Солнечная - Иэн Макьюэн

Год назад он натолкнулся в Риджентс-парке на нее и ее пятилетнего сына с девчоночьими локонами. Она держалась дружески и показалась ему все еще красивой. Они сели на скамейку и поболтали минут пятнадцать. Походив вокруг да около, Биэрд вывел-таки ее на интересовавший его вопрос. Нынешнему мужу она тоже наставляет рога? Как знать, ответила она как-то уклончиво, но если он имеет в виду себя, то у него нет ни одного шанса.

Дорогой Майкл, возможно, для тебя это не новость, но если ты не в курсе, сообщаю, что Родни вышел из тюрьмы. Он искал со мной встречи. В голове у него роятся всякие безумные идеи, которых я даже касаться не хочу. Адвокат Чарльза обратился в суд и добился запретительного постановления, смысл которого заключается в том, что если он мне еще хоть раз позвонит, или напишет, или подойдет к нашему дому ближе, чем на пятьсот метров, то будет арестован. Только что я узнала от друзей моих друзей, что он отправился в Штаты, чтобы разыскать тебя. Может, хочет персонально поблагодарить тебя за то, что ты свидетельствовал против него во время процесса? Одним словом, мне кажется, что не мешает тебя предупредить. Завтра начинаются короткие каникулы перед возобновлением семестра, и мы уезжаем на Шетландские острова под проливным дождем. Всего наилучшего, Патриция.

Это он, «Трупин», в отеле «Камино Реал». Сомнительная благопристойность британского закона: убийцы за хорошее поведение отсиживают половину срока. Поиск в интернете на «Биэрд» без труда приведет человека в Лордсбург на полигон. Ну и что? Несмотря на работающий кондиционер, у него возникло противное ощущение капелек пота на верхней губе и стеснения в груди, отчего появилась боль в горле. Тут пожаловали блины, по двадцать штук в каждой стопке, как заверила его доброжелательная официантка, и кленовый сироп, чтобы их поливать, а также гора полосатого бекона высотой в пятнадцать сантиметров и доверху заполненная чашка кофе бледно-коричневатого оттенка.

– Нирвана! – Хаммер хлопнул в ладоши, по-прежнему пребывая в хорошем настроении, тогда как Биэрда оно явно покинуло.

Он всегда знал, что этот момент неотвратим, однако успел свыкнуться с данной мыслью, как и с другой, что Тарпин вполне может отсидеть полный срок, а за это время все рассосется, из тюрьмы он выйдет обессиленный, да и, в конце концов, это Патриция стала его наваждением, и именно ее показания похоронили его в суде. Главное же достижение Биэрдa, изящный трюк, коим он себя успокоил, заключался вот в чем: он почти верил в то, что Тарпин, буйный по природе, человек, которого судили и признали виновным и который отсидел за решеткой вместе с другими осужденными, мог считаться косвенно запятнанным и, стало быть, действительно виновным, мало того, он знал это и смирился со своей судьбой. Биэрд, если на то пошло, никого не убивал, его версия в суде звучала безупречно, и показания свидетеля в Институте физики были неопровержимы. По прошествии лет события того утра, когда он вернулся из Арктики, уже казались фрагментами сновидения, недоказуемыми, не имеющими последствий. Но за этой внешней пеленой, как глухая скала, скрывались другие допущения и даже уверенность, от которых он просто отмахивался за всей этой деловой суетой. Как полицейские и Патриция могли заподозрить в убийстве Олдоса ревнивого мужа, чего опасался Биэрд, так и Тарпин неизбежно должен был прийти к этой мысли. Кто еще мог его подставить, подкинув на место происшествия его молоток? И что же несправедливо осужденный и склонный к насилию человек, день за днем, в течение восьми лет закалявший свою слепую ярость в тренажерном зале тюрьмы, предпримет после освобождения? Дешевых рейсов в Даллас сколько угодно.

Пока шериф и его приятель сидят за соседним столиком, Биэрд чувствовал себя в безопасности. И все же, когда входная дверь с треском распахнулась, он вздрогнул, испытав при этом новое сжатие в области грудины. В кафе ввалилась четверка шумных подростков, три парня и девушка, с требованием прохладительных напитков. Присутствие двух полицейских их не утихомирило. Они поздоровались с ними, как с родственниками. Что, если двое вооруженных полицейских не совладают с Тарпином? Может, он настроен прикончить Биэрда у всех на глазах и провести остаток жизни в камере, извращенно лелея мысль о том, что они квиты? В этих краях нет недостатка в огнестрельном оружии, и приобрести его не сложнее, чем рыболовные снасти.

– Про еду забыл, шеф? – Хаммер уже прикончил свою гору блинов. – Плохие новости из дома?

– Нет-нет, – автоматически ответил Биэрд, хотя уже успел разглядеть под мейлом Патриции послание от Мелиссы с пометой «срочно». – Просто надо кое в чем разобраться. Я не голодный. Слишком жарко. Можешь взять мои.

