Две сестры - Эйлин Гудж

— Насколько плохи мои дела?

Абель устало взглянул на нее.

— Скажем так, сегодня вы предстали далеко не в лучшем свете.

Она поспешила внести ясность:

— Согласна, но вы должны знать, что я — не расистка. Ну да, я сказала то, чего не следовало, и это было глупо с моей стороны, но это не имеет никакого отношения к тому, что он чернокожий.

— Я понимаю. Но люди, — и Абель ткнул пальцем себе за спину, в сторону зала заседаний, — этого не знают. И уж, конечно, этого не знает судья. — Он сокрушенно покачал головой. — Словом, как я уже говорил, вы оказали себе медвежью услугу.

Он явно устал от ее выходок, и Керри-Энн не могла его винить за это.

— Я знаю, — сказала она, терзаясь угрызениями совести. — Но означает ли это, что я не получу право на опеку? Потому что если так, то мне лучше застрелиться прямо сейчас, и дело с концом. — Ей было настолько плохо, что она так и поступила бы, не колеблясь ни секунды, будь у нее пистолет.

Выражение лица Абеля смягчилось.

— Все не так страшно. Мы проиграли сражение, но не войну.

— Но Бартольды…

— Если хотите знать, то и для них все не так просто. Суд обычно принимает решение в пользу биологического родителя, особенно когда заявители не являются кровными родственниками. Но при этом, — добавил он суровым тоном, — мне приходилось сталкиваться и с противоположными решениями.

Эти слова ранили Керри-Энн в самое сердце.

— Скажите мне, что я должна делать. Я готова на все.

— На все? — Абель выразительно приподнял бровь.

— На что угодно.

— В таком случае научитесь держать язык за зубами.

* * *

Линдсей и мисс Хони, как могли, старались ее утешить по пути домой.

— Я сразу поняла, что этот человек лжет и не краснеет, — заявила мисс Хони. — Подумать только! И как у него язык повернулся! Обвинить тебя в расовых предрассудках!

— Это была не совсем ложь, — признала Керри-Энн.

— Ну, сделанного не воротишь. Теперь надо думать, как жить дальше, — обронила Линдсей. Взглянув на Керри-Энн в зеркальце заднего вида, она спросила: — Что говорит твой адвокат?

— Что я должна научиться держать язык за зубами.

— Дельный совет.

Раньше Керри-Энн, несомненно, вспылила бы, но теперь она понимала, что ее адвокат прав. Собственно говоря, она тут же последовала его совету и оставшуюся часть пути хранила молчание и уныло смотрела в окно, забившись в уголок на заднем сиденье, пока Линдсей и мисс Хони негромко о чем-то совещались.

— Я беспокоюсь об Олли. Как он там управляется? — вслух высказала свои опасения Линдсей.

— Ничего, он сможет удержать форт в течение одного дня. Ты же знаешь его — этого мальчика невозможно сбить с пути истинного, — откликнулась мисс Хони. — Если случится пожар, он последним выберется наружу, и то только удостоверившись, что все остальные уже в безопасности.

Керри-Энн вдруг пожалела о том, что Олли нет с ней рядом. Ей захотелось ощутить комфорт и успокоение, дать которые ей мог только он.

Домой они вернулись к полуночи, поскольку останавливались, чтобы наспех перекусить в придорожном кафе «Френдли». Керри-Энн очень устала, но сомневалась, что сможет уснуть сегодня ночью. В голове у нее звенело, а все тело чесалось так, как бывало раньше, когда ей срочно требовался «косячок».

Мне нужно что-нибудь, способное унять боль.

Мысль об этом тайком прокралась в ее сознание, когда Керри-Энн чистила зубы перед сном. Она оцепенела, зубная щетка замерла в воздухе над раковиной, а она глядела на свое отражение в зеркале, укрепленном на дверце шкафчика с лекарствами. Под глазами у нее залегли темные круги, а лицо было смертельно, безжизненно бледным, так что даже пена от зубной пасты стала незаметной на этом фоне. Сейчас Керри-Энн была так же далека от дружеских объятий программы «Двенадцать шагов», как апостол Павел — от Дамаска.

Ее всю трясло, когда она наконец добралась до своей кровати и укрылась одеялом с головой. И не только от холода. Она не могла предугадать, когда накатит на нее с неодолимой силой желание «вмазаться», — это могло случиться в самый неподходящий момент, особенно когда она уставала и была чем-либо расстроена. И сейчас Керри-Энн отчаянно старалась заглушить негромкий голос, настойчиво нашептывающий ей: «Всего одна затяжка. Что в этом плохого? Тем более что никто ничего не узнает».

Она заснула только около четырех часов утра. Когда же солнечные лучи разбудили ее, Керри-Энн ощутила себя настолько измученной и разбитой, что не смогла бы выбраться из постели, даже если бы дом загорелся с четырех сторон одновременно. Кроме того, ее мучило ощущение похмелья, как после бурной вечеринки накануне. Она со стоном сунула голову под подушку и зажмурилась.

