Образование Венецианской колониальной империи - Николай Соколов

Признание сделанных приобретений со стороны западного императора было по указанным ранее причинам достигнуто в форме признания за дожем его нового титула без малейшего труда: не только Оттон III, но и его преемник Генрих II, признали дожа дуксом Далмации.[919] Сомнительно, однако, чтобы и Византия сразу признала новую политическую ситуацию на восточном берегу Адриатики, хотя Восточная империя при этом, как могло тогда казаться, фактически ничего и не теряла. Во всяком случае, как мы уже упоминали, только во время первой большой войны с норманами Византия пошла на встречу венецианским домогательствам в этом вопросе, причем из хрисовула императора Алексея I не видно чтобы это было подтверждением ранее сделанного пожалования.[920]

В результате похода Пьетро Орсеоло Венеции так или иначе подчинилось около десятка различных опорных пунктов на восточном побережье Адриатического моря. Венецианцам очень хотелось позднее показать эту зависимость гораздо более полной и тесной, чем она была в действительности. С этой целью известия Дандоло были фальсифицированы различными выдумками, правда не особенно ловко составленными, что не помешало, однако, ряду очень серьезных историков принять эти выдумки за чистую монету. Мы имеем в виду известия о назначении Венецией в далматинские города непосредственно вслед за походом 1000 г. своих представителей в качестве глав их муниципальных советов. Несмотря на то, что еще в XVIII в. было доказано, что не мог, например, Оттон Орсеоло быть наместником в Дубровнике, если ему в это время не было и 10 лет, тем не менее эта легенда оказалась необычайно живучей. Мы считаем ненужным заниматься здесь ее опровержением.[921] Наверное можно утверждать, что на первых порах Венеция ограничилась только принципиальным признанием ее сюзеренитета, но усилила в подчинившихся ей городах свое экономическое давление: не ради же обеспечения и развития торговли своих собственных конкурентов предпринял Пьетро Орсеоло свой знаменитый поход.

На современников — венецианцев успех Пьетро Орсеоло произвел большое впечатление.[922] Диакон Джиованни называет его мужем, который силой стремления и опыта «превосходил почти всех древних».[923] После него Дандоло писал[924] с гордостью об инициаторе венецианской колониальной политики большого масштаба: «Он не только упрочил все прежние приобретения, но так увеличил владения республики, что о Венеции заговорили как о провинции, превосходящей красотой и роскошью все прочие провинции». Чем дальше отходили эти события в прошлое, тем значительнее казалось дело Пьетро Орсеоло: Лоренцо де Моначи заявил, что «Пьетро Орсеоло II… всю Далмацию подчинил венецианскому господству».[925] В XVIII в. Муратори в своих Анналах писал почти в таком же тоне: «В этом году (год похода Пьетро Орсеоло) государство Венецианское чрезвычайно увеличилось».[926] Отсюда высокая, очень часто до крайности преувеличенная оценка деятельности Пьетро Орсеоло в новое время. Рядом с непосредственными экономическими выгодами, которые Венеция могла извлекать из своих новых приобретений, как, например, установление прямых связей с областями по Саве и Драве,[927] обычно указывается на безусловное господство Венеции в Адриатике как результат этого похода[928], и Пьетро Орсеоло, правда больше за его строительную деятельность, преподносится имя Перикла Венеции.[929]

Время догата Пьетро Орсеоло II несомненно является важным моментом в истории Венеции как колониального государства и в лице этого дожа Венеция имела политического деятеля первого ранга. Мы думаем, однако, что значение этого времени и этого человека заключается не столько в том, что было тогда сделано, что было достигнуто, сколько в том, что тогда было намечено сделать, и наглядно показано, к чему надо было стремиться. Практические результаты, которых Пьетро Орсеоло удалось добиться в Далмации, как ни были значительны, не были устойчивыми, — за них, как мы увидим далее, республика св. Марка вынуждена была бороться, конечно с перерывами, целое столетие и к концу его ей пришлось оказаться в том самом положении, с которого начал свою деятельность в Далмации ее предприимчивый дож начала XI в. Далеко не обеспеченным оказалось и ее господство в Адриатике: в том же XI в. Венеция должна была вести напряженную борьбу с различными врагами, которые ставили под вопрос не только ее господство в Адриатике, но и те пути через это море, которые связывали ее с Востоком. В год похода Пьетро Орсеоло Венеция не стала ни обладательницей Далмации, ни владычицей Адриатики, — это случилось много позднее; но в этот догат ее правящий класс, класс арматоров и купцов, впитавший в свой состав наиболее дальновидную часть трибунских феодальных фамилий, отчетливо осознал свои внешнеполитические великодержавные задачи и впервые сделал попытку в значительном масштабе осуществить их на практике. Это не было, однако, даже первым актом колониальной истории Венеции, — это было только ее прологом.

