Велосипед судьбы - Павел Сергеевич Иевлев

странный мужик принялся бесцельно бродить по участку, как будто не понимая, где он и зачем.

– Я так испугалась! – сказала Катя. – У него невозможно жуткие глаза. И сам он жуткий. И пахнет от него так, как будто он обкакался. А ты настоящий паладин! Ты меня спас!

– Наверное, это и есть рубула-психоз, про который говорили солдаты. Мне кажется, он вообще ничего не понимает.

– Он хотел меня съесть!

– Вряд ли съесть. Но лучше держаться от таких подальше. По-моему, он опасен.

– Он так и не уходит! – в окно видно, что мужик продолжает таскаться туда-сюда по саду, спотыкаясь об кусты и бордюры дорожек. – Все клумбы затоптал! Мама сажала-сажала…

– Эй, противный страшный дядька! – заорала она в окно. – Уходи отсюда!

Тот услышал, закрутил головой, пытаясь понять, откуда звук, а потом внезапно побежал по дорожке к дому.

– Ой… – испугалась Катька. – Кажется, зря я…

Мужчина с разбегу грянулся в заднюю дверь, аж дом затрясся. Ударился с такой силой, что отлетел и покатился с крыльца, пятная ступеньки кровью из разбитого носа. Но это его не остановило – вскочил и кинулся снова.

– Он же дверь сломает! – закричала сестра.

На этот раз мужчина споткнулся на ступеньках и, падая, ударился в дверь головой.

– Он умер? – спросила Катька, глядя сверху на лежащего на крыльце человека. – Вон, кровь течёт…

– Не знаю, – ответил Данька. – И проверять что-то не хочется. О, вон, зашевелился…

Мужчина встал. Лицо его разбито, из ссадины на лбу обильно течёт кровь, но его это, кажется, совсем не смущает. Зато он, вроде, забыл, что хотел вломиться в дом – пошёл, спотыкаясь, вдоль стены, свернул за угол.

Дети перебежали в Катькину комнату, чтобы посмотреть, что он будет делать дальше – её окна выходят на другую сторону.

– Смотри, к калитке пошёл, – зашептала сестра. – Может, уйдёт?

Но мужик остановился у забора – то ли забыв, как открывается калитка, то ли пытаясь вспомнить, зачем сюда зашёл.

– Смотри, машина, – сказал Данька. – Я только сейчас сообразил, что с утра ни одной не видел.

По дорожке катится фургон – похожий на те, что заезжали на территорию больницы. Увидев его, мужчина неожиданно возбудился, задёргал калитку и, не с первого раза её открыв, выбежал на проезжую часть. Автомобиль остановился, с пассажирского места неспешно вылез солдат в химзащите и противогазе. Он подождал пока бегущий приблизится, поднял автомат, спокойно прицелился и выстрелил. Громко хлопнуло, мужчина упал. Это произошло быстро и как-то обыденно, без драмы, так что дети даже не сразу осознали случившееся.

– Он его убил! – поражённо сказала Катька. – Просто взял и убил! Как так и надо!

– И даже не предупредил! Не сказал: «Стой, стрелять буду»! – удивился Данька. – Даже часовой должен сначала спрашивать, потом давать предупредительный, и только потом стрелять на поражение!

Из кабины грузовика вылез второй солдат, и, обойдя машину, раскрыл задние двери фургона. Из окна детям не было видно, что там. Вдвоём военные взяли убитого – один за плечи, другой за ноги, – и понесли к машине. Поднатужившись, закинули тяжёлое тело вовнутрь и закрыли. Один из них вернулся за руль, а второй подошёл к калитке. Прятаться было поздно, он явно заметил детей в окне.

– Привет, – сказал он, откинув капюшон и сняв противогаз.

Под ним оказалось совершенно обычное лицо – курносое, тронутое веснушками, совсем не злое. Оно покрыто потом, короткие волосы мокрые – видимо, в противогазе жарко. Солдат с удовольствием подставил физиономию лёгкому майскому ветерку и даже улыбнулся. Как будто он и не убил только что человека, хладнокровно и без предупреждения застрелив его.

– Здравствуйте, – осторожно сказал Данька.

– Вы одни там? Больных нет?

– Одни, – соврал мальчик, – родителей в больницу забрали вчера.

– Еда есть у вас?

– Есть ещё. Вас покормить?

– Нет, что ты, – рассмеялся солдат, – нас кормят. Я к тому, что из дома без нужды не выходите. Пока есть продукты – ешьте их. Да и магазины закрыты. И в дом никого не пускайте. Особенно таких…

Он неопределённо махнул рукой в сторону улицы, имея в виду, видимо, застреленного.

– А почему вы его убили? – спросила Катька.

– Прости, девочка, это, конечно, не то, на что стоит смотреть детям. Но иначе он бы сам кого-нибудь убил. Они ничего не соображают и очень агрессивные. Рубула-психоз. Видели, глаза какие? Это от внутричерепного давления. Врачи говорят, мозг разрушен воспалением.

– И их нельзя вылечить?

– Лекарство так и не придумали. Да и некому лечить – медиков почти не осталось. Так что ещё раз извините, что вам пришлось на это смотреть, но по-другому никак. В общем, сидите дома. Я запишу, что тут есть живые. Завтра заеду проверить, как вы. Может, продуктов подброшу. У нас есть запас гуманитарки для населения, да вот только населения почти не осталось…

– Это везде так, или только у нас? – спросил Данька.