Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

– Думаю, – сказал я сэру Смиту, – это с непривычки. Первая ночь, когда не спим, а двигаемся, как проклятые Господом.

– Хорошо бы, – ответил он со вздохом. – Эх, как все было просто в Каталауне!

Рассвета так и не дождались, остановились на отдых и короткий сон, а когда раскрыли глаза, солнце уже карабкалось к зениту. Все чувствовали себя несколько виноватыми, набросились на стражей, почему не разбудили, наскоро позавтракали и снова в седла.

Вскоре далеко на дороге показалось медленно ползущее навстречу пятнышко, разрослось до группы всадников. Следом тянутся повозки и подводы, донесся надсадный скрип колес. Граф Эбергард рявкнул и коротко взмахнул дланью. Передовая пятерка рыцарей пришпорила коней, за ними заклубилось облако удушливой желтой пыли.

Мы двигались прежним аллюром, а когда сблизились, остановили коней: на пустынной дороге немыслимо пройти мимо, что привычно в перенаселенном городе. Поприветствовали друг друга. Мы – высокомерно, нас приветствовали кротко и смиренно, хоть и с достоинством, не очень-то видным заносчивым рыцарским взглядам.

На подводах, как я заметил, груды церковной утвари, монахи на телегах и в повозках, пятеро на шустрых мулах, а на конях ребята не церковного склада: быстрые, с плутоватыми рожами, веселые, сразу засыпавшие нас кучей вопросов.

Граф Эбергард тут же выдвинулся вперед, принимая разговор на себя, граф Мемель тоже встал рядом, однако двое монахов, заприметив черный плащ со вздыбленным золотым конем, ловко обошли их и низко поклонились мне.

– Печальная весть достигла нашего монастыря, – сказал один с непритворной скорбью. – Наш отец, доблестный Велизариус, преставился и сейчас держит ответ перед нашим Господом…

Кадфаэль спросил с почтительным любопытством:

– А вы из какой обители?

Монах поклонился, произнес с достоинством:

– Мы свидетели Иеговы.

– А что, – спросил я, – Иегова уже женился?

Второй, высокий и костлявый, с худым жестким лицом, бросил на меня желчный взгляд, спросил резким, как отточенный нож, голосом:

– А вы, благородный сэр, как я понял, едете в герцогство, дабы занять освободившийся престол?

Граф Эбергард развернулся, лицо вытянулось, в глазах заблистали молнии. Он сделал знак за спинами монахов, что, дескать, закрой рот и не пытайся отвечать, мы с графом Мемелем ответим за тебя, дурак. Граф Мемель уже начал объезжать монахов сбоку, кашлянул, стараясь привлечь их внимание.

Я ответил с достоинством:

– Это мой долг, как наследника, братья во Христе.

Худой монах сказал требовательно:

– Но мы, как слышали, хоть это и не приятно вашему слуху, что вы проводили время в непотребных гулянках, пирах да охоте на бедного зверя?

Я выслушал, ответил кротко, не обращая внимания на отчаянно подающего знаки графа Эбергарда:

– Вы ведь тоже в семинарии… не скажу, что буяните, но, скажем мягко, у вас несколько другой образ жизни… Признайтесь, ребята, когда нет обязанностей, а только занудная учеба, у вас откуда-то и винцо, и девки, и уйма свободного времени, чтобы погорланить песни?.. Не всегда.. э-э… церковные?

Они переглянулись, что-то промелькнуло в суровых лицах, как если бы внезапный порыв ветра смахнул толстый слой серого пепла, и сверкнули последние искры, старший ответил сурово:

– В семинарии проводим время только в учебе, постах и молитвах!

– Я тоже, – ответил я кротко. – В учебе, постах и молитвах. Если отвечать с той же откровенностью, как отвечаете вы. Но в любом случае, вы, приняв сан, возложили на себя всю тяжесть мирских грехов и вот теперь горбитесь под их грузом. Вы стали другими людьми, даже если кто не хотел. Те беспечные ребята, какими были вы в семинарии, это совсем другие люди, верно?

Граф Эбергард бледнел, дергался, порывался вмешаться в разговор, но дорогу ему загородил сэр Смит, а в графа Мемеля вцепился брат Кадфаэль и что-то быстро-быстро говорил, часто и бурно жестикулируя. Монахи снова переглянулись, второй что-то шепнул каланче, тот кивнул с явным одобрением. Старший из монахов внимательно всматривался в мое лицо, черные глаза поблескивают в тени капюшона, как спелые ягоды смородины.

– И вы, ваша светлость, готовы принять на свои плечи тяжесть герцогской короны?

– Вас тоже не спрашивали, – отпарировал я, – готовы или не готовы. Закончили семинарию, вам сунули сан в зубы и отправили пахать и пахать… быстро зарастающее сорняком поле человеческих душ! Кончилась беспечная учеба, верно? Готов я или не готов, но приму корону и вместе с нею – заботы о справедливом устройстве, о поддержании мира и благополучия… а для этого придется забыть о собственных пирах и развлечениях, ибо жизнь школяра и взрослого человека отличается весьма и весьма! Но это я уже повторяюсь, а вы, люди умные и грамотные, на лету все хватаете, как моя собака кусок мяса, верно?

Монахи посовещались, старший поклонился, но взгляд оставался таким же испытующим:

– Ваша светлость, если вы покажете себя справедливым и достойным монархом, церковь поддержит все ваши начинания в справедливом обустройстве герцогства.

Я отмерил ему такой же точно по учтивости поклон:

– Все мы равны перед Богом, несмотря на различия перед людьми. Но эти различия не столь велики, как кажутся. Или как мы стараемся это показать. Потому я с великой благодарностью принимаю вашу поддержку… и обещаю вести дела герцогства так, чтобы всякий достойный человек хотел жить в нем, а недостойный – был понуждаем жить достойно.

Они тоже поклонились, всадники подали знак трогаться, телеги заскрипели плохо смазанными осями, весь караван потащился дальше, а мы двинулись своей дорогой. Трое рыцарей снова помчались вперед, я некоторое время говорил о пустяках с сэром Смитом, затем он решил проверить дела в арьергарде, а со мной поравнялся граф Эбергард. Некоторое время ехал рядом, глядя вперед, суровый и прямой, будто вырезанный из доски. Лицо не просто неподвижное, а застывшее в маске холодного высокомерия крупного государственного деятеля, у которого нет времени на мелкие житейские дела.

Я тоже помалкивал, подумаешь, я тоже могу еще и не такое, у меня лицевые мускулы еще те, могу изобразить такое, что ни один клоун не сумеет, но сейчас вот изображаю на лице мудрую отрешенность Меттерлинка. Или Меттерниха, кто их там разберет.

– Сэр Ричард, – проговорил он деревянным голосом, так говорил бы безукоризненный манекен, – вы подвергли всех нас большому риску.

– Да ну? – ответил я.

– Да, сэр Ричард. Неоправданно было пускаться с монахами в такие глубокие… Достаточно было милостиво улыбаться и кивать. В нужных местах мы ответили бы за вас.

Я пожал плечами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});