека недюжинного, необычайного.

Наконец углубленный в размышления Даниил удостоил замершего слугу взглядом.

– Тут желают войти… – запинаясь, начал смотритель покоев.

Намму обвел недоуменным взором комнату в поисках забытых недавними гостями вещей.

– Что бы они ни потеряли, здесь этого нет.

– К господину моему пожаловал жрец, – понижая голос, наконец решился вымолвить слуга. – Жрец Мардука.

Они глядели друг на друга, не решаясь начать разговор. Было слышно, как шумят под дождем листья на дворцовой галерее и перекрикивается ночная стража.

– Меня зовут Халаб, сын Мардукая, – наконец прервал молчание жрец. – Я состою…

– Да, я видел тебя сегодня днем по правую руку от Гауматы, – кивнул Даниил. – Это он прислал тебя?

– Он ничего не знает о моем приходе и, смею надеяться, не узнает.

Глаза Даниила удивленно расширились.

– Я вижу твое недоумение, – проговорил Халаб с той уверенностью в голосе, которая бывает у людей, принявших едва ли не важнейшее в своей жизни решение. – Я хочу просить тебя сохранить в тайне наш разговор, ибо верю, что мы сможем быть друг другу полезными.

Даниил слушал его, не перебивая. Скорее всего именно этого сейчас больше всего и хотелось молодому жрецу.

– Я наблюдал за тобой с того дня, как ты появился здесь, в царском дворце, когда на стене были начертаны пылающие огнем письмена. Я слышал, как ты прочел их, и вижу, как исполняются твои пророчества. И хотя всем известно, что я тверд в вере своей, но солнце не станет луной оттого, что кому-то из нас так угодно. Я готов подтвердить и на алтаре Мардука, что слова твои – сущая правда! Воистину, наступает время. Новое время! И все, кто намерен жить, как прежде, не ведают, что творят. Удел их – блуждать во тьме и, срываясь с высоты, разбиваться о камни.

– Ты говоришь о Верховном жреце? – настороженно предположил Намму.

– Он – верный слуга Мардука, – с долей равнодушия в голосе проговорил Халаб. – Вероятно, даже вернейший из его слуг. Но его нежелание признать истину несет лишь беду Вавилону.

– О чем ты?

– Немало есть доказательств, неумолимых доказательств, что Господь твой, Даниил, есть бог великий. Ты признаешь его единственным, я не желаю спорить о том с тобой. Быть может, ты и прав, быть может, бог и впрямь един. И все имена его – не что иное, как разные прозвания в беспредельном величии и многообразии его. Ведь если в каждом городе имена людские звучат на разные лады, не так ли станется и с именем Божьим? Но я о другом. Ни у кого в Вавилоне не вызывает сомнения ни твой пророческий дар, ни божья сила, приходящая в мир через тебя. Верховный жрец понимает это не хуже всякого. Но он выбрал войну, я же предлагаю мир.

– Валтасар в прославленной мудрости своей уже объявил этот мир, даровав право эбореям вольно славить нашего бога.

– Это так. Но жрецы Мардука не подвластны Валтасару. Они слушают лишь воплощение Бога на земле – его Верховного жреца. И покуда он не признает то, что уже признано царем, они не смирятся.

– Что же ты предлагаешь, Халаб, сын Мардукая?

– Я уже сказал – мир, и мою помощь в обмен на твою.

– Вот как? Чем же ты можешь помочь мне?

– Я знаю, что никакого заговора эбореев не было и в помине. Иезекия никого не убивал. К тому же убитый вовсе не был жрецом. Он был ловким воришкой, который по приказу Верховного жреца немало постарался, чтобы возбудить подозрение у несчастного лавочника по поводу его дочери.

В ночь убийства он полагал, что выслеживает Сусанну. Но то была не она. В ее платье нарядили девицу, сходную с ней ростом и фигурой, из тех, что предлагают себя за монетку у храма Иштар.

Душевная боль застила очи бедному отцу и привела его в западню, точно птицу в силки. В то время как один из наемных убийц оглушил дубинкой Иезекию, второй заколол его мнимого обидчика. Сама же девушка вплоть до последнего дня ни о чем не догадывалась. И конечно же, она не брала и не могла взять «Дыхание Мардука», или как его величаете вы, эбореи, «Душу Первозавета». Я сам получил этот сампир из рук Верховного жреца и на краткий миг передал его командиру отряда храмовой стражи, обыскивавшего дом.