Слишком поздно - Гувер Колин

Я дергаю наручники, пытаясь сломать, к хуям, решетку камина; «браслеты» до крови впиваются мне в запястья.

Слоун откидывает голову на плечо Люку, но при этом с меня взгляда не сводит.

– Ненавижу тебя.

– Слоун, – мотаю я головой, – прекрати. Не надо так со мной, малыш. Ты все придумываешь.

– Стоит вспомнить наш первый секс, и поднимается желчь. Горло жжет всякий раз, как я подумаю, что ты забрал у меня нечто особенное, словно это принадлежит тебе и ты волен поступать с этим как заблагорассудится.

Все-таки Люк запудрил ей мозги, убедил, что это была не любовь.

У меня по лицу что-то течет. Какая-то мокрая дрянь. Слезы. Я эту мразоту, Люка, убью медленно.

– Ненавижу тебя, Эйса. Я плакала каждый раз во время секса с тобой. Когда ты приходил по ночам, я молилась, чтобы ты не стал меня лапать. А когда ты меня целовал, я думала, что у смерти поцелуй, наверное, слаще.

Она сжимает руку Люка в немом жесте благодарности. Что он с ней сотворил?

Не могу дышать.

В груди больно.

Слоун обхватывает руками шею Люка.

– Я люблю тебя.

Услышав, как она говорит это другому, я бьюсь затылком о каминную полку.

– И я тебя люблю, крошка.

Я бьюсь головой о полку еще раз.

Потом еще.

– Я буду любить тебя вечно, Люк. Тебя одного, – говорит Слоун, вырывая, к хуям, у меня из груди сердце.

Вот бы сдохнуть.

Бля, вот бы сдохнуть.

– Убейте меня, – шепотом прошу я. – Просто убейте меня, на хуй.

Слышны сирены.

Сука, блядь! Не хватало еще выжить и вспоминать это в тюряге.

– Шлюха сраная, – бормочу я и принимаюсь вопить: – Сраная шлюха! Убей меня!

Слоун целует Люка еще раз напоследок, потом идет ко мне. Наклоняется. Задушил бы, да крови потерял слишком много, даже руки не поднять.

– Никто тебя не убьет, Эйса. Я хочу, чтобы остаток жизни ты, сидя у себя в тюремной камере, закрывал глаза и видел нас с Люком. Как я занимаюсь с ним любовью. Как выхожу за него. Как рожаю ему детей.

Затем она наклоняется еще ниже, обдавая меня его запахом. Смотрит мне прямо в глаза и шепчет:

– Каждый год двадцатого апреля моя семья будет отмечать твой день рождения, и на столе у нас будет стоять большой и вкусный кокосовый торт, мразь ты ничтожная.

Люк отпирает дверь, и почти сразу же ее распахивают снаружи.

Копы входят с пýшками наготове.

Целятся в меня.

Но я вижу только Слоун.

Эта шлюха, блядь, усмехается, а я, кроме нее, ничего и не вижу.

Глава пятьдесят первая

Люк

Я отпираю дверь в нашу квартиру и жду, когда Слоун отодвинет засовы.

Все пять.

Меня раздражает, что надо быть постоянно начеку. Бесит, что приходится каждый час звонить, проведывать Слоун, хотя через улицу за ней круглые сутки следит человек в машине. Бесит, что это мы скрываемся, хотя за Эйсой постоянно наблюдают, он сидит под домашним арестом в ожидании суда, после которого ему точно дадут какой-нибудь срок.

Я не знаю, как последние пару месяцев сказались на Слоун. К психотерапевту она идти отказывается, говорит, что с ней все хорошо. Ну или будет хорошо, когда Эйса угодит за решетку.

Следящий браслет с ноги не снять – полиция сразу засечет, и это хоть как-то, но утешает. Если Эйса решится на какую-нибудь глупость – покинуть дом, например, – мы узнаем об этом через полторы минуты. Впрочем, я больше переживаю из-за тех, к кому Эйса может обратиться за помощью.

Система правосудия нашей страны, мягко говоря, в жопе. Впечатление, что наказывают именно Слоун, ведь люди вроде Эйсы невиновны, пока в суде не докажут обратное. Я все напоминаю себе, как нам повезло, что Эйса под домашним арестом: он запросто мог снова выйти под залог до суда.

Хотя бы тут мы победили.

Еще несколько дней назад, пока Эйса лежал в больнице с пулевыми ранениями, мы не ощущали угрозы. Но вот его выписали, он дома, и к нему в любое время наведываются посетители. Больше мы себя в безопасности не чувствуем. Вчера я установил на дверь еще четыре засова, для большей надежности.

