Слишком поздно - Гувер Колин

Однако всякий раз, когда он приезжает с работы и, обняв меня, интересуется, как «у нас» дела, я убеждаюсь: ребенок его. Неважно, с кем он зачат. Люк его любит уже за то, что он мой. Ему этого достаточно, да и мне, похоже, большего не нужно. С Люком я вновь стала себя уважать. Обрела то, чего лишил меня Эйса.

И откуда у Люка такая сила чего-то не замечать? Он не стыдит меня и постоянно напоминает, как ему повезло со мной (хотя на самом деле все наоборот). А стоит мне начать тревожиться о том, что про беременность узнает Эйса, или задуматься о предстоящем суде, как Люк заводит разговор о чем-то хорошем. Когда его нет, отвлечься от страхов помогает кулинария.

Сегодня готовлю лазанью. К национальной кухне стараюсь не привязываться, рецепты у меня самые разные, не только итальянские или азиатские. Есть даже любимые блюда Эйсы, типа того же кокосового торта, будь он неладен. А что, это даже хорошо, ведь сама книга – вызов ему, моя месть. Каждый второй доллар с продаж пойдет в фонд помощи женщинам, пострадавшим от негодяев вроде Эйсы.

Так что да, в сборник войдут рецепты сраного кокосового торта, сраных спагетти с фрикадельками и сраного протеинового коктейля, который Эйса заставлял меня смешивать ни свет ни заря. Пусть из этого выйдет хоть что-то хорошее. Моя книга как один большой фак в сторону Эйсы Джексона.

Кстати, дельная мысль. Наверное, помещу на каждой странице небольшую картинку: рука с оттопыренным средним пальцем. Миленький эмодзи, посылающий на хер.

Закончив выкладывать слоями соус и пасту, готовлю противень для фотографии. Делаю пару снимков и отправляю лазанью в духовку.

– Чем у тебя так вкусно пахнет?

При звуке этого голоса я хватаюсь за стойку.

Он звучит прямо у меня за спиной.

Нет. Нет-нет-нет.

Это невозможно. Дверь заперта на все замки, окна тоже заперты, изнутри. Это мне снится, снится, снится.

Тело перестает слушаться, и я медленно оседаю на пол кухни. У меня сейчас будет шок. Я чувствую это, чувствую. Нет-нет-нет.

Я уже на полу. Дрожащими руками накрываю уши, пытаюсь заглушить его голос. Если не слушать, он пропадет. Его тут нет. Его нет.

– Господи, Слоун. – Эйса подошел ближе. – Я ожидал от тебя приема потеплее.

Зажмурившись, я слышу, как он усаживается на стойку рядом со мной. Открываю глаза и вижу его ноги. Браслета на лодыжке нет. Это Эйса мне и демонстрирует. Я ведь знаю, как устроен его поехавший разум.

Как так получилось?

Где мой телефон?

Я заставляю себя дышать, чтобы от страха не лишиться сознания.

– Лазанья, да? – Эйса бросает что-то на стойку. – Никогда твою лазанью не любил. Ты кладешь в нее слишком много томатного соуса.

Я уже плачу. Отползаю в сторону, потому что сил подняться на ноги нет.

– Ты куда это, малыш? – спрашивает Эйса.

Я успеваю привстать, но тут он спрыгивает со стойки и ловит меня, обхватив сзади руками.

– Давай-ка поболтаем немного, – говорит, без труда оторвав меня от пола.

Я вскрикиваю от страха, и Эйса быстро зажимает мне рот ладонью.

– Пока я говорю, ты должна молчать.

С этими словами он несет меня через гостиную в спальню.

Я не успела даже взглянуть на него. Ну и пусть, не хочу его видеть.

«Люк, – мысленно зову я. – Прошу тебя, Люк, вернись домой. Пожалуйста!»

Эйса швыряет меня на кровать. Я спешу отползти на дальнюю половину, но он хватает меня за лодыжку и дергает на себя. Я оказываюсь на животе. Пытаюсь лягаться, хватаюсь за одеяло, за подушку – за все, до чего дотянется рука… Увы, моих сил мало. Эйса переворачивает меня на спину и садится верхом, прижав мои руки коленями к матрасу. Он устраивается у меня на животе, и в этот момент я понимаю: он знает. Беременность не скрыть.

Вот зачем он явился.

Он насильно, пальцами раскрывает мне глаза и улыбается.

– Привет, красотка, – говорит. – Это грубо – не смотреть в глаза человеку, когда тот пытается побазарить с тобой на серьезную тему.

