Мертвые львы - Мик Геррон

окном и не сводил глаз с Петра и Кирилла.

Пашкин остановился, заложил большие пальцы в карманы пиджака, поджал губы — точь-в-точь будущий квартиросъемщик, раздумывающий, как бы сбить цену. Он поглядел на камеры наблюдения над дверями и сказал:

— Надеюсь, они выключены.

— Да.

— И записывающих устройств здесь нет.

— Абсолютно никаких.

Затем, следуя некоему одному ему ведомому перечню, Пашкин спросил:

— А если возникнет чрезвычайная ситуация?

— Придется воспользоваться лестницами, — сказала Луиза. — У северной и у южной стены, — пояснила она, указывая в нужном направлении. — Лифты автоматически отключаются и не принимают пассажиров. Лестничные колодцы повышенной прочности, а двери противопожарные, разумеется. Они открываются автоматически.

Пашкин кивнул. Интересно, какой чрезвычайной ситуации он ожидает? Чрезвычайная ситуация — она потому и чрезвычайная, что ее не ожидаешь.

Впрочем, если следовать этой цепочке размышлений, то легко запутаться в ее сцепленных банальностях.

— Слишком много ступенек, — сказал Пашкин.

— Гораздо хуже, — сказала Луиза, — если вдруг по ним придется подниматься.

Он хохотнул; глубокий, какой-то утробный смешок прозвучал из самого нутра коренастой фигуры.

— Тоже верно. Интересно, а при какой именно чрезвычайной ситуации придется подниматься по семидесяти семи лестничным пролетам?

Какой бы эта ситуация ни была, подумала Луиза, если в начале ничего особо чрезвычайного не происходило, то обязательно произойдет, прежде чем поднимешься на самый верх.

Луиза с Пашкиным и двое русских громил подошли к окну. В прошлый раз Луизу изумило раскинувшееся перед ней пространство — все это небо над всем этим городом. Прекрасный вид явственно попахивал богатством, а в тот день ее как раз это и угнетало: нужда в деньгах, нужда в приличном жилье для них с Мином, нужда в участке пространства побольше. И Мин был тут, конечно же, совсем рядом. Им не хватало денег, им не хватало пространства, но тогда у них было гораздо больше, чем есть у нее сейчас.

В небе показался вертолет «скорой помощи», нарезая расстояние между востоком и западом. Луиза следила за его беззвучным полетом: оранжевая стрекоза, равнодушная к своим дурацким очертаниям.

— Может, попробуем спуститься по лестнице? — сказал Пашкин. — Потренируемся на случай чрезвычайных обстоятельств.

Она обернулась. Маркус стоял у стола, наклонившись, опираясь ладонями о столешницу. Луизе почудилось какое-то прерванное движение, но по лицу Маркуса ничего понять было нельзя.

— У меня есть предложение получше, — сказала она. — Давайте прокатимся на лифте.

В салоне такси Джексон Лэм вскрыл полученный от Чапмена конверт, вытащил две сложенные страницы, прочел их и погрузился в размышления так глубоко, что едва не забыл взять у таксиста квитанцию.

У себя в кабинете он обнаружил Стэндиш, разрумянившуюся, будто это она только что поднялась по трем лестничным пролетам.

— У мистера Эл появилось имя.

— Да ты тут целое расследование устроила.

Лэм стянул плащ и отшвырнул его. Стэндиш поймала плащ и перебросила через руку.

— Андрей Черницкий, — хмуро произнесла она. — Во всяком случае, при отлете он предъявил паспорт на эту фамилию. Риджентс-Парку она знакома.

— Так, дальше можешь не объяснять. Мелкая шавка. — Лэм взъерошил сальную редеющую шевелюру и уселся за стол. — Не шишка из КГБ, но появляется всякий раз, когда требуется грубая сила.

— Ты уже все знаешь?

— Я знаю типаж. Когда он улетел?

