Сочинения - Квинт Флакк

И соловья приятны трели

В лесу вечернею порой,

И звук пастушеской свирели,

И дом, и садик над рекой,

Где мы, при факеле Дианы,

Вокруг дернового стола,

Стучим стаканами в стаканы

И пьем из чистого стекла.

В вине печалей всех забвенье;

Играй — таков есть мой совет;

Не годы жизнь, а наслажденье;

Кто счастье знал, тот жил сто лет;

Пусть быстрым, лишь бы светлым, током

Промчатся дни чрез жизни луг;

Пусть смерть зайдет к нам ненароком,

Как добрый, но нежданный друг.

А. С. ПУШКИН (1799-1837) II, 7

Кто из богов мне возвратил

Того, с кем первые походы

И браней ужас я делил,

Когда за призраком свободы

Нас Брут отчаянный водил?

С кем я тревоги боевые

В шатре за чашей забывал

И кудри, плющем увитые,

Сирийским мирром умащал?

Ты помнишь час ужасной битвы,

Когда я, трепетный квирит,

Бежал, нечестно брося щит,

Творя обеты и молитвы?

Как я боялся! как бежал!

Но Эрмий сам внезапной тучей

Меня покрыл и вдаль умчал

И спас от смерти неминучей.

А ты, любимец первый мой,

Ты снова в битвах очутился…

И ныне в Рим ты возвратился

В мой домик темный и простой.

Садись под сень моих пенатов.

Давайте чаши. Не жалей

Ни вин моих, ни ароматов.

Венки готовы. Мальчик! Лей!

Теперь некстати воздержанье:

Как дикий скиф, хочу я пить.

Я с другом праздную свиданье,

Я рад рассудок утопить.

И. П. КРЕШЕВ (1824-1859) I, 8

О, ради всех богов, скажи мне, для чего

Так рано губишь ты любовью Сибарита?

Зачем на площади в жар не видать его,

Хоть не нужна ему ни в пыль, ни в зной защита?

Что ж между сверстников, доспехами звеня,

Не скачет он верхом и, натянув поводья,

Не укрощает бег строптивого коня?

Давно ли наш пловец боится мелководья?

Давно ли не блестит оливы сок на нем,

И, как ехидны кровь, противен стал атлету?

Иль уж оружие руке той не в подъем,

Которая копье бросала через мету?

Зачем он прячется, как, говорят, Ахилл,

Когда висела смерть над бедным Илионом,

Скрывался, чтоб мужской наряд не потащил

Его из неги в бой, к ликийским легионам?

I, 20

Простого выпьешь ты вина

Сабинских лоз из кружки бедной…

Амфора та заменена,

Когда в театре клик победный

Раздался, друг, на твой приход,

И тяжкий гром рукоплесканий

Дрожал на лоне отчих вод

И замирал на Ватикане.

Ты у себя в чертогах пей

Сок виноградников Калена,

А в чаше не кипят моей

Ни Формий, ни Фалерна пена.

I, 22

Кто праведно живет и чист от злобных дел,

Тому ни дротиков, ни лука, друг, не надо,

Ни отягченного колчана едких стрел,

Стрел, напоенных влагой яда;

По знойным ли пескам береговых мелей

Пойдет он, посреди ль безлюдного Кавказа,

Или по той стране, где льется средь полей

Гидасп, известный из рассказа.

Так от бессильного меня бежал в лесу

Сабинском хищный волк, когда я в час досуга

Спокойно пел моей Лалагеи красу

И вдруг забрел за грани луга…

И что за страшный волк! Ни в глубине лесов

Суровой Давнии, где разрослися дубы,

Таких не видано, ни в колыбели львов,

Сухом, песчаном царстве Юбы.

Пошли меня в страну, где не живит дерев

На дремлющих полях отрадный воздух лета,

Где гонит облака упорный ветра гнев

И стужею земля одета;

Пошли меня туда, где колесница дня

Так близко пламя льет над почвою бездомной,

Везде Лалагея со мной, пленит меня

Улыбкой сладкой, речью томной.

I, 34

Презрев служение богам,

Блуждал я с мудростью безумной,

Довольно! Из пучины шумной

Направлю парус к берегам.

Я видел Зевса. Не на лоне

Свинцовых туч — в лазури дня

Громовые неслися кони

На крыльях бурного огня.

От бега тяжких колесниц

Шатнулись океана недры,

И тартар задрожал, и кедры

Поверглися главами ниц…

И я стоял исполнен страха:

Я верил, что богов глагол

Возносит слабое из праха,

Срывая с гордых ореол.

