Солнечная - Иэн Макьюэн

Стоило свернуть с шоссе на грунтовую дорогу и проехать мимо помоста, тоже украшенного звездно-полосатыми, как в нос им ударили теплые запахи жареной свинины, тут же охлажденные работающим в машине кондиционером.

– Тоби, ты гений! – вырвалось у Биэрда.

Хаммер с серьезным видом покивал.

– Я люблю сводить в одном месте технику и людей. Но это твое изобретение, Майкл. Так что гений у нас – ты.

Биэрд, успевший расслабиться, кивнул в ответ. Вот такой должна быть настоящая дружба.

Они только припарковались, а к ним через клубы пыли уже спешил народ в футболках и бейсболках, некоторые держали в руках дощечки с зажимом для бумаг. В основном это были люди Хаммера – инженеры, специалисты по гидравлике и компьютерам, представители других технических служб.

Биэрд проделал теоретическую работу, спланировал и провел лабораторные эксперименты, остальное же – увеличение масштаба, чертежи, планы массового производства, макет и строительство станции, трубы и вентили, а также программное обеспечение – его не касалось. Он знал принципы действия, он был автором патентов, но он не сумел бы описать выстроенный комплекс в деталях. Здесь, на открытой площадке, он был корифеем, человеком-легендой, и все относились к нему с должным пиететом, с подчеркнутой вежливостью, как это умеют американцы, но никто не ждал, что он будет заглядывать в траншеи или рассуждать о сферах персональной ответственности. Национальная лаборатория возобновляемых источников энергии в Голдене, Колорадо, провела испытания модели и подтвердила, что придуманный им агрегат работает с высокой степенью эффективности. Остальное теперь было в руках кучки дружелюбных практиков, поджидавших Тоби Хаммера, который тоже не разбирался в технических моментах и основополагающих принципах, зато обладал даром вникать в детали, координировать процесс и управлять людьми.

Когда парочка вышла из машины, последовали рукопожатия и похлопывания по спине, тут-то Биэрд и решил улизнуть. Печеный воздух делал кулинарные запахи еще притягательнее; мясной дух, поднимавшийся над мангалами с древесными углями, распространялся по всей автостоянке. Известие о Тарпине испортило ему бранч, и если он хочет, чтобы к нему вернулась концентрация, он должен сию минуту пройтись по этому проспекту посреди пустыни и принять разумное решение. Тоби, державший на стоянке свой пикап, передал ключи кому-то из команды и вместе со всеми двинулся в сторону панелей.

После недолгих раздумий Биэрд сел один в тенечке за импровизированным столиком, поставив перед собой бумажную тарелку с грудинкой, зажаренной на гриле по-техасски, тремя огромными колючими огурцами и горой картофельного салата, а также маленькое ведерко из вощеной бумаги с бочковым пивом. По обычным меркам энергообеспечения, лордсбургская электростанция, установка искусственного фотосинтеза, была малюткой, игрушкой, испытательной моделью. Но, сидя здесь, вдыхая голубоватый дымок курицы на гриле из соседнего заведения, слушая кантри из динамиков на столбах и веселую перекличку поваров, сообщающих друг другу о приближении двадцати четырех голодных мужиков, воздвигнувших неоновый щит «Лордсбург!» и теперь жадных до ромштекса, Биэрд ощущал себя в центре мироздания. Как это восхитительно, помимо еды, просто быть здесь тихой тенью, в медвежьем углу, и сознавать, что вся шумиха в этом краю, где растут только юкка и сухая трава, – стройка, массмедиа, звено истребителей, военный оркестр – в связи с грядущей индустриальной революцией обязана открытию, сделанному им восемь лет назад, на грязном диване в полуподвальной квартирке, за пять тысяч миль отсюда.

Он вонзил зубы в четвертый кусочек сочной грудинки, когда произошло нечто, что с ним не проделывали со времен школы и что даже тогда его раздражало. Он почувствовал за спиной чье-то присутствие, и, прежде чем успел обернуться, глаза ему закрыли две теплые ладони, прижав его голову так, что он был не в силах пошевелиться, а в ухо прошептали:

– Отгадай кто?

Палец левой руки неизвестного неприятно давил на верхнюю часть глазного яблока, и освободиться от этого насилия он не рискнул. Во рту у него лежал кусок мяса, но из-за шока он не мог его проглотить. Он невнятно выдавил из себя:

– Тарпин?

– Это твоя китаеза? – Раздался веселый смех, и его отпустили.

Дарлина, кто ж еще. Его раздражение мигом улетучилось, и он неуклюже поднялся, на ходу дожевывая и глотая, спеша ее обнять. Как можно было не любить Дарлину? Эта объемистая добродушная тетеха из Небраски, всю жизнь проработавшая официанткой, побывавшая трижды замужем и имевшая четырех взрослых детей, которые, видимо, ее очень любили или, во всяком случае, в ней нуждались, так как они звонили ей постоянно, двенадцать лет назад открыла для себя штат Нью-Мексико и, отбросив «Джанет», взяла себе новое имя. Прожив шесть лет в трейлере на южной окраине города вместе с дальнобойщиком-мексиканцем, которого потом выгнала, она бойко лопотала по-испански.

