Аптекарь, его сестра и ее любовник - Сандра Браун

— Датч Бертон — это катастрофа, вот-вот готовая разразиться, — заметил Бегли. — Я бы сказал, очень скоро он сгрызет ствол собственного пистолета. — Старший спецагент провел рукой по лицу, словно отгоняя тревожную мысль. — Дай мне короткую версию твоего разговора с Перкинсом. Если детали, то только жизненно важные.

— Перкинс пытался установить хоть какие-нибудь связи между Тирни и другими пропавшими женщинами.

— И?

— Кэролин Мэддокс…

— Мать-одиночка.

— Совершенно верно. Она работала в двух местных мотелях до того, как перешла на последнее место работы, откуда и пропала. На данный момент неизвестно, останавливался ли Тирни в этих местах. Перкинс все еще проверяет счета по его кредитной карточке.

— Он мог платить наличными.

— В этом случае нам придется опираться на журналы регистрации мотелей.

— Где он мог подписаться, как Тинкербелл.

Филин озабоченно кивнул.

— Полагаю, она никогда не работала на турбазе мистера Элмера.

— Нет, сэр. Это Перкинс проверил первым делом.

— Продолжай.

— Лорин Эллиотт, медсестра. Ее единственный родственник — это брат. Живет с женой в Бирмингеме. Они тоже завязли в снегу, но Перкинс сумел связаться с ним по сотовому. Если его покойная сестра и знала кого-то по фамилии Тирни, она никогда о нем не упоминала.

— Фамилию Тирни Лорин запомнила бы обязательно: так уж часто она встречается.

— Я тоже так думаю, сэр.

— Как насчет вдовы?

— Бетси Кэлхаун. Ее дочь живет здесь, в Клири. Перкинс не смог с ней связаться.

— Адрес есть?

— Мы едем мимо. Это в следующем квартале.

— Отлично, — кивнул Бегли. — А последняя?

— Торри Ламберт, девочка-подросток.

— Скорее всего, это был случайный выбор.

— Скорее всего. Мне бы очень не хотелось думать что между ними существовала предшествующая связь, которую мы пропустили. Перкинс все еще пытается связаться с ее матерью.

— А тем временем…

— Да, сэр?

— Мы сосредоточимся на Тирни, отбросив всех остальных?

— Например, Скотта Хеймера?

— Стоит ли нам прислушаться к Бертону, Филин? Стоит ли нам принять на веру все, что сказали Хеймеры, к больше об этом не задумываться? Разумеется, у Скотта был мотив убрать Миллисент. Любовь-морковь и все такое. Можно даже предположить, что именно он случайно столкнулся в тот день в лесу с Торри Ламберт. Но что может быть общего у такого интересного парня с ожиревшей медсестрой, с матерью-одиночкой, надрывающейся на работе ради больного ребенка, и уж тем более с вдовой, которая годами старше его матери?

— Что возвращает нас обратно к Тирни…

— К которому все эти вопросы в равной степени применимы. Допустим, Тирни падок на несовершеннолетних девочек. Даже Кэролин Мэддокс можно втиснуть в этот список, если пренебречь парой лет. Но две остальные разрази меня гром! Почему мы не можем найти связь? Бегли мысленно поблагодарил Филина за то, что тот воздержался от попытки дать ответ на этот вопрос, чтобы заполнить паузу.

Потом старший спецагент вздохнул.

— Пока этот общий знаменатель не найден, дай квалифицированную догадку, Филин. Тирни — этот человек?

Филин остановил машину возле дома, номер которого значился в записанном им адресе. Деревянный дом предал собой коттедж с маленьким двориком. Палисадник сейчас был наполовину завален снегом. Дым вился из каменной трубы, увитой засохшими виноградными лоза. Толстая рыжая кошка сидела на подоконнике и глядела на них сквозь тюлевые занавески.

Мужчины посидели в молчании, глядя на дом, принадлежащий дочери Бетси Кэлхаун. «Дом выглядит так мирно, — думал Бегли, — так похож на картинку Нормана Рокуэлла[23], что невозможно связать его с трагедией. И тем не менее дочь Бетси Кэлхаун каждый вечер ложилась спать, не зная, какая судьба постигла ее мать».

— Должно быть, это сущий ад. — Бегли сам не заметил, что говорит вслух, пока не увидел белый парок собственного дыхания у себя перед носом. — Мы должны взять ублюдка, Филин.

Филин, казалось, уловил ход его мыслей.

— Безусловно, сэр. Мы должны его взять.

— Итак, несмотря на дерганье и уклончивость ответов семейства Хеймер, Бен Тирни по-прежнему кажется тебе перспективным?

— Да, сэр, — ответил Филин, — Тирни по-прежнему кажется мне перспективным.

