Обречен на смерть - Тони Кент

в поисках ответа.

– Это зависит от того, что Саймон нам расскажет. – Дальнейшее все еще зависело от позиции Кэша; ни Майкл, ни Дрейпер, ни какой другой барристер не могли просто выдумать факты в пользу обвиняемого. Нужно было, чтобы Кэш это понял. – Потому что есть разные варианты, верно? Возможно, сигнал зафиксировала ближайшая доступная вышка, от которой Саймон находился в восьмистах метрах, и так уж совпало, что та же вышка оказалась ближайшей к телефону О’Дрисколла, когда тот приканчивал Голлоуэев. Есть такая вероятность. Но это довольно неубедительный аргумент, особенно учитывая все, что мы вынудили эксперта сказать сегодня.

Майкл сделал паузу, дожидаясь, когда Кэш поднимет глаза. Ему нужно было, чтобы Кэш понял и пошел им навстречу, потому что иначе они проиграют дело, что бы там ни происходило с телефонами. Он молчал, пока Кэш не встретился с ним взглядом.

– Конечно, есть и такая вероятность, что Саймон оказался там после убийства, – продолжал он, убедившись, что Кэш внимательно слушает. – Возможно, Даррен О’Дрисколл приказал Саймону через третье лицо подъехать и увезти его оттуда. Если Саймон сделал то, что ему велели, это бы объяснило, почему его телефон оказался там прямо перед тем, как О’Дрисколл покинул место преступления.

Вот такие два варианта развития событий я вижу на основании доказательств, Саймон. Либо вам катастрофически не повезло с вышкой, либо вы делали то же, что и всегда, то есть выполняли приказы О’Дрисколла. Я не знаю, что произошло на самом деле, – хотя у меня есть веские подозрения, – но вы знаете. И вы должны мне рассказать, чтобы я выиграл для вас эту битву. Потому что если, как я думаю, имел место второй вариант и вы дадите мне разрешение это доказать, тогда у вас появится возможность вернуться домой.

Майкл остановился. Он сказал достаточно.

При словах о том, что О’Дрисколл мог вызвать его на место преступления, Кэш снова опустил глаза. В тот же миг вернулась и его зажатость. Майкл понял, что говорила поза мальчишки. Второй «вариант» был вовсе не вариантом. А правдой.

Майкл коснулся руки Дрейпер и кивком указал на Кэша. Так он подал ей сигнал приступать к действию.

– Это то, что произошло на самом деле, Саймон? – безо всякого давления спросила Дрейпер, одновременно очаровывая и показывая свой авторитет. У нее это получалось мастерски. – Вас заставили забрать О’Дрисколла? Увезти его? Так все было?

Кэш поднял голову и посмотрел Дрейпер в глаза. Майкл видел, что он хочет ответить, дать ей то, что она просит.

«Вместе мы до него достучимся».

– Можете нам рассказать, Саймон, – продолжала Дрейпер. – Сейчас вы в безопасности. О’Дрисколл не может вас тронуть. Просто расскажите, и мы позаботимся, чтобы правда восторжествовала.

Майкл наблюдал за работой Дрейпер. Производимый ею эффект был более чем очевиден. И понятен. Как известно было Майклу, чары Дрейпер срабатывали и на гораздо более уверенных в себе людях. А тут неопытный запуганный мальчишка, против которого ополчился весь мир. Кэш не мог устоять.

«Слава богу, она на его стороне», – подумал Майкл.

– Я… я не могу, – наконец сказал Кэш. – Я хочу. Клянусь. Но не могу. Если я расскажу вам правду о том, что случилось, то мне конец. Я это знаю.

– Почему, Саймон? – вступил Майкл. – Если вы расскажете нам правду, Даррен О’Дрисколл до конца своих дней просидит за решеткой. Он не сможет вас оттуда достать.

– Даррен не единственный О’Дрисколл, мистер Девлин.

Несложно было догадаться, кого имел в виду Кэш. Брата Даррена, Патрика. Человека, угрожавшего Майклу на улице.

Майклу Патрик страшным не казался. А вот Кэшу – совсем наоборот. Майкл даже пожалел о том, что не поддался инстинктам и не отправил Патрика в больницу, когда ему выпала такая возможность. Не ради себя, не ради Сары, а ради испуганного мальчишки, сидевшего напротив.

– Я хочу, чтобы вы не беспокоились насчет Патрика О’Дрисколла. – Кэш поднял голову. Казалось, его удивило, что Майкл знает это имя. – Он не стоит вашего времени, Саймон. И уж точно не стоит того, чтобы садиться из-за него в тюрьму пожизненно.

Кэш покачал головой. У него на глазах выступили слезы.

– Я не могу обо всем этом говорить, – сказал он. – Правда, не могу. Я просто хочу вернуться в камеру.

– Саймон, я…

– Я хочу вернуться в камеру, мистер Девлин. Пожалуйста.

Майкл посмотрел на Саймона изучающим взглядом, размышляя, не пора ли его додавить. И быстро сделал вывод, что не пора.

– Хорошо, Саймон. Идите. Увидимся утром.

– Спасибо, мистер Девлин.

Поднявшись, Кэш протянул правую руку. Он никогда раньше не начинал рукопожатие первым. Майкл ответил на жест и почувствовал, как маленькая ладонь Кэша утонула в его собственной.

– И, мистер Девлин, – произнес Кэш почти шепотом, – спасибо вам за сегодня.

Сорок один

Дерек Рид повернул голову вправо и посмотрел на бокал из-под красного вина, стоящий на маленьком столике возле его кресла. Бокал был пуст. Только капля бургундского и небольшой осадок на дне остались от трех бутылок, что прошли через него сегодня.

Рид вернулся домой примерно три часа назад.

Поминальная служба по Филиппу Лонгману, проходившая в церкви Темпла, заняла час. Все прошло солидно и торжественно – так, как и должно было быть по отношению к человеку, который того заслужил. Большинство скорбящих, отдав дань уважения, ушли по окончании службы. Оставшиеся сопроводили гроб от Темпла до кладбища Мортлейк на юго-западе Лондона – практически в Суррее, – где в конце концов Лонгмана и похоронили.

Последовавшие за тем поминки были последним долгом. Рид не хотел туда идти, он предпочел бы горевать по-своему, в одиночестве. Но он не мог оставить Рассела Лонгмана разбираться с поминками самостоятельно, ведь от братьев Рассела никакой помощи ждать не приходилось. Первый, Мэттью, был слабым человеком, убитым горем. Второй, Питер, и в лучшие времена был ершистым и задиристым засранцем, скорее проблемой, нежели помощью. Поэтому Рид, превозмогая собственную скорбь, последовал за Расселом Лонгманом к нему домой, где должны были пройти поминки.

Несколько часов приличных манер и пустых разговоров. Последнее, чего хотелось бы Риду, который едва сдерживал слезы.

К тому моменту, когда Рид, взволнованный и опустошенный, оказался у двери своего дома, уже было три часа. Прошла половина дня, прежде чем он получил возможность отдаться своему горю.

Рид всегда был человеком, обуреваемым страстями. В молодые годы им управляла страсть к женщинам, именно поэтому он трижды женился и при каждом разводе терял все свои сбережения. В конце концов он затвердил урок и сосредоточился на других своих пристрастиях: к еде и вину.