Но теперь в ее сердце был Майкл Биэрд. В постели она сразу призналась, что он первый мужчина, который старше ее. И тут же поправилась: «намного старше». Ему не хотелось думать о том, что ее выбор, как и его, неуклонно сужается. В конце концов, он был своего рода местным героем, снискавшим уважение торговой палаты за создание новых рабочих мест. Завидный жених. Ну а она, само собой, воплощала биэрдовскую давнюю мечту о совершенно особенной жизни низших классов общества. Как и все американцы, беззастенчиво демонстрирующие свою социальную принадлежность, она жевала жвачку с открытым ртом, упорно, целый день, даже когда говорила, и останавливалась только для того, чтобы его поцеловать. Она не читала книг и газет, даже журналов, ни разу не была в церкви и, как и Биэрд, не выносила здоровую пищу, а когда поливала соусом тарелку, любила вспоминать знаменитое откровение Рональда Рейгана, что кетчуп – это овощ. Биэрда смущала ее нерелигиозность. Это как-то не вязалось с ее типом. Но она твердо стояла на своем. Она даже не была атеисткой. По ее словам, ей абсолютно до фени, даже не до отрицания того, что Бог существует. Он просто «не возникает» в ее разговорах.

Они познакомились, когда Биэрд, не зная, как убить время до предстоящей деловой встречи, выехал из Лордсбурга и свернул на дорогу, что вела в город-призрак, Шекспир, где то ли от скуки, то ли от пока невнятного сексуального предчувствия, навеянного весенним солнышком, он решил прогуляться по бывшей главной улице, от бывшего салуна мимо бывшего универмага до бывшей гостиницы «Стратфорд», где легендарный бандит Билли Кид когда-то перемывал грязную посуду. Уже уходя, Биэрд столкнулся на парковке с Дарлиной. Она вышла поддержать подружку Никки, которая хотела устроиться на работу гидом и только что услышала приговор: слишком неуверенна в себе и невежественна, чтобы претендовать на это место. Подружка рыдала на плече Дарлины, когда Биэрд, рыскавший в поисках жертвы, подошел к ним и спросил, не может ли он чем-то помочь. Дарлина начала рассказывать про возмутительный отказ, Никки тоже попыталась вставить несколько слов. Это была тощая веснушчатая короткостриженая заика, к тому же заядлая курильщица, которая, даже рыдая, делала затяжки, и Биэрд про себя подумал, что лично он не принял бы ее на работу ни в каком качестве. Увы, для нее это была уже третья неудача за три дня, и вот они все пошли в трейлер к Дарлине и там полдня заливали это дело пивом и скотчем, а Никки добавляла еще кокаин с травкой, от которых собутыльники отказались. Чтобы расположить к себе Дарлину, он пообещал подыскать для ее подруги что-нибудь на стройке (и подыскал, вот только Хаммер через пару дней ее уволил), и после того как Никки ушла домой, где ее ждали дети, Биэрд и Дарлина занялись любовью в спальне, обшитой фанерой «под дуб».

Он виделся с ней при каждом посещении Лордсбурга. Им нравился бар на Четвертой улице, иногда они гуляли в его номере в «Холидей-инн», но лучше всего им было в трейлере, который она содержала в образцовом порядке. За трейлером был дворик, а в нем два лимонных деревца, за которыми она ухаживала, как за детьми; деревца отбрасывали небольшую тень, где в послеполуденный зной едва могла укрыться парочка, пожелавшая выпить. После двух стаканов виски – тут их с Биэрдом вкусы совпадали – она начинала громко хохотать, а после трех-четырех предпочитала уединиться в прохладном вагончике, чтобы там заняться любовью под утробный рокот кондиционера. Для Биэрда их роман стал полной неожиданностью, таким сексуальным Ренессансом, дарившим пронзительное чувственное наслаждение сродни безумствам, совершенным им лет в двадцать с хвостиком. Целая жизнь прошла с тех пор, когда у него вырывались столь безумные крики в момент оргазма. Кто бы ему сказал, что он будет взлетать на пик наслаждения в объятиях пятидесятиоднолетней женщины с таким же дряблым, изношенным и распухшим телом, исчерченным варикозными венами, как и его собственное. Это, скорее всего, был его последний заход на экстатический вираж, неудивительно, что он ее холил и лелеял. Если из аэропортов Эль-Пасо или Далласа он привозил подарки Мелиссе и Катрионе, то точно так же в обратном направлении, из Хитроу, он вез дары для Дарлины. В каком-нибудь другом городе, в другой стране ее бы сочли шумной пьянчужкой. Но в Лордсбурге она пользовалась популярностью, к ней обращались за помощью, и благодаря ей он проникся уважением к этому городку. По вечерам она трудилась официанткой в кафе «Лулу», а днем в начальной школе убирала классы и заклеивала пластырем ободранные коленки в качестве волонтера. А еще две недели в году выполняла грязную работу в летнем лагере для детей, страдающих аутизмом, в горах Гила, не получая за это ни гроша. Очень редко, всего два-три раза за год, сосед или полицейский патруль подбирали ее ночью, бесчувственную, на тротуаре и доставляли в трейлер.