Линдсей, которая только что вернулась после утренней пробежки, хватило одного взгляда на сестру, чтобы безапелляционно заявить:

— Сегодня ты останешься дома.

Керри-Энн чувствовала себя слишком слабой, чтобы протестовать. Она вновь провалилась в сон. Проснувшись через несколько часов, она обнаружила, что комнату заливают солнечные лучи, сверкающими зайчиками дробящиеся на оконных стеклах. Выглянув наружу, Керри-Энн увидела клочья голубого неба — вчерашний туман окончательно рассеялся. Она зевнула, потянулась и сбросила одеяло, отчего одна из кошек, пристроившаяся в его складках, с жалобным мяуканьем спрыгнула на пол. Керри-Энн направилась в кухню, чтобы приготовить себе кофе, когда раздался стук в дверь.

В их глуши к ним нечасто заглядывали незваные гости. Она вспомнила рассказы Линдсей о мошенниках, которые пытались обманом выдворить ее с участка, и занервничала, решив, что это может быть один из них. Но установить это можно было только одним способом…

Она осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Но это оказался всего лишь Олли, одетый в потертые джинсы и столь же потрепанную футболку с надписью «Харлей-Дэвидсон» на груди. В руках у него был пакет с логотипом книжного кафе. Он стоял перед порогом и смущенно смотрел на нее.

— Я тебя разбудил? — поинтересовался он.

— Нет, но ты явно выбрал не самый удачный момент, чтобы зайти в гости. Я, наверное, на черта похожа. — Она провела рукой по спутанным волосам. Помимо трусиков, на ней ничего не было, если не считать старой футболки Иеремии, да и та едва доходила ей до талии.

— Ну, только не для меня, — с чувством произнес он. Она заметила, что ему стоит больших усилий не опускать взгляд. Олли сунул ей в руки пакет. — Я привез тебе булочки. С черникой, твои любимые. Ты ведь еще не завтракала, я надеюсь?

— Я даже не успела выпить свой утренний кофе. — Она распахнула дверь, чтобы впустить его, после чего, зевая во весь рот, направилась в кухню. — Присоединишься? — спросила она, протягивая руку к чайнику. Керри-Энн, пожалуй, предпочла бы побыть одна, но Олли она была рада видеть.

— Нет, спасибо, — отказался он. — Собственно, сейчас у меня обеденный перерыв, так что я решил заглянуть, чтобы узнать, как у тебя дела.

— Уже так поздно? — Она, прищурившись, посмотрела на часы над плитой и застонала. Половина первого! — Уже не помню, когда последний раз спала до обеда. — Воспоминания о той поре, когда она принимала наркотики и время теряло всякое значение, а дни, сливаясь, тянулись унылой чередой, накатили на нее, подобно грязной волне.

— Наверное, тебе нужно было выспаться.

— Это Линдсей тебе сказала? — Рука у нее дрожала, когда она наливала себе кофе.

Он кивнул, и его беззаботная улыбка растаяла, лицо выражало сочувствие.

— Мне очень жаль. Знаешь, я хотел бы быть там, с тобой. Я бы точно поехал, если бы можно было обойтись без меня в магазине.

— Какая теперь разница? Ты все равно ничем не смог бы помочь.

— Что именно там стряслось?

— Я облажалась по полной программе.

Он подошел к ней сзади и обнял. На какое-то мгновение она замерла, вспомнив о своей сестре, но его руки были такими сильными и надежными, что она расслабилась и прильнула к нему. Так они стояли довольно долго, не говоря ни слова и лишь слегка покачиваясь в такт неслышимой мелодии сердец. Олли прижался щекой к ее уху.

— Все будет хорошо, — прошептал он наконец.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, и все.

Она повернулась к нему лицом.

— Точно так же, как ты знал, что Мадонна никогда не разведется с Гаем Ричи?

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Ладно, тогда я ошибся. Но теперь я чувствую, что прав. — Лицо его теперь выражало твердую уверенность, он провел костяшками пальцев по ее щеке. — Ты — мать Беллы. Они не могут отнять ее у тебя навсегда. Эй, я ведь не адвокат, но даже мне известно об этом. Если только эта мать — не убийца, бегающая по улицам с топором, или что-нибудь в этом роде, у нее не отнимут ребенка.

Керри-Энн знала, что так случается далеко не всегда, но слышать эти слова было очень приятно. Они успокаивали ее и внушали надежду. Она прижалась лбом к его лбу, и они вновь замерли, обнимая друг друга за талию. Она ощущала тепло дыхания Олли, к которому примешивался легкий запах гвоздики. Когда он наконец запрокинул ей голову, чтобы поцеловать в губы, в этом движении не было и следа нетерпеливой поспешности, как тогда вечером, на скалах. На этот раз их поцелуй получился долгим и нежным. Керри-Энн казалось, что она грезит наяву, мечтая о тех счастливых днях, которые еще непременно наступят, блаженствуя в крепком кольце его рук и послушно раскрываясь навстречу его губам, как цветок, тянущийся к солнцу.