Он пододвинул ему тарелку, и Тоби принялся за двадцать первый блин, а тем временем Биэрд, после полуминутного колебания, открыл послание Мелиссы. Лучше прочесть, пока его еще не убили.

Майкл, позвони мне, пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить о прошлой ночи.

О прошлой ночи? Это еще зачем? Тут он вспомнил про Терри, симфонического любовника. Она бросила Терри или, напротив, выходит за него замуж. Биэрд не мог решить, какой из этих двух вариантов был бы для него предпочтительнее. Если второй, то он спрячется в трейлере у Дарлины. Дарлина же Тарпину не по зубам. Или он убьет их обоих. Сейчас он плохо соображал и был не в том состоянии, чтобы беседовать по душам с Мелиссой. Ни сейчас, ни потом. Он пролистнул имена отправителей еще двадцати семи сообщений; все, кроме одного, были связаны с работой, главным образом с чистой и возвышенной сферой искусственного фотосинтеза. А открыл он письмо от Дарлины.

«Дуй скорее! Я тебе кой-чего скажу!!!»

Господи, как они его отвлекают. Они его просто обложили – женщины, адвокатша из Альбукерке, уголовник из Северного Лондона, его собственные неуемные клетки, – все словно сговорились помешать ему принести свой дар миру. Он не виноват. Зря, что ли, его называют блестящим ученым. Да, он блестящий ученый, пытающийся делать добро. Пожалев себя, он немного успокоился. Они с Тоби встретятся с инженерами, чтобы сегодня в последний раз проинспектировать полигон. Затем Биэрд произнесет речь перед всей командой. Пора снова в путь. Но ехать в Лордсбург значило ехать навстречу Тарпину. Лицезрение хаммеровских блинов, а точнее, его самого, поедающего уже третий десяток блинов в сиропе, увенчанных подгоревшими полосками плоти и жира свиньи, вызвало у него рвотные позывы. Пробормотав извинения, он направился через зал в туалет с мыслью, что, если его стошнит, может, голова лучше заработает. Слегка наклонившись, как прилежный официант, он завис над фарфоровой чашей. Увы, она была ослепительно чистой, так не хватало щепотки мерзости, шоколадной арабески человеческого дерьма, чтобы очистился желудок. Из него так ничего и не вышло. Он распрямился и промокнул лоб бумажной салфеткой. Как быть? Или его жизнь действительно в опасности, или он трус и истерик. Основополагающий факт – Тарпин ищет с ним встречи. Что хорошего может это предвещать? В эту самую минуту он, вполне вероятно, уже сидит в лордсбургском мотеле на кровати и смазывает пистолет. С мотивацией у него все в порядке. Ведь с психологической, логистической и даже финансовой точки зрения не так-то просто вчерашнему зеку путешествовать по миру. Ему придется скрыть свое преступное прошлое, отвечая на вопрос иммиграционной анкеты при въезде в Штаты. И никто ни о чем не догадается. Так что основания для паники налицо. Разумнее всего было бы улизнуть, сославшись на застенчивость, и пусть Тоби сам проведет церемонию открытия, а он рванет хотя бы в Сан-Паулу, где одна его знакомая, Сильвия, хороший, между прочим, физик, будет счастлива принять его у себя. Он спустил воду и не спеша вымыл руки, обдумывая решение, перед тем как вернуться за стол. Сан-Паулу – это, конечно, хорошо, но он не говорит по-португальски. И он не может оставаться там бесконечно. И ему будет не хватать Дарлины. Дальше что?

Хаммер уже стоял, платя по счету. На изгвазданной тарелке лежали четыре блина, ломтик бекона, разломанный на две неравные части, и зубочистка. Здоровенная бутыль с сиропом была пуста. И этот человек такой тощий, чудеса да и только.

– Мы должны быть на месте через сорок минут, а впереди еще семьдесят километров, – сказал Хаммер. – Пошли!

Не найдясь что ответить, Биэрд тупо поплелся за своим другом к выходу, навстречу слепящему солнцу, и дальше, к машине.

Они взяли на север, через пастбища, в сторону хайвея. Оба хранили молчание, правда Хаммер, сидевший за рулем, порой высвистывал случайные ноты, словно исполняя нешуточное авангардное сочинение. Обычно Биэрд умело уходил от неудобных или неприятных мыслей, но сейчас, пав духом, он предавался невеселым раздумьям о собственном здоровье, разглядывая красновато-коричневатое пятно на запястье, эту карту неизвестной территории. Пришли результаты биопсии. Сегодня утром доктор Юджин Паркс подтвердил, что это меланома и что она ушла в кожную ткань на полмиллиметра глубже, чем хотелось бы. Он назвал специалиста в Далласе, который может завтра же ее убрать и начать курс лучевой терапии. Но Биэрд, пожелавший быть в Лордсбурге на открытии, сказал Парксу, что сделает это в течение месяца, как только освободится. Паркс в своей обаятельно нейтральной манере назвал подобное поведение иррациональным. Время дорого, ситуация критическая, возможны метастазы.