О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов» - Владимир Мединский

Если бы мины разом грохнули, восстановить Кремль было бы уже невозможно. Пришлось бы строить новый комплекс сооружений на его месте, примерно как в Варшаве после Второй мировой войны восстанавливали город по планам, рисункам и воспоминаниям жителей.

Так и было бы, выстави маршал Мортье боевое охранение вокруг Кремля. Если бы французы стояли на всех подходах, пока чудовищные взрывы не подняли бы на воздух и не обрушили бы святыню. Но, видимо, французы чувствовали себя так неуютно в Москве, что сделали дело половинчато, ненадежно: запалив фитили, они ушли. Побежали догонять своих. В эту ночь шел сильный проливной дождь, он погасил часть фитилей, а другие горели медленнее обычного.

Жители Москвы стали собираться к оставленному Кремлю… Они заметили тлевшие фитили и кинулись их тушить. Опасное это было занятие! Никто ведь не знал, сколько именно этих фитилей, когда огонь дойдет до пороха и сработают главные заряды. Но основную часть зарядов все же удалось обезвредить.

Тем не менее, ряд взрывов прогремел. Самым сильным из пяти был первый, которым вышибло не только все стекла, но и оконные рамы в кремлевских и близлежащих зданиях. До основания была снесена Водовзводная башня, наполовину разрушена Никольская. Частично разрушен Арсенал, повреждены Грановитая палата, Филаретова пристройка, Комендантский дом. Стены дворца и здания музея Оружейной палаты почернели от огня. Значительный ущерб был нанесен кремлевским соборам. Во время пожара Кремля пострадало также и здание Сената, а его бронзовый Георгий Победоносец, украшавший купол Круглого зала, бесследно исчез. По одной версии, он расплавился. По другой, вместе с еще двумя предметами, составлявшими гордость Кремля, — орлом с Никольских ворот и крестом с колокольни Ивана Великого — был вывезен в обозе французской армии в качестве трофея. Во всяком случае, эти исторические реликвии не были найдены. То ли погибли в пожаре, то ли украдены «цивилизованными» оккупантами.

Доживавший свои последние дни в Рязани 72-летний архитектор М. Ф. Казаков, посвятивший всю жизнь Кремлю и Москве, узнав о начавшемся в Москве пожаре, пришел в отчаяние. «Весть сия, — писал его сын, — нанесла ему смертельное поражение. Посвятив всю свою жизнь творчеству, украшая престольный град великолепными зданиями, он не мог без содрогания вообразить, что многолетние его труды превратились в пепел и исчезли вместе с дымом пожарным…»[175]

Сохранилось свидетельство очевидца, которому удалось проникнуть в Кремль сразу после изгнания неприятеля: «…Он (Иван Великий — В.М.) не потерпел повреждения, но находившаяся подле него часть колокольни была взорвана… Разрушенная часть колокольни представлялась в виде огромной кучи раздробленных камней, на ней лежали три большие колокола (от тысячи до трех тысяч пудов), как легкие деревянные сосуды, перевернутые кверху дном силою взрыва».[176]

Менее известно, что, уходя из Москвы, французы пытались взорвать еще и Новодевичий, Рождественский, Алексеевский монастыри. Монахам удалось вовремя потушить огонь и тем самым спасти свои обители.

Возвращаясь на пепелище, москвичи не только отстраивали свои сгоревшие жилища. Они находили памятники своей истории, храмы и памятные места поруганными, обгаженными, сознательно разоренными. Церкви были загажены навозом, престолы и алтари разрушены, святые иконы расколоты или пущены на дрова, картины похищены или изрезаны, старинная мебель сожжена и изломана, церковные книги использованы для растопки.

Интересно, что несмотря ни на что, к больным и раненым врагам россияне относились сочувственно. В Новодевичьем монастыре лечили заболевших французских солдат, а в Рождественском делились с голодными оккупантами своей пищей. Рассказывая об этом, одна из монахинь пояснила: «Опять же жаль их сердечных, не умирать же им голодною смертью, а шли ведь они на нас не по своей воле».

Но поведение французов в Москве стало широко известно. Это еще более послужило делу сплочения народа и подъему патриотических настроений.

