О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов» - Владимир Мединский

26 августа по «старому стилю», 6 сентября по новому, императорская армия взяла Варшаву. В ночь с 7 на 8 сентября 1831 года подписана капитуляция. Последние отряды польских повстанцев бежали из Российской империи в Австрию и Пруссию, тайно переходя границы.

В прессе всей Европы, особенно Франции и Баварии, печатались статьи, жестко осуждавшие Российскую империю. В них приводились совершенно фантастические сведения о «зверствах русских войск над мирным населением» и всячески подчеркивали: поляки есть передовой отряд Европы, героические борцы с русским варварством.

Русское правительство тоже вроде как печатало какие-то свои статьи во Франции, даже переводило брошюру Пушкина и Жуковского на французский язык. Вроде, вело контрпропаганду. Но это, как всегда, была очень слабая контрпропаганда: правительство только оправдывалось. Увы! Всегда, если оправдываешься, в сознании людей утверждается — значит, все-таки виноват!

Русская официальная пропаганда не использовала самых сильных аргументов: ничего не писала, например, о том, что под феодальным гнетом русских царей избирательным правом в Польше пользовалось больше людей, чем в тот момент в передовой Франции. Тем более, не поминали французам заминированного Кремля, превращенных в бойни и в конюшни храмов Москвы. А зря… Лучший способ обороны — нападение. Основания для нападения были, аргументы могли бы быть совершенно убийственные. Такие, на которые и депутатам французской Палаты депутатов было бы трудно возразить.

Ведь Россия Александра действительно дала Польше намного больше, чем Франция Наполеона.

Но, видимо, и на русское правительство действовала логика: европейцы имеют право указывать нам, как надо жить. Оправдываться еще можно, но не отвечать же на критику французов такой же жесткой критикой порядков в самой Франции.

Но право, что же происходит?! Весь XVI и XVII века европейцы последовательно считали войны Московии и Речи Посполитой внутренним делом славян! Совсем недавно, уже в XVIII веке, европейские державы вместе с Россией увлеченно делили Польшу и вовсе не признавали за ней права воюющей стороны?! Всего 15 лет назад они согласились с присоединением к Российской империи Герцогства Варшавского?! Они признали корону Королевства Польского на голове русского Императора?!

Логика проста… Россия стала после 1812–1815 годов сильным государством. Не одним из сильнейших, а сильнейшим. Не подельником, не «младшим братом», а грозным конкурентом, тем, кого позднее не с издевкой, а со страхом назовут «жандармом Европы». И европейские державы круто поменяли логику своего поведения. Провозглашение России агрессором, задушившим суверенную Польшу, нужно было только для одного — для ведения пропагандистской войны. Нежная любовь к Польше? Бог с вами! Великие державы Европы ничем не помогли полякам, не погубили ни единого своего солдата и не потратили ни одного патрона. В сущности, к судьбе Польши они оставались совершенно равнодушны… Можно привести немало примеров того, как Польша делалась для европейцев разменной монетой в политике. Одна из ценностей этой монеты — быть вечным доказательством агрессивности и жестокости русской внешней политики.

Глава 5

Особенности Российской империи

К началу XIX века Российская империя — это централизованное государство, которое территориально достигло своего максимума и сформировало свои государственные границы.

С этого времени особенно истово европейцы начинают «доказывать» агрессивность русских. Не мудрствуя лукаво, выбирается доказательный аргумент российской агрессивности. Он прост — сам факт существования Российской империи. Попробуем понять, с чем же так яростно спорила Европа, что доказывала.

Россия не создавала колониальной империи, как страны «старой» Европы. Она не завоевывала чужих земель, чтобы жить за их счет. Русские не превращали в рабов жителей других стран, не ввозили их из одной части своей империи в другие. Не истребляли на рудниках население покоренных стран. Не изгоняли со своей земли целые племена и народы.

Российская империя абсолютно не похожа на колониальные империи европейцев. Российское государство росло во многом потому, что русские оказались жизнеспособным и активным народом. Природа оказалась к нам одновременно и суровой, и щедрой: Русь всегда была окружена поясом малонаселенных, почти не освоенных земель. Земли эти, на первый взгляд, холодные, неплодородные, удаленные от центров тогдашней цивилизации.