— Черт… Мне он тоже кажется перспективным. — Бегли толкнул дверь машины и вышел, поглядывая на окутанную тучами вершину пика Клири. Мысленно он произнес короткую молитву за Лилли Мартин.

Глава 23

Лилли видела, что с каждым выдохом завитки пара, в превращалось ее дыхание, становятся все тоньше.

Она промерзла до костей, но у нее не осталось ни сил ни воли, чтобы подняться и подбросить новое полено в тлеющие угли. Какой смысл?

Она была не из тех, кого преследуют навязчивые мысли о смерти, об умирании, не из тех, кто своими тревогами и страхами приближает кончину. Но смерть Эми неизбежно: заставила ее задуматься о переходе от одной формы жизни! к другой. Она ни минуты не сомневалась, что другая форма жизни существует. Та нежная и прелестная звездочка, излучавшая энергию и сияние жизни, которая была ее дочерью, не могла просто так исчезнуть, погаснуть, прекратить существование. Эми просто перешла из одного измерения, управляемого законами физики, в другое — в царство духа.

Эта вера в царство духа помогла Лилли пережить утрату. Но переход из одного мира в другой вызывал у нее мучительные раздумья. Как совершила его Эми? Может быть, она перенеслась с легкостью, плавно скользя в облаке света? Или ее переход был мучительным и страшным?

Именно в ту пору Лилли начала задумываться о своей собственной смерти. Будет ли переход легким для нее? Или тяжелым? Но лишь в самых страшных своих кошмарах она умирала от удушья в одиночестве.

Что ж, по крайней мере, она уйдет, зная, что Синего поймают. Пока силы не покинули ее окончательно, она взяла острый кухонный нож и вырезала на дверце одного из кухонных шкафов: ТИРНИ = СИНИЙ. Она могла бы оставить записку на одном из пустых чеков, но листок могли бы и не заметить в суете, которая наверняка поднимется, когда ее тело обнаружат и будут выносить из коттеджа. Нет, так надежнее.

Тирни.

Одно лишь воспоминание об этом имени исторгло дыхание из ее сдавленной спазмом груди. Она негодовала на себя, она чувствовала себя виноватой. С презрением к себе она вспоминала о том, как легко поддалась его чарам в тот день на реке, как жалела в эти прошедшие месяцы о невозможности увидеть его вновь.

С самого начала это удивительное сочетание грубоватой мужественности и душевной тонкости показалось ей неправдоподобным.

Запомни, Лилли: что кажется, то обычно и бывает правдой.

Поздновато она усвоила этот ценный урок, и — увы! — применить его на практике у нее случая уже не будет, но все-таки запомнить стоило. Может быть, и его следовало вырезать на дверце кухонного шкафа, как заключенные оставляют послания на стенах камер?

Но у нее уже не было сил удержать в руке нож. Приступы кашля настолько измучили ее, что она не могла даже сесть. Запас ее жизненной энергии иссяк, не говоря уж о времени.

В умирании было, по крайней мере, одно преимущество: неразрешимые, казалось, вопросы наконец-то обрели ответы. Например, теперь она точно знала, что человек не переходит в мир иной в ослепительной вспышке света. Напротив, смерть подкрадывается как медленно наступающие сумерки. Тьма сгущается незаметно, обозрение сужает постепенно, пока не останется крошечная, как булавочный укол, точка света и жизни.

А потом абсолютная чернота поглощает все.

Лилли отчаянно всматривалась в непроглядную тьму, стараясь разглядеть Эми, но так и не увидела ее. Она вообще ничего не видела. Зато у нее обострился слух, и она услышала доносящийся издалека голос.

Это был голос ее отца. Она играла по соседству, а он звал ее домой:

— Лилли! Лилли!

Я иду, папочка.

Ей нетрудно было вообразить, как он стоит на их крыльце, приложив руки рупором ко рту, и взволнованно зовет ее, пока она не откликнулась и не сказала ему, что возвращается домой.

— Лилли!

Голос у него был испуганный. Он был в панике. В отчаянии.

Неужели он ее не слышит? Почему он ее не слышит? Она же ему отвечает!

Я иду домой, папочка. Разве ты меня не видишь? Разве ты меня не слышишь ? Я же здесь!

* * *

— Лилли! Лилли!

Одной рукой Тирни приподнял ее за плечи, а другой стукнул по спине. Сгусток слизи вылетел у нее изо рта и упал на одеяло, укрывавшее ее. Он снова ударил ее между лопаток и вытолкнул новый сгусток, потекший изо рта. Когда он отпустил ее, она опрокинулась обратно на диван. Ее голова безжизненно склонилась набок.

Тирни сорвал с себя перчатки и стал хлопать ее по щекам, успокаивая себя тем, что лицо у нее теплое. Это его рука была холодна, а не ее посеревшая кожа.