Усматривая в событиях на грани X и XI вв. прежде всего зарождение идеи широкой колониальной экспансии и с этой точки зрения прежде всего оценивая их значение, мы не хотим, однако, отрицать и ряда практических результатов, которые до известной степени служили проверкой правильности и целесообразности проведения в жизнь этой идеи. Венеция несомненно извлекла из своего нового положения в Истрии и Далмации ряд выгод, которыми она не преминула воспользоваться. Опорные пункты ее торговли в далматинских городах несомненно окрепли; ее связи с северной частью Балканского хинтерланда стали более непосредственными и живыми; природные богатства Далмации и прежде всего такие, как лес, скот, оливковое масло, стали более доступными и, возможно, дешевыми; представлялась практическая возможность воздействия на местное производство и местный оборот в нужном для республики направлении. Все это не может быть в надлежащей степени подтверждено текстами из источников, так как составители анналов того времени мало интересовались этими вопросами и редко их освещали, а официальный материал, собрания актов и грамот, если он вообще существует для этого времени, т. е. для XI столетия, не опубликован. Тем не менее история борьбы Венеции за свои первые приобретения не лишена фактов, которые позволяют сделать такие заключения, но не прямо, а косвенно.

Таким образом, подчеркивая еще раз свою основную мысль, мы должны заявить, что на грани XI в. мы присутствуем не при разрешении адриатического вопроса, как это столь часто полагали, а лишь при его возникновении. Приобретения Пьетро Орсеоло были пока не колониями, а разве сферами очень слабого влияния республики на далматинском побережьи.

Глава шестая

Борьба за первые сферы влияния и коммуникации с востоком

Прочный материальный базис и соответствующая ему политическая надстройка позволяли Венеции, правда осторожно и с оглядкой, преследовать свои экспансионистские цели в XI в. Цели эти были ясны: в Далмации и Истрии надлежало если не расширить, то укрепить приобретенные сферы влияния: в водах Адриатического моря — всемерно препятствовать всяким попыткам каких бы то ни было посторонних сил поставить под угрозу коммуникации с Востоком; на Востоке — поддерживать добрые отношения с василевсами, несмотря на их прогрессирующую политическую слабость; на Западе — добиваться мира с наиболее строптивыми немецкими преемниками Карла Великого и дружбы с теми из них, кого сила обстоятельств делала сговорчивым.

Преследование этих политических целей сделало для Венеции необходимой борьбу с хорватскими королями, заинтересованными в Далмации, с патриархом Аквилеи, претендовавшим на влияние в истрийских городах, с норманами, прочно обосновавшимися в южной Италии и Сицилии и обнаружившими тенденцию перешагнуть на другой берег Отрантского пролива, с венграми, когда те появились на восточном побережье Адриатики.

1. Первые десятилетия борьбы за далматинское истрийское побережье

Республика св. Марка, распространив свое влияние на часть далматинских городов, долгое время старалась поддерживать фикцию византийского суверенитета над своею будущей добычей, не отрицая одновременно и своей «зависимости» от восточного императора. Дожи охотно продолжают носить звания и титулы византийской табели о рангах: Доменико Флабениго (1034–1042) был пожалован титулом протоспатария, его преемник Доменико Контарини (1042–1071) носит титул не только «божией милостию дожа Венеции и герцога Далмации», но также и «императорского магистра», еще позднее Витале Фальеро именуется «императорским протосевастом».[930] Дальновидные венецианские политики, ценившие не форму, а существо дела, находили пока невыгодным вступать в конфликты с Восточной империей, где у Венеции было так много существенных экономических интересов. Императорский щит особенно был необходим Венеции в Далмации, укрываясь за ним, она усиливала свои позиции в борьбе с противниками. По этой причине только что упомянутый Витале Фальеро охотно признавал, что «Далмация есть греческая провинция».[931]