Мы искали друг друга - Сергей Щипанов

— Ну, как? Есть бензин? — спросил он, обращаясь скорее к Максу, чем к своим подручным. — Все будет нормально, если возникать, не станешь.

— Пошел ты, — вырвалось у Макса.

— Что! — взъярился беспридельщик, освобождаясь из объятий возлюбленной.

— Макс, не надо! — воскликнула девушка.

Макс удивленно глянул на незнакомку: откуда ей известно, как его зовут? Но девушка обращалась к своему приятелю.

«Ни фига себе — тезка», — успел подумать Макс, прежде чем получил сильный удар по голове. От Шера. Или от Бубы. Без разницы, в общем-то, все равно он не видел — ударили сзади чем-то тяжелым. Рукояткой пистолета, должно быть. Макс свалился, а приятели-анашисты кинулись бить его ногами.

— Хватит! Макс, пожалуйста, — слышал он голос подруги главаря-тезки. Сознания Макс не потерял.

— Хорош! — крикнул главарь, уступая просьбе девицы. — Поехали.

Макс услышал, как хлопнули дверцы машины и заурчал мотор. «Волга» выкатилась со стоянки.

Кто-то тронул Макса за плечо.

— Ты живой?

Со сдавленным стоном Макс повернулся на бок. Над ним склонилась сердобольная подруга беспредельщика. Она помогла парню встать на ноги, отвела в сторожку.

— У тебя бинт есть? А йод?

Макс молча указал на шкаф, где лежала автомобильная аптечка, присел на стул. Чувствовал он себя, как если б грохнулся на землю с третьего этажа. Болело все, особенно правый бок и голова.

Девушка принялась осматривать его раны. Макс невольно косился на ее чуть приоткрывшуюся грудь.

«И этот говнюк, тезка мой, тискал ее полчаса назад, — мысленно произнес Макс со всею злобою, на которую только был способен. — Дрянь, шлюха, подстилка бандитская». То, что девушка фактически спасла его, остановив избиение, не извиняла её, любовницу негодяя, в глазах Макса.

Пальцы незнакомки ощупали его макушку.

— Ай! — воскликнул Макс, ощутив резкую боль. — Осторожно!

— У тебя там шишка. Но, голова, вроде бы, целая. — Девушка стала расстегивать ему рубашку, спросила, — где еще болит?

Макс сердито засопел: тоже мне, сестра милосердия, мать Тереза недоделанная. Путается с бандюганами, шалава, а туда же! Тем не менее, он позволил ей осмотреть грудь и спину, смазать йодом царапины.

Бок болит? — поинтересовалась «милосердная сестра».

— Да. А что там?

— Синяк. Гематома.

— Твари! Ублюдки! — опять вырвалось у Макса.

Девушка никак не прокомментировала это высказывание. Смотрела на Макса испуганно-сочувственно.

— Ты это… В милицию не заявляй — не помогут. — В ее голосе звучала искренняя тревога. — А они… Они могут убить. Ты не подумай… я не за них — за тебя волнуюсь. Макс — он неуправляемый…

«Тогда какого же… ты с ним связалась?» — хотел, было, спросить Макс, да передумал: не его это дело. «Как он, тезка долбаный, назвал свою подругу?.. Зуля, кажется… Дура ты, Зуля. Жалко мне тебя…».

Рассвело. На стоянке начиналось движение. Появились первые клиенты — ранние пташки. Протирали стекла своих авто, хлопали дверцами.

Тягостная ночь закончилась.

3

На юге республики полыхало. Боевые отряды оппозиционеров, имея БТРы и танки, захватили Курган-Тюбе — областной центр, важный стратегический пункт. В городе началась резня. Под горячую руку попали ургутские узбеки, зажиточность которых стала притчей во языцех, вызывая черную зависть приверженцев лозунга «отнять и поделить». В другом областном центре, Кулябе уголовный авторитет Сангак Сафаров (или просто «дед Сангак») создал свой «Народный фронт». Удивительно, но старому уголовнику, проведшему треть жизни в тюрьмах, удалось то, что не смогли власти предержащие — организовать сопротивление мятежникам.

С чьей-то легкой руки оппозиционеры и их приверженцы стали называться «вовчиками» (от искаженного «ваххабиты»), а их противники «юрчиками» (очевидно в память о Юрии Андропове).

Заполыхал весь юг. Юрчики вырезали «вовчиков», те массово бежали, частью в Афганистан, частью в Душанбе.

Это была уже настоящая гражданская война.

В Душанбе потянулись колонны беженцев: из грузовиков с кузовами, плотно набитыми людьми, и тракторов, везущих прицепы-тележки, предназначенные для хлопка, но сейчас нагруженные домашним скарбом — сундуками и одеялами-«курпачами».

Беженцы заняли все городские гостиницы, отыскивали и захватывали временно пустующие квартиры. Хозяин, после недельного отсутствия, мог обнаружить, что в его однокомнатной квартире поселилась семья из пятнадцати человек.

Власть в очередной раз обнаружила полную несостоятельность. Президент попытался сбежать, но его перехватили по дороге в аэропорт и заставили подписать указ о сложении им полномочий. Правительство «Национального спасения», созданное мятежниками, оказалось столь же недееспособным, что и свергнутая власть.

Город все более погружался в анархию. Было невозможно разобрать, кто есть кто: «вовчик» перед тобой или «юрчик», а может, просто беспредельщик, решивший: теперь позволено все. Грабежи и убийства становились обыденностью. Деньги стремительно обесценивались. Цена человеческой жизни падала еще быстрее. В теленовостях с удручающей регулярностью появлялись сообщения: «Разбойное нападение на частный дом в Ленинском районе, убиты 8 человек, похищена видеоаппаратура…», «У подъезда жилого дома убит предприниматель…», «В помещении корпункта застрелен журналист-телеведущий…».

Продолжалась массовая миграция «русскоязычного населения».

В жизни Макса началась черная полоса. Он и раньше-то не на белой пребывал — на серой, скорее; а уж теперь…

Чтобы рассчитаться с хозяевами авто за украденный бензин Максу пришлось отдать всю выручку. Да еще водилы недовольны остались: деньги, что — бумага, бензин попробуй еще найди. А Макс отправился домой, залечивать раны. В милицию он не стал заявлять: бесполезно; вот если б мента грохнули — они бы засуетились. Макс позвонил бригадиру сторожей Фатхуло, сказал, что на следующее дежурство не выйдет — увольняется. Продолжать карьеру сторожа можно было только платя дань рэкетирам. Но в этом случае самому не оставалось ни шиша. Тогда, на кой, спрашивается?

У Шведова-старшего обострилась язва. В больницу ложиться он не захотел, посчитал, что не имеет смысла: лекарств нет, и вообще — бардак. Комбинат их работал через пень колоду, зарплату платили продукцией со складов: отрезами никому сейчас не нужного вельвета и рулонами марли — тоже не шибко ходового товара. Дома этих тряпок скопилось несколько тюков.

Оставшись в очередной раз не у дел, Макс решил заняться сбытом залежалого тряпья. Тем более, деньги дома нужны были до зарезу. Нынче валяться на диване целыми днями — непозволительная роскошь. Уже через неделю после встречи с вымогателями, прошедшей в «теплой, дружественной обстановке», не залечив толком раны, Макс отправился на барахолку.