Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас

закрывались и превращались в церкви под предлогом того, что к православию присоединилось большое количество крестьян, а оставшееся количество прихожан-католиков было очень незначительным[828]. Но бывали случаи, когда в этих приходах оставалось достаточно много прихожан. Так, например, минский губернатор предложил закрыть Кривошинский костел (Новогрудский уезд Минской губернии), когда в приходе все еще оставалось 1140 прихожан-католиков[829]. А Заблудовский костел в Белостокском деканате, хотя и имевший 4519 прихожан, предложено было закрыть только по той причине, что «приход сей мало-помалу образовался через совращение ксендзами православных прихожан как местной Заблудовской церкви, так и соседних церквей»[830]. Наряду с этими часто встречавшимися мотивами иногда приводились и другие аргументы: например, что православные не имеют вблизи церкви, поэтому костел надо обратить в церковь[831]. Одной из самых важных причин закрытия костелов и превращения части из них в православные церкви была надежда, что таким образом обращение местного населения в православие будет проходить более успешно[832].

Церковный обряд освещения православной церкви совершался в особо торжественной обстановке. Часто в этих торжествах участвовали не только местные архиепископы, но вся местная гражданская власть, включая и губернаторов.

В то же время надо отметить, что в некоторых случаях власти старались, чтобы переход в православие не был связан с сильными внешними переменами: «Оставляются в церквях прежде чтимые иконы и белые хоругви, пока не изменяются прежде носимые имена и не возбраняется знаменование римско-католическим крестом» и по крайней мере первые проповеди иногда произносились на местных наречиях[833].

С назначением виленским генерал-губернатором А. Л. Потапова процесс закрытия католических костелов заметно замедлился: в 1868–1869 годах были закрыты 22 костела (16 парафиальных и 6 филий) и 28 часовен, при этом новый генерал-губернатор старался, чтобы «остающиеся за упразднением костелов здания немедленно обращались в православные храмы, если того требуют местные условия и имеются на то необходимые средства». Закрытые костелы, которым не нашли другого употребления, по мнению А. Л. Потапова, не делали чести властям, потому что они доказывали их неспособность построить на этом месте православные храмы[834]. Можно также предположить, что генерал-губернатор хорошо понимал, что закрытые властями костелы всегда будут напоминать местному католическому населению об имевших место преследованиях. Но не только благодаря А. Л. Потапову случалось, что местные власти не спешили обращать костелы в церкви. Иногда такие инициативы останавливали в Санкт-Петербурге[835]. В 1865 году могилевский губернатор предложил не закрывать костел в Кричеве потому, что он был построен с разрешения властей частными лицами на собственные средства[836]. В других случаях в 1860-х годах местные власти от принятия такого решения удерживало то, что после закрытия костела осталось большое число прихожан-католиков, при этом расстояние до других костелов было довольно значительным или намеченный к закрытию костел был «ветхий и к переделке в православную церковь не годен»[837]. История с костелом в Пружанах (Гродненская губерния) очень хорошо характеризует разницу во взглядах виленских генерал-губернаторов на эту проблему. Жители Пружан (в жалобе местных католиков говорилось, что эту жалобу подписали и некатолики[838]) обратились к властям с просьбой перестроить недостроенный костел в церковь, но виленский генерал-губернатор М. Н. Муравьев велел выразить им благодарность и пояснил, что власти и сами могут построить церковь, а недостроенное здание, добавил М. Н. Муравьев, можно отдать народной школе или найти какое-нибудь другое употребление. Но позже К. П. Кауфман, несмотря на протесты местного католического населения, приказал перестроить недостроенный костел в Пружанах в церковь[839].

Усердие в закрытии костелов и обращении их в церкви, которым особенно отличились К. П. Кауфман и Э. Т. Баранов, вызывало симпатии не у всех сторонников «русского дела». Если А. Л. Потапов, как уже отмечалось выше, критиковал оставление бывших костелов без употребления, то сторонники введения русского языка в дополнительное католическое богослужение замечали, что закрытие костелов приведет к усилению польского влияния: «Можно ли выиграть русское дело оттого, что невинных крестьян-католиков заставляют часто ходить к обедне за 20, а иногда даже за 25 верст и более (это положительно верно). Ведь кто не пойдет к обедне, тот будет читать польские же молитвенники! Между тем это может только усилить влияние панов, которое никак не лучше влияния ксендзов»[840].

Такая политика «прямых обращений» прекратилась с назначением на пост виленского генерал-губернатора А. Л. Потапова, но были и другие, также весьма веские причины, тормозившие процесс «прямых обращений».

Отход от политики «прямых обращений»

Именно в 1860-х годах в соседнем Остзейском крае крестьяне, перешедшие в 1840-х годах в православие, начали возвращаться в лютеранство[841], на что обращал внимание и редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков, имея в виду Северо-Западный край и политику властей по отношению к белорусам-католикам[842]. И здесь началось обратное движение. Э. Т. Баранов не исключал, что оно «примет широкие размеры»[843]. Обратный переход из православия, как уже отмечалось, по российским законам, был запрещен. Поэтому значительное количество крестьян не ходило ни в церкви, ни в костелы (а это значит, например, что новорожденные оставались некрещеными и так далее). Такая ситуация в середине XIX века не могла считаться нормальной. Не случайно некоторые современники напрямую связывали активность властей в обращении крестьян в православие и возникновение «демагогических начал», «социальных учений» и «нигилизма»[844]. Бывшие католики подавали прошения, иногда даже оказывали активное сопротивление, когда власти закрывали костелы и часовни. Власти в таких случаях, как правило, искали «подстрекателей» и находили их (хотя иногда не предъявляли никаких доказательств). Часто обвиняли не только самих крестьян, но и ксендзов, женщин, костельных братчиков[845].

Можно предположить, что одним из самых успешных инструментов антиправительственной политики были слухи. По донесениям разных чиновников, распространялись слухи, что ни царь, ни виленский генерал-губернатор Э. Т. Баранов не желают, чтобы крестьяне переходили в православие, что «у нашего царя 77 вер», что не бывшим у исповеди и не причастившимся позволят вернуться в католичество и так далее[846].

Донесения местных чиновников позволяют говорить о том, что перешедшие в православие местные жители оказались в сложной ситуации. Враждебность со стороны католического населения иногда становилась причиной и тяжелого материального положения неофитов[847]. Так, по донесению виленского губернатора в Подберезской волости перешедшие в православие, не получив работы у католиков, должны были обратиться к евреям[848]. С учетом того, что среди местных чиновников было распространено представление о беспощадной эксплуатации крестьян евреями, такой поворот в жизни народа имел негативный оттенок. И в народном сознании