Удивительно, что, несмотря на весь свой прославленный гений, Наполеон не смог понять: таким поведением можно только озлобить народ. Может быть, Наполеон сам сделался жертвой собственной пропаганды? Сам поверил в рабскую сущность русского народа? Хотя…

Он так и не решился опубликовать Манифест об отмене крепостного права. Он так и не поставил в Кремле собственные статуи в тоге законодателя. Видимо, начал понимать, что в России такая пропаганда не сработает. А какая сработает, видимо, не понимал, и времени понять у него не было.

Получилось, что Бонапарт хотел начать войну с могучим государством, а начал воевать с народом громадной и великой страны, не зная толком его истории, не понимая и не уважая его традиций и ценностей. Не в силах понять законов игры, мог только пакостить и разрушать. А делая это, закономерно провоцировал «дубину народной войны», о которой так хорошо писал Лев Толстой.

И самое удивительное и, пожалуй, не имеющее никакого логичного объяснения по сей день — это то, что, идя на Москву, Наполеон СОВЕРШЕННО не учел климатического фактора. Опять же подчеркну — мы не имеем никакого права говорить о «безалаберности» Бонапарта, — всегда и везде, любой «экспромт» в политике и тем более в войне он просчитывал заранее. А здесь — самоубийственная ошибка! Нет теплой одежды, рукавиц, нет запасов угля, не хватает спирта, жира от обмораживаний, армия буквально вымерзла в дороге. Да что говорить, даже конница подкована на «европейский» манер, без зимних шипов, а, значит, конь не сможет держаться на промерзшем грунте!

И самое потрясающее — Бонапарт уже один раз так же ошибся. Во время Египетской кампании его армия оказалась совершенно не готова к 40-градусной жаре, песчаным бурям и отсутствию обеззараженной воды. История повторилась! Фатум…

Были ли русские бонапартистами?

А ведь Наполеон рассчитывал, что его пропаганда подействует и на русских! Особенно на дворян и образованных чиновников, воспитанных как французские эмигранты и часто знавших французский язык лучше русского.

Многие исследователи полагают, что за пропагандой Наполеона скрывается пропаганда мировоззрения, ценностей, политики Запада.

Самый информированный человек тогдашней Европы, министр полиции Франции Ж. Фуше в своих мемуарах, изданных в 1824 году, писал, что в 1812 году Наполеон всерьез рассчитывал на поддержку «французской партии в Петербурге». В Петербурге и в Москве зрели заговоры и строились планы государственного переворота в пользу Наполеона, убийства Императора Александра I. Сильную опору имел якобы Наполеон среди русских раскольников, объявивших царя «антихристом», а Наполеона — «истинным царем».

Но и на этот слой пропаганда Наполеона не подействовала. Вроде бы, идеи бонапартизма, восхищение вставшим над историей, попиравшим целые народы Наполеоном Бонапартом пустили в России глубокие корни. Но в России элиты все же рассудили иначе. И в большинстве своем видели в Бонапарте если и гения, то злого.

Пушкин свое стихотворение, посвященное Наполеону, начинает вроде с очень лояльных к нему со строк:

Чудесный жребий совершился:Угас великий человек…

Но это величие не гиганта мысли, не устроителя общества. Это «величие» стихийного бедствия, громадность Бича Божьего. Так можно отзываться о Соловье-Разбойнике или об огнедышащем Горыныче. Тоже своего рода великих.

Победить громадное несчастье, обрушившееся на мир, избавить от него Россию и Европу — великая заслуга и великая честь.

Россия, бранная царица,Воспомни древние права!Померкни, солнце Австерлица!Пылай, великая Москва!

В русской литературе, как и в политике, не принято было глумиться над поверженным врагом. Отрицать величие Наполеона, его историческую роль и его значимость в истории не думали наши поэты и писатели. Действительно, если враг был слабый и трусливый, нам-то какая честь его побеждать?

И в конце стихотворения Пушкин снова восхваляет Наполеона:

Да будет омрачен позоромТот малодушный, кто в сей деньБезумным возмутит укоромЕго развенчанную тень!

Но тут же поясняет, в чем величие умершего императора:

Хвала! он русскому народуВысокий жребий указалИ миру вечную свободуИз мрака ссылки завещал.

Получается какой-то странный бонапартизм: Наполеон завещал вечную свободу вовсе не сам по себе, не своими победами или своими манифестами. Он спровоцировал Россию, дав ей высокий жребий победить себя, «опрокинуть кумир». Жребий князя Владимира, обрушивающего в Днепр кумир Перуна.