Последний сад Англии - Джулия Келли

Хайбери Хаус

Дождь, дождь и опять дождь

Я никогда не понимала людей, которые называют себя «садовниками», а сами отказываются возделывать землю, ибо не подобает леди или джентльмену пачкать руки. Мне их, пожалуй, даже жаль.

Они никогда не испытывали то ни с чем не сравнимое волнение, когда первый раз втыкаешь садовую лопату в весеннюю, рыхлую почву, отбрасываешь в сторону первый ком дерна из перепревших за зиму листьев и веток, ощущая его сладкий, землистый аромат, — а все бесчисленные вопросы, так мучавшие тебя до этого, стихают.

Они, не желающие марать в грязи свои садовые фартуки, лишают себя возможности вдыхать глубоко этот свежий воздух, разминая в ладонях, пропуская между пальцев комья влажного, свежего глинозема.

Они не знают, каково это, когда, словно с поля битвы с победой возвращаешься, отрясаешь пыль с одежд на пороге и входишь в свой дом, скорей-скорей, к своей заслуженной чашке чаю.

Хотя, с другой стороны, им не доведется впасть и в то ужасное смятение, когда ты застигнут внезапным ливнем, а укрыться негде.

Сегодня я работала в саду поэта одна — вкапывала вешки с привязанными к ним флажками, размечая план посадок на южном миксбордере, — когда небеса разверзлись. Хлынувший ливень немедленно вымочил мою блузу так, что она облепила грудь и бедра будто пластырь. Пытаясь собрать вешки под проливным дождем, я нахлобучила по самые брови свою холщовую шляпу. Внезапно тучи разорвала молния, грянул гром, а я, клацая от страха зубами, бросила весь инвентарь, подхватила юбки и побежала к моему коттеджу.

Бежала я через променад, раскисшая слякотная грязь налипла на подол, от чего он стал неподъемным. Шквалистым порывом сорвало шляпу с моей головы, ветер поднял мне волосы дыбом, затем бросил их, мигом промокшие и безвольные, обратно мне в лицо.

Завернув за угол коттеджа, я приметила фигуру какого-то человека, который укрылся под узким навесом парадного входа и в нетерпении мерил шагами крыльцо.

— Мистер Годдард? — окликнула я, вглядываясь сквозь пелену дождя.

Он поглядел на меня из-под своей промокшей шляпы, улыбнулся своей всегдашней, словно немного сонной, улыбкой:

— День добрый, мисс Смит. Чудная у нас погодка, не правда ли?

— Что вы здесь делаете? — спросила я.

Он поднял кожаный саквояж:

— Принес подарки, — Его улыбка погасла, — Но чтобы я мог их вручить, вы должны подняться на крыльцо. Это будет не так-то просто в такой ливень.

Он попытался отодвинуться в сторону так, чтобы уступить место под укрытием навеса мне, но я жестом запретила ему: — Я вымокла уже вся насквозь. Нету смысла и Вам тоже промокнуть.

Я достала из кармана ключ от коттеджа и открыла дверь:

— В сложившихся обстоятельствах, думаю, нам с вами следует просушить обувь, — улыбнулась я, оглядываясь на него через плечо.

Мистер Годлдард помялся, но когда я принялась расшнуровывать ботики, он робко поставил на пол свой кожаный саквояж и тоже начал расшнуровывать свои. Когда он разулся, я подошла к дровяной плите, чтобы раздуть остывшие угли. Обернувшись, я увидела, что он поставил свои ботинки у стеночки рядком с моими. При виде этого я остолбенела. Конечно же, бессчетное количество раз видела я обувь моего брата Адама, оставленную рядом с моей. Но сейчас я испытала какое-то совсем иное чувство.

— Могу сделать нам чай, пока вы переодеваетесь в сухое.

— О, простите бога ради, я совсем позабыла про манеры, — начала, было, я.

— Это мне надо извиняться. Ввалился в ваш дом без предупреждения. Быть может, мне следует…

— Нет, прошу, останьтесь. А чай сделаю я. Это же мой дом, пусть и на время, пусть он и на земле Мистера Мелькорта, — я двинулась к двери в кухонку.

Мистер Годдард мягко придержал меня за локоть, и я замерла перед ним:

— Мисс Смит, пожалуйста, позвольте мне, могу вас уверить, я не такой уж беспомощный холостяк.

Через тонкую промокшую ткань блузки я ощутила тепло его руки, лежавшей на моем предплечье, и меня всю ознобило. Я кивнула, потому как не была уверена, что если отвечу, то дрожь в голосе меня не выдаст.

Уединившись у себя в спальне, я стянула с себя мокрую одежду, развесила на железном изножье кровати и стала переодеваться.

О, как же приятно было телу в сухой сорочке и чулках, в мягких блузе и юбке. Но прическе моей спасенья не было — во что превратились мои некогда уложенные волосы, после того как были прижаты шляпой несколько часов, смотреть не было никакой мочи. Тогда я просто наскоро прочесала их расческой и прихватила на затылке лентой, чтобы убрать пряди от лица. Окончив туалет, я почувствовала себя вновь восемнадцатилетней девушкой, свежей и преисполненной надежд.

Когда я вернулась в гостиную, было слышно, как на кухне запосвистывал закипавший на плите чайник. Огонь в печке, начал разгонять сумрак ненастного дня. Но вместо того, чтобы сесть подле огня, я направилась прямиком к большому столу в центре комнаты. На нем были разложены планы, каталоги и письма.

Я взяла очки и окунулась в этот мир садов, не замечая больше ничего вокруг. И я уже разбирала детализацию плана сада поэта, даже начала делать кое-какие наброски его корректировки, как меня вернуло в реальность чье-то вежливое покашливание. Передо мною стоял мистер Годдард, обеими руками еле удерживая поднос, сервированный всем, потребным для чаепития.

— Куда мне это поставить? — спросил он.

Я быстренько расчистила от бумаг место на столе. Он осторожно поставил чайный поднос и придвинул себе стул.

По привычке я начала расставлять чашки, взяла чайное ситечко:

— Вы добавляете молоко?

— Да, и кусочек сахару, хотя Хелен и полагает, что это выглядит с моей стороны ужасно ребячливо, — усмехнулся он.

Я отколола для него кусочек сахара, опустила в чашку и передала чашку Мистеру Годдарду:

— Вы можете пить чай так, как вам заблагорассудится.

— Этот совет