Велосипед судьбы - Павел Сергеевич Иевлев

появлялись новые «рубулопсихопаты», бредущие по улице без всякой цели и смысла. Увидев лежащего на дороге мальчика, они кидались к нему, но, убедившись, что он мёртв, разочарованно уходили. Данька ничего не предпринимал, только выключил ночник, чтобы свет в окне не привлекал их внимания.

Ближе к полуночи он проголодался, и, решив, что поспать этой ночью не получится, решил сделать себе чай с бутербродом. Хлеба и колбасы осталось совсем чуть-чуть, но он поделил этот остаток пополам – вдруг Катьке утром станет получше, и она поест? Возился в темноте, не включая электричество. Кухня подсвечивается только рассеянным светом уличных фонарей, из-за этого всё кажется не совсем реальным.

Съел бутерброд, допил чай, поставил чашку в мойку – но потом подумал и вымыл её сразу, хотя раньше мама никак не могла его заставить не бросать грязную посуду. В этот момент сверху из спальни завопила Катька. Закричала, как раненый зайчонок, – однажды услышав такой крик, Данька больше никогда не ездил с папой и его полицейскими друзьями на охоту. Он взлетел по лестнице, распахнул дверь и увидел, как возле постели сестры поднимается с колен мама. В руках её папин охотничий нож, глаза красны, выпучены и безумны.

Данька не запомнил, как стрелял. Знал, что выстрелил, но не помнил этого. Он помнил, что когда сидел на краю кровати, зажимая руками рану на груди Катьки, под ногами лежало тело. Но он не думал о нём в тот момент. Он плакал, поливая сестру слезами, прижимал к её груди скомканную ночнушку, из-под которой всё текла и текла кровь, и старался расслышать, что шепчет бледнеющими губами девочка.

– Ты же не бросишь меня, братик? Воскресишь своего хила, паладин?

Они кивал, плакал и не мог ответить. Так и рыдал молча, пока сердце под его ладонями не перестало биться.

В ванной, где он попытался смыть с рук кровь сестры и матери, нет окон, и пришлось включить свет. С забрызганного красным лица в зеркале смотрели нечеловечески синие глаза.

***

День пятый

Кажется, до утра он просто сидел в кресле, тупо глядя в стену. Может быть, отключался и засыпал, а может, и нет. На рассвете услышал заполошную перестрелку – со стороны больницы кто-то лупил очередями в несколько автоматов. Это продолжалось довольно долго, но потом стрельба постепенно затихла.

Данька поднялся в спальню сестры – сам не зная зачем. Может быть, убедиться, что случившееся – не ночной кошмар. Сначала он хотел уложить маму рядом с Катькой, но понял, что не сможет, и вместо этого положил девочку на пол, чтобы они были вместе. Смерть сделала их некрасивыми и жалкими, и он удивился себе, что не плачет. Внутри была гулкая пустота.

Забрав из сейфа все патроны, положил их в школьный рюкзак и вышел на улицу с пистолетом в руках. Хотел поехать на велосипеде, но потом решил, что стрелять будет неудобно и пошёл пешком. Первым застрелил бродящего вдоль забора рубулопсиха – кажется, это был сосед, живущий двумя домами далее. Прицелился, выстрелил в грудь – и ничего не почувствовал. Совсем. Сосед сполз по забору на землю и затих. Подошёл к мёртвому подростку и убедился, что это действительно Серёга. Факт провалился в его сознание без всплеска эмоций.

По дороге к больнице Данька застрелил шесть или семь человек. Насчёт одного уверенности не было – он завалился за ограду и, возможно, остался жив. Проверять не стал. Трое из них кидались на него сами, четверо – просто брели куда-то. Были ли они все безумны? Данька не разбирался. Видел – и стрелял. Почти всех удавалось свалить с первого выстрела, девятимиллиметровый пистолет работает надёжно. Психи давали подойти близко, похоже, что они плохо видят вдаль, и мальчик не промахивался.

Зачем он идёт в больницу, Данька не задумывался. Может быть, для того, чтобы увидеть отца мёртвым. Найти его тело и убедиться, что жить действительно больше незачем.

Возле ворот лежат мёртвые солдаты. Противогазы с них сорваны, лица разбиты, вокруг трупы людей в больничных пижамах. Автоматы валяются здесь же, но Данька решил их не брать, потому что не умеет пользоваться. Отец учил его стрелять только из пистолета.

По территории бродят люди. Иногда они кидаются друг на друга и дерутся, но чаще нет. Некоторые из них в военной форме – видимо, противогазы и защитные костюмы не сильно помогли. Отца среди них видно не было.

Данька залез на высокий забор, пристроил рядом рюкзак, и начал стрелять, тщательно целясь и экономя патроны. Сначала психи дёргались, не понимая, откуда выстрелы, но потом сообразили. На забор залезть им не удавалось, потому что они мешали друг другу, а мальчик стрелял почти в упор, но потом пришлось отступить – набитые магазины кончились, а снарядить новые не было времени.

Спрыгнул с забора наружу и убежал.

Боялся, что беседке будет кто-то из ребят, но нет – стрелять в одноклассников не пришлось. Данька сидел, запихивая короткие толстые патроны в магазины, посматривал на брошенную коробку с игрой и старательно ничего не думал. Потому что любая попытка подумать тут же натыкалась на тела матери и сестры, оставшиеся в спальне. Матери, которую он застрелил, и сестры, которую не спас. Хреновый из него вышел по итогу паладин.

Решив, что патронов мало, сходил в полицейский участок. Он часто бывал у отца на работе и знал, где искать ключи от оружейки. По дороге застрелил троих. Ещё одного, дядю Диму, отцовского приятеля, застрелил прямо в его кабинете. У того был свой пистолет, но он не пытался им воспользоваться. Набрал магазинов, чтобы не возиться с перезарядкой, набил их патронами.