Наследие мертвых - Энтони Варенберг

Вундворм снова оттолкнулся от земли и прыгнул. Тариэль выставил вперед и вверх черное острие меча, и тварь рухнула на это острие, вонзившееся ей в глотку и прошедшее насквозь.

Какое-то время Вундворм был еще жив.

Змеиное тело агонизировало, бешено извиваясь по земле, желтые глаза сверкали ненавистью… но вот движения его замедлились, и взгляд потух.

Тариэль с трудом мог поверить, что остался в живых. Битва с гадиной отняла у него все силы. Шатаясь, точно пьяный, и волоча за собой окровавленный меч, он прошел несколько шагов и вдруг сообразил…

— Конан!..

Казалось, время остановилось, даже ветер затих.

Киммериец был жив, Тариэль понял это сразу, как только опустился рядом с ним на колени. Он дышал хрипло и прерывисто, лежа на боку лицом вниз.

Под ним, отливая металлическим блеском, растекалась лужица крови. Тариэль сглотнул ком, застрявший в горле, и постарался отвести глаза от темного сверкающего озерка, которое становилось все больше с каждым мгновением. Взяв Конана за плечо, он перевернул его на спину. Дыхание варвара стало ровнее, он открыл глаза и попробовал приподняться.

— Конан, — Тариэль обнял его, — все будет в порядке, я не дам тебе умереть… не двигайся…

— Сзади! — собрав все силы, крикнул киммериец, но его голос прозвучал чуть громче шепота.

Нож Гаала по рукоять вонзился в спину Тариэля. Граф даже не успел понять, что произошло. Он дернулся, из полуоткрытого рта на подбородок выплеснулась тонкая струйка крови… Гаал с силой выдернул нож и занес руку для нового удара, которые готов был наносить бесконечно.

Стряхнув с себя Тариэля, Конан перехватил руку князя и резко вывернул, мысленно благодаря Крома за то, что, оказывается, вполне способен двигаться и даже сражаться.

Но он был серьезно ранен, а Гаал — невероятно силен и ослеплен отчаянием, так что справиться с ним Конану удалось не сразу. Оба покатились по земле, пытаясь дотянуться до горла друг друга. Неизвестно, каков был бы исход поединка, сейчас за него никто бы не смог поручиться, учитывая примерно равные силы обоих дерущихся мужчин…

Туша Вундворма еще продолжала слабо подергиваться в последних конвульсиях, черный хвост двигался из стороны в сторону. Вот он приподнялся, дотянувшись до ног князя, своего верного раба, обвил их… Гаал сдавленно вскрикнул.

Вундворм рванул на себя тело князя, страшные кольца обвились вокруг него и замерли навсегда. Человек и чудовище слились в последнем страшном объятии. На лице Гаала возникла странная, слабая улыбка, мертвые глаза закатились, сверкая жутко выкаченными белками.

— Кончено, — сказал Конан, поднимаясь и сплевывая кровь, которая, вместе с грязью, превращала его искаженное лицо в подобие ужасающей маски.

Он подошел к распростертому на земле телу Тариэля, в котором, на первый взгляд, жизни было не больше, чем в их поверженных врагах.

— Эй, малыш! — голос киммерийца предательски сорвался, когда он приподнял безвольно поникшую голову своего друга. — Ну как же это вышло-то, а?

Густые каштановые ресницы Тариэля слабо дрогнули, а пальцы его едва ощутимо сжали руку киммерийца.

— Ну, вот, — пробормотал варвар, — это лучше уже… ничего, малыш, ты только держись как-нибудь. Мы еще с тобой повоюем, честью тебе клянусь!

…— Что ты с ним сделал, подонок?!

Конан резко обернулся и увидел Джахель, похожую на юную богиню мщения и готовую наброситься на него.

— С ума сошла, да? — возмутился он. — Помоги лучше! Тряпки есть у тебя какие-нибудь? Если мы сейчас же не перетянем рану, он точно умрет, поняла?!

Угроза произвела на Джахель впечатляющие действие. Она захлопотала возле раненого, изо всех сил стараясь помочь ему. Движения Джахель не отличались бесполезной суетливостью, девочка очевидно знала толк в подобных делах и нисколько не боялась вида крови.

— Меня мама научила, — пояснила она, предупреждая вопрос, готовый сорваться с губ Конана, который, сорвав с себя рубашку, протянул

Джахель, и та ловко прижала сложенную ткань к глубокой ране на спине Тариэля, пытаясь остановить кровь.

— Я подниму его и внесу в дом, — сказал варвар, — отойди.

Девочка подчинилась, хотя все еще сохраняла замкнутое, недоверчивое выражение лица.

— Где Райбер? — покосился Конан в ее сторону. — И почему ты сама здесь оказалась?

— Я здесь, — мальчик подбежал к нему. — Просто мы пришли, потому что знали, что можем понадобиться!

— Мерзавцы, — устало произнес варвар, чувствуя, что вот-вот рухнет.

Он еще успел донести Тариэля до одной из комнат и осторожно опустить на постель, прежде чем потерял сознание.

* * *

Сколько времени он не приходил в себя, варвар понял не сразу, но очнувшись, постепенно сообразил, что кто-то успел о нем позаботиться. Все тело болело, однако глубокие раны от когтей и зубов Вундворма были аккуратно перевязаны, кровь смыта, а осторожно пошевелившись, он с удовлетворением отметил, что все кости, кажется, остались целы.

— Не так уж мало, — вслух произнес Конан, с трудом ворочая пересохшим языком, и потянулся к стоявшему рядом с его ложем кувшином с водой.

Он даже смог приподнять кувшин и поднести к губам, правда, пролив часть жидкости себе на грудь.

— Ну что ты делаешь, — произнесла Джахель, поспешно подходя к нему, — попросил бы меня, я дала бы тебе напиться.

— Я тебе уже говорил, что привык сам справляться со своими проблемами, — возразил киммериец. — Но если хочешь, поставь эту штуку на место.

— А я тебе тоже говорила, что иногда можно надеяться не только на себя, — девочка выполнила его просьбу, а затем, быстро наклонившись, коснулась губами его лба, на котором алел свежий, едва начавший затягиваться шрам.

Конан хотел было остановить ее, но неожиданно попытался вспомнить, а доводилось ли ему испытывать подобные ощущения, когда кто-то с такой нежностью целовал его раны? — и подумал, что не стоит упускать такую возможность.

— Конан, — сказала девочка, — прости меня.

— За что? — удивился варвар.

Она могла бы просто промолчать, но, чуть поколебавшись, ответила:

— Я была так несправедлива к тебе! Теперь ты, наверное, станешь меня ненавидеть, но я… я боялась, что ты, пожелав соединиться с моей матерью, можешь убить отца. Я хотела… хотела… заменить ее для тебя, чтобы моя семья не пострадала, и… — это отчаянное признание, высказанное вслух, так потрясло саму Джахель, что она не смогла сдержать слез.

С минуту Конан, переваривая услышанное, молча смотрел на нее.

— Дурочка, — произнес он затем, — у меня и в мыслях ничего подобного не было.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});