А.А. ФЕТ (1820-1892) I, 9

Ты видишь, как Соракт от снега побелел:

Леса под инеем с повисшими ветвями

Едва не ломятся, и ток оцепенел

От злого холода меж сонными брегами.

На очаге огонь широкий разведя,

Ты стужу прогони веселою пирушкой,

И пей, о Талиарх, подвалов не щадя,

Четырехлетнее вино сабинской кружкой.

А впрочем, на богов бессмертных положись:

В тот час, когда они ветрам повелевают

Не бороздить морей, не дрогнет кипарис,

И старых ясеней вершины замолкают.

Что завтра принесет — не спрашивай!

Лови Минуты счастия душою благородной:

Не бегай, юноша, веселия любви,

Для сердца сладостной, и пляски хороводной.

Пока от седины угрюмой ты далек,

Теперь еще твое, по прихоти желанья,

Все: поле Марсово и площадь, в вечерок

Любовь при шепоте условного свиданья,

И в темном уголке красотки молодой

Предатель звонкий смех, и вовремя проворно

Похищенный у ней с руки залог немой

Иль с тонкого перста, упрямого притворно.

I, 14

Корабль, морской волной влечет тебя опять!

О, что же медлишь ты? Старайся порт занять.

Ужель не видишь ты, что силою ненастий

Бока обнажены, и перебиты снасти

Порывами ветров, что реи уж давно

На мачте стонут все, и все сокрушено?

Канаты лопнули и остов килем старым

Не в силах более бороться с морем ярым!

Ни славным именем, ни родом издавна,

Дочь гордая лесов, понтийская сосна,

Богов защитников в бедах не умолила:

В Богах защиты нет и лопнули ветрила.

Пловец, испуганный кипящею волной,

Не верит кораблю с расписанной кормой?

Ты ж берегися бурь седого океана,

Коль не желаешь быть игралищем оркана.

Недавно по тебе проникнут горем весь

И сердцем преданный судьбе твоей поднесь,

Я говорю: страшись, беги морского тока,

У мраморных циклад кипящего глубоко.

II, 3

Покой не забывай душевный сохранять

В минуты трудные, а также и веселий

Безумных в счастии старайся избегать:

Ведь все же смертен ты, о Деллий!

Хоть целый век живи печален и угрюм,

Но праздник радостью встречай нелицемерной,

И лежа на траве, гоняй приливы дум

Старинной влагою Фалерна.

Где с белым тополем огромная сосна

На тень отрадную спешит соединиться

Ветвями длинными, и резвая волна

С трудом в излучинах струится,

Туда духов, вина и радостных цветов

Вели нам принести недолговечной розы…

Пока богат и юн, ты позабыть готов

Прядущих трех сестер угрозы.

Оставишь ты леса, что накупил, и дом

И виллу, где волной прибрежной Тибр желтеет,

Оставишь навсегда, и нажитым добром

Твоим наследник завладеет.

Богат ли, род ли свой от Инаха ведешь,

Тут нет различия; иль, бедностью страдая,

Последним из граждан под солнцем ты живешь —

Ты жертва Орка роковая.

В одном и том же все мы свидимся краю;

Поздней ли, раньше ли, наш жребий без сознанья

Из урны выскочит и бросит нас в ладью

Для вековечного изгнанья.

II, 7

О ты, что смерти страх не раз со мной делил,

Когда нас Брут водил во времена былыя,

Кто наконец тебя квиритом возвратил

Отеческим богам под небеса родные?

Помпей, товарищ мой, первейший из друзей,

С кем часто долгий день вином мы коротали

В венках, сирийский весь растративши елей,

Которым волоса душистые сияли!

С тобой я пережил Филиппы, при тебе

Бежал, бесславно щит свой покидая в страхе.

В тот день и мужество низвергнулось в борьбе,

И грозные бойцы в крови легли во прахе.

Но средь врагов меня, в туман сокрыв густой,

Испуганного, спас Меркурий быстрокрылый,

Тебя ж в сражение за новою волной

Опять умчал прилив неотразимой силой.

Итак, обещанный Зевесу пир устрой

И отдыха ищи для членов утомленных

Войною долгою, под лавр склонившись мой —

Да не щади тебе бутылок обреченных.

Массийской влагою размывчивой щедрей

Фиалы светлые наполни, и смелее

Из емких раковин благоуханья лей.

Кто позаботится достать плюща скорее

Иль мирта для венков? Кого-то изберет

Венера во главу пирующего круга?

Со мной теперь любой фракиец не сопьет:

Так сладко буйствовать при возвращеньи друга.

II, 10

Лициний, проживешь верней, когда спесиво