Образование Венецианской колониальной империи - Николай Соколов

Нарентяне, считая себя свободными от всяких обязательств по отношению к Венеции, появились у северо-восточных берегов Адриатики, напали на истрийские приморские города и разграбили их, — это были портовые города от Умаго до Ровиньо.[868] Орсо Партечиачи, выступив против нарентян с 30 кораблями, около Градо, по известиям венецианцев, одержал над нарентянами победу. Победа эта, видимо, не была решительной, нарентяне вынуждены были вернуть награбленное в истрийских церквах имущество, но и дож согласился вернуть захваченных в плен нарентян. Нарентяне, однако, не считали борьбу законченной, так как Венеции вскоре пришлось снарядить против них новую экспедицию. На этот раз счастье изменило венецианцам. Первоначально новый венецианский дож, Пьетро Кандиано, выступивший в поход в 887 г., имел некоторый успех, но в новой битве, происшедшей 18 сентября, венецианцы потерпели полное поражение, и сам дож погиб в сражении.[869]

Не улучшились взаимоотношения между славянами и Венецией и в X в. Свою вражду по отношению к венецианцам хорваты демонстрировали, между прочим, захватом в плен сына дожа Орсо Партечиачи (911–932), Пьетро, возвращавшегося из Византии, и передали его в руки болгарского царя Симеона. Преемник Орсо, Пьетро Кандиано II (932–939) в шестой год своего правления послал очередную экспедицию к берегам нарентян, но она была безуспешной.[870] Пришлось опять стать на путь переговоров и уступок. По-видимому Венеция вынуждена была в конце концов откупиться от славян, так как мы видим, что в восьмидесятых годах X в. венецианские купцы делают славянским князьям ежегодные взносы, характерно именуемые census. Только Пьетро Орсеоло II, сделавшийся дожем в 991 г., распорядился прекратить эти взносы.[871]

Это распоряжение не принесло, впрочем, хороших результатов. В ответ на него хорватский король, очевидно Крешимир II (968–993), которого Дандоло называет Croatorum judex, «начал вредить венецианцам». Дож организовал нечто вроде карательной экспедиции к берегам Далмации. Капитан Брагадино с 6 кораблями направляется к городу Пагу на острове того же наименования.[872] Город был захвачен врасплох, взяты были пленные, но это повело только к дальнейшему ухудшению взаимоотношений.[873]

Приведенные факты свидетельствуют о том, что, помимо арабской опасности, Венеция должна была считаться и с большими трудностями, которые создавали ей ее взаимоотношения со славянским миром, непосредственно с нею соприкасавшимся. По мере того, как слабели арабы, усиливался ее противник на восточных берегах Адриатики, — в IX в. Хорватское государство было фактом: адриатический вопрос из венецианско — арабского все более и более превращался в вопрос славяно-венецианский.

3. Первая попытка планомерной колониальной экспансии

К концу X в. республика св. Марка почувствовала себя достаточно сильной, для того чтобы планомерно и более эффективными мерами обеспечить свои экономические позиции в Адриатике. Дело при этом шло не о безопасности морских коммуникаций с Левантом, но о гораздо больших претензиях: о бесперебойной эксплуатации хозяйственных ресурсов Истрии и Далмации, об устранении или смягчении нежелательной конкуренции романских и славянских городов, наконец о господстве в Адриатике. Все, что делалось до конца X в. в этом направлении, носило характер отдельных предприятий с ограниченными целями; только теперь, в конце X в., делается первая серьезная попытка поставить дело колониальной экспансии планомерно и в широком масштабе. Однако операция таких масштабов должна была вызвать и более серьезное сопротивление непосредственна заинтересованных городских общин и славянских этнических группировок на восточном побережье Адриатики. Нужна была серьезная подготовка. Опыт вооруженной борьбы с арабами и славянами с ее переменным счастьем научил республику быть осторожной. Отдаленные коммерческие предприятия венецианских купцов, с другой стороны, давали немало примеров того, как много можно было добиться в сношениях с другими странами и не прибегая к силе оружия, а лишь хитростью и дипломатической изворотливостью. Здесь впервые в своей истории Венеция широко и по заранее обдуманному плану использовала дипломатическое искусство и умение выбрать подходящий момент для своих политических дерзаний широкого масштаба. Задача была не из легких: надо было ослабить, по возможности, силу славян; убаюкать бдительность Западной империи; выбрать подходящий момент для устранения возможного сопротивления восточных императоров; всюду и везде подготовить общественное мнение, существовавшее в какой-то мере и в те времена.