— На следующее утро после убийства Дикки Боу.

— Приятно слышать отсутствие слова «предполагаемое» перед словом «убийство». Ты начинаешь мне верить, Стэндиш?

— У меня не было оснований тебе не верить. Но по-моему, чтобы узнать, что происходит, не следовало отправлять Ривера в одиночку.

— Ага, мне следовало написать докладную, — сказал Лэм. — И послать ее Роджеру Лотчингу, который, оказывается, теперь у нас всем заправляет. Он бы поручил троим сотрудникам с ней ознакомиться и дать рекомендации, и если бы порекомендовали действия, то он созвал бы специальную комиссию для рассмотрения возможной и потенциальной реакции, а после этого…

— Да-да, ясно.

— Я очень рад. А то мне и самому тошно себя слушать. Я так понимаю, ты заставила Хо все это разузнать? Или он по-прежнему играет в компьютерные игры в рабочее время?

— Я уверена, что он в поте лица трудится над архивом, — сказала Кэтрин.

— А я уверен, что он в поте лица трудится над моей жопой. — Лэм помолчал и добавил: — Нет, не канает. Считай, что я этого не говорил.

— Андрей Черницкий, — напомнила Кэтрин. — Ты его узнал?

— А что, если бы я его узнал, то не сказал бы?

— В зависимости от настроения, — вздохнула Кэтрин. — Я спрашиваю потому, что Дикки Боу явно его узнал. Следовательно, какое-то время Черницкий работал в Берлине.

— Ну, Берлин не зря прозвали Шпионским зоосадом, — сказал Лэм. — Туда рано или поздно заносило всяких мелких шавок. — Он нашел сигареты и сунул одну в рот. — Но у тебя есть гипотеза, так?

— Так. Я…

— Я не говорил, что хочу ее услышать. — Он прикурил; аромат свежего табака расплылся по комнате, потеснив аромат застарелого табака. — А вообще вы чем тут целый день занимаетесь? Где ваши отчеты? Они должны лежать у меня на столе.

— Когда Дикки Боу похитили…

— Когда-то это называлось «умыкнули».

— Когда Дикки Боу умыкнули…

— Значит, мне все-таки придется тебя выслушать…

— …он потом рассказывал, что похитителей было двое. Один называл себя Александром Поповым. — Кэтрин помахала рукой, разгоняя дым. — А Черницкий был вторым, громилой, подчиненным Попова. Поэтому Боу все бросил и пустился вслед за ним. Не за каким-то давним знакомцем, а за тем, кого хорошо запомнил и, возможно, кому хотел отомстить.

Лэм, зажав сигарету в углу рта, что-то жевал. Наверное, язык.

— Ты понимаешь, что это значит? — спросил он.

— Угу.

— Угу, понимаешь? Или угу, лишь бы что-то сказать, чтобы я объяснил, что это значит, а ты сделаешь вид, что все время это знала?

— Они его умыкнули. Насильно его напоили. И отпустили восвояси, — сказала Кэтрин. — Проделывать все это было совершенно незачем, и так поступили лишь для того, чтобы он хорошенько их запомнил. Чтобы потом, когда у него перед носом махнут полой плаща, он послушно побрел бы следом, как дрессированный пудель.

— Боже мой. — Лэм выдохнул клуб серого дыма. — Не знаю, что меня пугает больше: то, что кто-то разработал двадцатилетний план действий, или то, что ты в нем разобралась.

— Двадцать лет назад Попов похитил британского шпиона, чтобы в нужное время использовать его как звоночек.

— Попова не существовало, — напомнил ей Лэм.

— Зато существовал тот, кто его придумал. И очевидно, все это было частью плана. Вместе с цикадами, агентами глубокого внедрения.

— Любой план, придуманный советским шпионом двадцать лет назад, давным-давно просрочен.

— А может, это не совсем тот план. Может, его творчески интерпретировали. Как бы то ни