Он совсем рехнулся, а я не могу себя защитить. Никак не могу защитить дитя.

Я полностью во власти Эйсы. Зато в голове вдруг все становится на места. Я наконец понимаю, почему жизнь так много для меня значит. Почему мысль о смерти вызывает ужас, хотя еще пару месяцев назад я бы даже не дрогнула. Тогда я молилась о смерти, чтобы Эйса просто прервал мои муки. А сейчас моя жизнь полна смысла.

Настоящего смысла.

Волосы уже мокрые от слез. Эйса видит влажные дорожки у меня на висках, наклоняется и слизывает их. Потом смотрит на меня: улыбки как не бывало.

– Я думал, вкус будет другой, – шепчет Эйса.

Я начинаю всхлипывать. Пульс так участился, что удары сердца сливаются в непрерывный гул. Или же оно вообще остановилось.

– Просто кончай уже, Эйса, – шепотом прошу я, снова зажмурившись. – Пожалуйста.

Он меняет позицию, задирает на мне футболку и кладет ладонь на живот.

– Поздравляю, – говорит. – От меня?

Я не открываю глаза, молчу, а Эйса гладит мне живот. Потом снова наклоняется и говорит на ухо:

– Гадаешь, каким хуем я попал к тебе в дом?

Сперва – да, гадала, но теперь думаю, как бы, на хер, спровадить тебя отсюда.

– Помнишь, как этим утром твой добрый дружочек Люк впустил ремонтника заменить фильтр в кондиционере?

Ремонтник? Что?! Нет, невозможно. Люк спрашивал у него документы. Пробил его личность у консьержа. Мы знаем всех, кто работает в этом доме, и тот человек здесь уже больше двух лет.

– Он оказал мне небольшую услугу: отпер замок на окне, пока Люк не видел. Знаешь, сколько он взял? Два косых. И даже вопросов не задал. Он знал, что ты здесь, что ты беременна и еще что я задумал нечто ужасное, а иначе с какой стати стал бы платить ему две штуки? Ему было плевать, Слоун. Взял две тонны и ушел, ни о чем не спросив.

Мне дурно.

Тошнит.

Люди больны.

Если бы тот человек знал, на что способен Эйса, то не пошел бы на такое. Никогда не отпер бы замок на окне. Думал, наверное, что Эйса просто хочет телевизор стащить.

Разочарованная в человечестве, забывшем об элементарной порядочности, я чувствую, что вот-вот разрыдаюсь.

– Ваш приятель, который следит за входом с улицы, меня даже не заметил, потому что Люку жаль на тебя денег, он не нанял людей следить за всеми точками доступа в квартиру. Он меня за идиота держит? Ждет, что я стану ломиться в парадную дверь?

Чем дольше он говорит, тем невнимательней я его слушаю. Страх отчего-то притупляет ощущения. Я больше не чувствую тела. Не чувствую тяжести Эйсы. Не слышу собственный голос, снова и снова повторяющий: «Нет».

Постепенно я прекращаю чувствовать все.

Глава пятьдесят четвертая

Эйса

Я не планировал брать Слоун, но взял. И все еще бурно дыша, падаю на нее сверху.

Раньше было лучше. Люк тоже знает, каково соединяться с ней, и от этой мысли хотелось задушить Слоун, оборвать сразу две жизни. Так и поступил бы, вздумай она отбиваться.

Слоун скучала по мне. Другая баба сопротивлялась бы всеми силами, а Слоун… нет. Она свое место знает: оно подо мной.

Я приподнимаюсь на локте, однако Слоун так и не открывает глаз.

Меня бесит, что она такая же охуенно красивая, как и когда была невинна. Те же гладкие черные волосы, такие длинные, что закрывают грудь. Те же мягкие сладкие губы, которые когда-то принадлежали только мне. Я провожу пальцем вниз по ее животу, по небольшому холмику. Вздыхаю, глядя на Слоун. Я скучал по ней. Я ее ненавижу – и в то же время мне ее не хватает.

– Взгляни на меня, Слоун.

Она медленно поворачивается и смотрит на меня полными слез глазами.

– Мне тебя не хватает, малыш. – Говоря с ней как можно нежнее, я одновременно глажу ее животик. Вдруг, если она вспомнит, как хорошо нам было вместе, мы сумеем вернуть то время. – Ты хоть знаешь, как сейчас одиноко у нас дома, Слоун? Без тебя там все уныло. Аж бесит.

Она снова закрывает глаза, а я улыбаюсь.