Такова была Средняя полоса России. Это сейчас она освоенная территория, на которой шумят миллионные города. В Х-ХІІІ веках это был край беспредельных «муромских», «мещерских» и прочих лесов, без дорог и городов, без своего производства хлеба. Хлеб в междуречье Оки и Волги ввозили с территории современной Украины или из Великого Булгара — с Волги.

А потом русские создали систему навозного удобрения, и прежде бесплодные, никому не нужные земли стали давать богатые урожаи. Русские переселенцы после татарского нашествия потоком хлынули в междуречье Оки и Волги.

Такими же холодными, глухими землями были и Поволжье, и Предуралье, и Урал, и Сибирь, и Приамурье. Причерноморье трудно назвать землей холодной, но место это было также глухое и дикое. Чтобы освоить его, надо было начинать буквально с нуля.

Так что делать вывод об изначальной, древней «агрессивности» русских преждевременно. Логичнее сделать вывод о нашей жизнеспособности, активности и трудолюбии.

Население колонизуемых земель не проигрывало от появления русских. Доказательства? Очень простые… К 1913 году численность всех народов бывшей Российской империи была больше, чем до завоевания. Вот численность индейцев на территории США упала с 1–1,3 миллиона человек в 1700 году до 200 тысяч в 1900 году. Выводы напрашиваются.

Московия, потом Российская империя воевала? Да. Но воевала, как правило, не с будущими подданными, а с их владыками. Народы земель, «колонизуемых» Русью, также платили дань властям. И те, кто собирал эту дань, вовсе не собирались от нее отказываться в пользу Санкт-Петербурга. Русь выступала как опаснейший конкурент, разрушающий местные царства, ханства, каганаты.

Продвижение Руси, колонизация ею новых земель, решало старые цивилизационные споры, порой доставшиеся ей еще от Золотой Орды. Ведь и сама Русь долго платила дань татарским ханам, а потом освобождала от уплаты этой дани другие народы.

В этом продвижении, росте, колонизации сказывались географические особенности России. Продвинувшись на какое-то расстояние, русская армия утверждала новые рубелей, но эти рубежи были такими же проницаемыми, условными, как и старые.

Города Юлсной России изначально основывались как крепости, форпосты против постоянно набегавших степняков. На протяжении всего XVII века Белгород и Курск, Орел и Воронеж были в первую очередь крепостями. Московия не могла справиться с работорговцами из Крыма, прекратить постоянные набеги татар-людокрадов. Южно-русские города окончательно перестали быть крепостями в XVIII веке, после присоединения Крыма, чему предшествовали восемь русско-турецких войн.

Такое количество военных конфликтов между Россией и Турцией объясняется двумя причинами. О первой уже сказано — русские люди, как и абсолютно все другие народы, не любят, когда их захватывают в рабство.

Вторая причина: борьба за исконные славянские земли. После монгольского нашествия Русь потеряла степные, южные земли. В XI веке брат Ярослава Мудрого, Мстислав Удалой правил в Тьмутараканском княжестве — в Причерноморской Руси. После монгольского нашествия славянское население «забилось» из степей в леса. Под ударами степняков русские уходили на север, край более холодный, лесной, но и несравненно более безопасный. Степи запустели, стали зоной ведения кочевого скотоводческого хозяйства. Русские земли, некогда плодородные, превратились в Дикое поле. Одно название, кстати, чего стоит!

Присоединение этих земель имело стратегическое и идеологическое значение. Важно было не только положить конец «крымскому кошмару». Причерноморские степи русские всегда считали своей национальной территорией. И имели все основания объявлять эти земли в нравственном смысле «своими», несправедливо отторгнутыми от России.

Этот народный энтузиазм хорошо передает К. Симонов устами «своего» Суворова. Для того чтобы объяснить солдатам смысл перехода через Альпы, Суворов вспоминает те времена, когда русские воевали с турками в Причерноморье…

Бывало, скажешь им — за степи!За Черноморье! За Азов!Вослед войскам тянулись цепиПереселенческих возов.

В 1771 году русская армия вошла в Крым, и на этот раз крымские ханы не могли выбить ее обратно. Могучий сюзерен крымских татар, Турецкая империя, уже была не в силах победить Россию. По Кючук-Кайнарджийскому договору Крымское ханство перестало быть вассалом Турции, было признано независимым.