Подготовка международного общественного мнения началась уже давно. Уже в первой половине X в. свои домогательства в Истрии и Далмации Венеция прикрывала жалобами на причиненные ей обиды. Хроники, изображающие все военные выступления Венеции на восточном побережье Адриатики как акт самозащиты против пиратов, только отражают ту официальную версию, которая была создана венецианскими политиками для прикрытия своих далеко идущих целей. Эта «борьба против пиратов» иногда очень сильно напоминает «борьбу против коммунизма», с которой выступали и выступают захватчики нашего времени. Венецианская республика очень рано поняла значение того фактора в политике, которому было присвоено позднее наименование публицистики. Венеция внимательно следила за своими анналистами и историками и давала специальные заказы людям пера, когда ей надо было обосновать те или иные свои притязания. По заказу Венеции, правда позднее, было написано, например, свыше десяти сочинений на разных языках для обоснования ее «права» на исключительное господство в Адриатике. Действовать во имя права, хотя бы и призрачного, предпосылать военным операциям дипломатическую подготовку, возможно более тщательную и тонкую, было правилом венецианской внешней политики. Это всегда приходится иметь в виду, когда дело идет о венецианских исторических источниках и о венецианской внешней политике. Именно эти соображения заставляют нас отказаться от обычной схемы передачи событий, связанных с историей похода Пьетро Орсеоло к берегам Далмации и представить их в несколько ином освещении.

Тенденциозность венецианцев в изображении истории похода и обстоятельств, с ним связанных, совершенно очевидна. И Дандоло, и его источник, Диакон Джиованни, усиленно подчеркивают правомерность выступления Венеции на восточном побережьи Адриатики. «Право» на далматинские города оба они выводят из «единодушного желания» самих городов стать под защиту Венеции, а Дандоло, кроме того, ссылается еще и на грамоту императора Василия II, уступившего будто бы Далмацию венецианцам.[874] Однако, если не свои суверенные права на прибрежные города Адриатики, то по крайней мере дань с них византийские императоры, как мы уже видели, уступили хорватскому королю. Среди договоров, заключенных венецианцами с Византией, и грамот с различными пожалованиями византийских императоров интересующего нас документа нет. Ни один из византийских хронистов и историков ничего не говорит о подобной уступке Василия II. Наконец даже хроника Диакона Джиованни, являющаяся основным источником для истории догата Пьетро Орсеоло II, ничего не знает об этой византийской грамоте. Все это заставляет признать сообщение Дандоло его измышлением.[875] Независимо от этого, наличие дружественных отношений между дожем и византийским императором совершенно бесспорно. Об этом свидетельствует не только факт посылки дожем своего сына в Византию, где тот был принят с почетом и богато одарен императором и где он тогда женился на Марии или Марфе, дочери Аргиры, сестре будущего императора Романа[876], но также и дарованный венецианцам хрисовул императоров — братьев, содержавший, как мы видели, важные для венецианских купцов льготы. Однако все это не дает ни малейшего основания говорить о добровольном отказе Византии от своих прав на Далмацию, и если, тем не менее, Византия не протестовала, то это не только потому, что успех венецианцев вовсе не был так велик, как это обыкновенно изображают, но главным образом потому, что венецианские политики выбрали как нельзя более подходящий момент для своего выступления. Достаточно вспомнить те необычайные даже для Византии того времени трудности, в которых она оказалась ко времени догата Пьетро Орсеоло. Василий II на протяжении первых двух десятилетий своего царствования воюет в Сирии против арабов, в южной Италии с арабами против Оттона II, с царем Самуилом на Балканах, с великим князем Владимиром в Крыму, с мятежными феодалами внутри империи. Использование всех этих трудностей, надо думать, и обеспечило Венеции если не согласие Византии на территориальные уступки в Далмации, то по крайней мере молчаливое признание этого факта до поры до времени.