Мы теперь живем в двух часах езды от Эйсы, никто за пределами управления не знает, где именно. Я каждый день целый час добираюсь с работы до дома, потому что приходится много петлять – вдруг за мной следят. Это выматывает, но я на все пойду, лишь бы уберечь Слоун. Разве что не приду домой к Эйсе и не всажу ему пулю в лоб.

Едва дверь приоткрывается, как я проскальзываю внутрь и тут же ее притворяю. Слоун привстает на цыпочках и целует меня. Я целую ее в ответ, обняв за талию и развернувшись к двери, чтобы задвинуть засовы. Делаю это как можно спокойнее, потому что чем больше волнуюсь я, тем сильнее переживает Слоун.

Наконец она отстраняется. В ее взгляде проскальзывает озабоченность, и тогда я решаю поговорить о чем-нибудь нейтральном.

– Пахнет божественно, – замечаю, бросив взгляд в сторону кухни. – Что готовишь?

Кухарка Слоун просто невероятная. Даже лучше, чем моя мама, – правда, маме я этого не говорю.

Слоун с широкой улыбкой берет меня за руку и тянет в сторону кухни.

– Если честно, я сама пока не знаю, – говорит она. – Суп, наверное. Бухнула в него все, что показалось аппетитным. – Приоткрыв кастрюлю, Слоун зачерпывает варево и протягивает мне ложку. – Попробуй.

Я отхлебываю.

– Обалдеть, вкуснота какая!

Она снова широко улыбается, возвращая крышку на место.

– Хочу еще немного поварить на медленном огне, так что больше пока не получишь.

Кладу на стойку ключи и мобильник. Потом сгребаю Слоун в охапку, чуть оторвав ее от пола.

– Ладно, ужина я подожду, – говорю, относя ее в спальню. Там нежно укладываю на кровать и заползаю сверху. – День прошел хорошо? – спрашиваю, целуя Слоун в шею.

Она кивает.

– Меня сегодня осенило. Может, мысль и неудачная, не знаю…

Перекатываюсь на бок.

– Говори. – Приподнимаю на ней футболку и глажу животик. Мне ее всегда мало. У меня еще не было такой девчонки, которую все время хотелось бы ласкать и трогать. Даже когда мы со Слоун просто лежим и болтаем, я выписываю пальцами круги у нее на животе, вожу рукой вверх и вниз или касаюсь ее губ. Ей, похоже, нравится, и она отвечает мне тем же. Я только за.

– Я могу сготовить почти что угодно, согласен?

Киваю, у нее действительно все получается.

– Вот я и подумала, не издать ли сборник своих лучших рецептов?

– Слоун, мысль просто отличная.

Слоун качает головой.

– Это еще не все. – Она приподнимается на локте. – На рынке и так полно книг с рецептами, поэтому надо как-то выделиться. Я хочу, чтобы моя книга получилась особенной. Может, как-нибудь обыграть то, что я обзавелась кулинарными навыками, пока Эйса заставлял меня кухарить? И название должно быть необычным, типа… «Рецепты из логова абьюзера и тирана». Половину гонорара можно отдать в фонд помощи жертвам домашнего насилия.

Честное слово, не знаю, что думать. Отчасти мне хочется смеяться, ведь Слоун права: мимо книги с таким странным названием не пройдешь, – и вместе с тем мне неловко. Эйса, можно сказать, и раскрыл в ней талант. Этот изверг просто не оставлял Слоун выбора. Я даже вспоминаю, как в первый раз повез ее обедать: она держалась так, будто никогда прежде не бывала в рестике.

– Глупо, да? – говорит Слоун, падая на подушку.

Я качаю головой.

– Нет, Слоун, ни разу не глупо. – Я глажу ее по щекам и разворачиваю лицом к себе. – Название цепляет, люди мимо не пройдут. Мне просто не нравится, что оно… так точно отражает суть. Не будь заголовок правдивым, показался бы забавным. Но это не прикол, ты так здорово готовишь из-за Эйсы, а я этого гада ненавижу.

Слоун выдавливает улыбку.

– Благодаря тебе его больше нет в моей жизни.

– Нет, ты сама изгнала его из своей жизни, – в который раз напоминаю я ей.

Слоун вновь улыбается, хотя с того самого момента, как я пришел, она еще ни разу не улыбнулась искренне. Ее что-то тревожит. Наверное, это стресс – нелегко сутками напролет сидеть взаперти.