Наследие мертвых - Энтони Варенберг

Благодатный дар богов человеку — способность выплеснуть свои чувства в слезах, — наверное, только и позволил Тариэлю сохранить здравый смысл. Потому что, когда слезы кончились, он почувствовал облегчение, вновь обретая способность мыслить спокойно и разумно, преодолев панику. Что бы ни утверждал Гаал относительно неуязвимости Вундворма, ему, Тариэлю, не раз и не два приходилось выходить на бой с противниками, казавшимися несокрушимыми, точно крепостные стены, и несравнимо превосходящими его в росте и весе. Правда, это тоже было давно, однако в прошедшие со времен его гладиаторских поединков годы Тариэль никогда не переставал тренироваться с мечом, ножом и луком. Ежедневные тренировки были для него столь же само собой разумеющимся, как еда и сон. Как дыхание. Если по какой-то причине Тариэль на несколько дней прекращал их, он чувствовал себя больным, упражняясь, он испытывал настоящее наслаждение и радость, так что совершенно не воспринимал свои занятия как некую тягостную обязанность. И хотя сейчас он был уже далеко не юношей, но сохранил отличную, завидную форму, силу и свою знаменитую пластичность. Поэтому схватки с человеком — любым человеком — Тариэль не боялся, уверенный в своих возможностях. Но Вундворм человеком не был. Он являлся хищником, монстром сочетающим в себе качества и повадки кошки и змеи, двух самых ловких, коварных и опасных существ, какие только есть на земле, поэтому действовать следовало только наверняка. У Тариэля был шанс нанести один удар, всего один и если он не окажется смертельным, всему конец; реакция и скорость Вундворма очевидно несравнимы с человеческими, а если помножить это на гигантские размеры и силу… Тариэль судорожно вздохнул. Он видел, как именно гадина предпочитает убивать — все-таки, несмотря на ужас и панику, некоторая часть сознания графа была привычно сосредоточена на наблюдении за "Повелителем" как за будущим противником, и он понял, что первым делом Вундворм бросается человеку в лицо и вырывает глаза, а потом душит, обвиваясь вокруг тела, ломая ребра и позвоночник. Надо позволить ему напасть первым и принять на острие меча, вспоров глотку. Ну и что с того, что до сих пор это никому не удавалось? Значит, он, Тариэль, будет первым.

Надо отдать должное безумному князю — с Тариэлем обращались куда лучше, чем обыкновенно поступают с пленником, не отказывая ни в изысканной пище, ни в каких угодно дорогих напитках, которые тот желал получить. И точно так же, стоило ему высказать такую волю, в место его заточения тут же доставили листы идеально выделанного пергамена. Тариэль так увлекся, живо представляя себе возможные варианты развития событий в битве с Вундвормом, что почти бессознательно принялся изображать их на пергамене в виде маленьких, следующих один за другим набросков, так, чтобы последний из них непременно оказывался сценой победы (разумеется, собственной), а проклятый Вундворм, соответственно, издыхал в луже крови. Это занятие оказалось равно захватывающим и полезным. Теперь Тариэлю было, по крайней мере, понятно, как он станет действовать в случае необходимости, и страх сменился спокойной собранностью. Внутренне он был полностью готов принять бой и победить.

Оставалось лишь дождаться, когда Гаал явится за ним и скажет, что время пришло.

Граф не мог знать, что всякий раз, когда он наносит воображаемый удар мечом на пергаменте, его будущий противник начинает яростно выть и извиваться, словно эти удары достигают цели. Тариэль уже занес руку, чтобы добавить последний завершающий штрих, но тут ему стало не до занятий искусством. Дверь распахнулась, и он, к своему безмерному изумлению, увидел Конана в сопровождении Гаала.

— Не входи! — крикнул Тариэль, но было поздно: киммериец уже переступил порог, и проклятая дверь тут же наглухо захлопнулась за ним.

— О, боги, — простонал Тариэль, — Конан, неужели ты еще больший дурак, чем я сам?!..

— Я тоже рад тебя видеть, — хмуро пошутил варвар. — Хочешь сказать, что теперь мы оба в ловушке?

* * *

События, предшествующие появлению Конана в замке князя Гаала, развивались следующим образом.

Не успел он покинуть Райбера и Джахель, еще раздумывая о том, что следует предпринять дальше, как киммерийцу повезло; он заметил нескольких мужчин, увлеченных игрой в кости, и узнал одного из них: Ингун, тот самый парень, который говорил с ним и Тариэлем! Варвар подошел ближе.

— Ну-ка, дайте и мне попытать счастья.

Ингун неохотно отвлекся от своего занятия — судя по выражению блестящего от обильного пота лица, удача как раз шла к нему в руки, — вскинул глаза на нового участника игры и тут же заметно насторожился.

— Кажется, мы знакомы?

— Точно, — подтвердил Конан. — Не ты ли предлагал моему приятелю изготовить медальон с твоим портретом?

— Да, я, — не стал отрицать Ингун, — только твой приятель так больше и не объявился. Наверное, получил более выгодный заказ.

— Вот мерзавец, — покачал головой Конан. — Я как раз его разыскиваю. Он мне должен порядочно денег, а сам куда-то пропал. Если честно, он вообще оставил меня без гроша. Мы условились о встрече, но этот негодяй не явился, и теперь я просто себе не представляю, как быть. Разве что в игре нынче повезете, но рассчитывать на это, сам знаешь…

— Сочувствую, — ухмыльнулся Ингун. — Но помочь ничем не могу. Говорю же, я его с тех пор не видел.

Врет, понял Конан. Хотя и весьма уверенно. Он знает, где сейчас Тариэль и что с ним.

— Почему-то мне кажется, что можешь, — возразил киммериец. — Если и не в поисках моего… приятеля, то хотя бы в том, чтобы свести меня с князем Гаалом. У меня есть кое-что, способное его заинтересовать как собирателя редкостей. Если сделка состоится, то я смогу поправить свое положение, и ты получишь неплохую выгоду, не сомневайся.

— Что за вещь? — спросил Ингун. — Покажи мне, и я скажу, нужна ли она князю.

— Э, нет, я намерен говорить только с ним, — сказал варвар. — Показывать ничего не стану. Могу только намекнуть, что речь идет о древнем барахском стеклянном кубке, считавшемся безнадежно исчезнувшим, но мне удалось его раздобыть. Увы, вещь хотя и стоит баснословных денег, но я, обладая ею, рискую просто умереть с голоду, если не найду достойного покупателя. Диатрета, — понизив голос, уточнил он. — Знаешь, что это такое? Апогей мастерства древних стеклорезов. Эти предметы еще называют клеточными кубками, потому что вырезанные на их поверхности фигурки как бы связаны невидимой сетью или находятся в невидимой клетке.

— Ага, — произнес Ингун, из чего сложно было заключить, понимает ли он в точности, о чем речь. — Я, вообще-то, могу поговорить с князем о твоем предложении, об этой… как там… диа…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});