Темные (сборник) - Владимир Кузнецов

С этих пор для крысеныша существовала только Людочка – единственное божество и кумир; на нее одну оказались направлены любовь и внимание, только она имела право кормить и ласкать своего питомца, чистить клетку и выгуливать. Прогулки эти становились все более самостоятельны и обширны в географическом смысле, пока зверек не получил, наконец, право на всю жилплощадь. Поначалу негодующего Агасфера приходилось запирать на пару часов в чулане, но, по мере того как крысеныш рос и матерел, необходимость в изоляции кота отпала сама собой. При этом значительную часть времени крысеныш проводил, угнездившись на плече хозяйки, да и спать вскоре повадился в ее постели.

Нам не дано понять, отчего такая метаморфоза произошла именно сейчас, а не ранее, не в момент действительного спасения крысеныша от неминуемой голодной смерти. Да и какой смысл гадать? Чужая душа – потемки. Тем более если речь идет о душе крысы.

Примерно в означенный же период крысеныш получил имя. До этого его так и звали – «крысеныш». Но, во-первых, после визита ветеринара выяснилось (к великому удовольствию склонной к феминизму хозяйки), что это вообще-то самочка. И потом, Людочка справедливо решила, что если особи мужеска пола и могут обходиться без личных имен, то для девочек отсутствие таковых – верх неприличия. Имя было выбрано далеко не сразу. Людочка перепробовала самые разные варианты прозвищ и кличек, но все они не подходили – не ощущалось никакой ответной реакции. А Людочка твердо верила, что нужное имя существует только одно и, произнесенное вслух, немедленно окажется признано его владельцем.

Так и вышло.

Одним тоскливым осенним утром Людочка лежала на диване и от нечего делать просматривала не то некую монографию, посвященную шотландской истории, не то комментированное издание Шекспира. И вот совершенно случайно наткнулась она на авторскую ремарку, свидетельствующую, будто знаменитую леди Макбет, верную и деятельную супругу Гламисского тана, звали Гроах. Что за странное имя! Людочка несколько раз повторила его про себя, а после – вслух с разной интонацией, точно проверяя на вкус: Гроах, Гроах. Буквы перекатывались на языке, как сухие горошины: Гр-р-о-ах-х. Внезапно Людочка с удивлением заметила, что крыса, до сих пор спокойно дремавшая в изножье дивана, сидит на груди своей хозяйки и внимательно прислушивается. Людочка повторила чужеземное имя еще раз, крыса немедленно отреагировала – задрала мордочку и обнажила передние резцы, смешно шевельнув кисточками жестких усов. Улыбнулась. Так крыса стала леди Гроах Ногинской.

***

Минул целый год, прежде чем наряду со внезапно вспыхнувшей любовью к хозяйке в сердце Гроах проникло, укоренилось там и дало ростки еще одно чувство. По сути, оно явилось лишь закономерным продолжением, результатом первого – нет ничего естественнее соседства любви и ненависти.

Возможно, говорить в нашем случае стоит не о чувстве, а о страсти. Не менее вероятно также, что завзятый пурист упрекнет автора этих строк в невежестве, в антропоморфизации бессловесных тварей – дескать, о каких таких чувствах он толкует? Какие еще чувства у животных, коих природа наделила единственно слепыми инстинктами? Ну так заявим сразу: автор выше мелочных придирок поборников логики и здравого смысла и не собирается ввергать читателей в пучину бессмысленной дискуссии о терминах.

Так или иначе, этим возросшим на благодатной почве любви чувством оказалась самая жгучая ненависть к хозяину дома, к Юрию Карловичу Медогонову-Гозманидзе. Разумеется, катализатором стали бесконечные семейные склоки, невольным свидетелем которых становилась Гроах и во время которых Людочка принуждена была регулярно выходить из себя, выплескивать наружу море негативных эмоций, разражаться слезами и выносить унизительно-вежливые упреки мужа в якобы имевшем место легкомысленном поведении, а то и в неверности. Гроах справедливо подозревала, что обожаемая госпожа ее не находит со стороны супруга не то что благоговейной преданности, но и простого уважения, что тот вовсе не выказывает по отношению к ней должного почтительного трепета или, по меньшей мере, является причиной ее слез, страданий и испорченного настроения. Так что результат был предсказуем.

Сначала неприязнь Гроах выражалась лишь в том, что она всячески избегала Юрия Карловича, но вскоре приняла более осязаемые формы. Первой ласточкой стало неприятное происшествие с рукописью профессора. Юрий Карлович как раз работал над фундаментальным трудом по истории России. В нем, помимо философско-нравственных экзерсисов в духе Пауло Коэльо, содержались убедительные доказательства того, что Россия виновата всегда и во всем уже одним только фактом своего существования.

И вот рукопись исчезла. Профессор, как всегда, оставил ее на ночном столике подле кровати – он любил творить вечерами, – а утром рукописи на месте не оказалось. Была среда, и на поиски бросили все наличные силы, включая Глашу. В конце концов драгоценный манускрипт нашелся под комодом. Но – боже мой! – в каком виде! Часть листов превратилась в бумажную труху, часть – просто основательно погрызена, остальные – варварским манером загажены крысиными экскрементами. Никаких сомнений в виновности Гроах не возникало, улики были налицо, и явные улики. Но поскольку «манускрипт» представлял собой всего лишь компьютерную распечатку с незначительной рукописной правкой, инцидент удалось как-то замять и спустить на тормозах. Людочка, естественно, целиком и полностью приняла сторону своей питомицы, даже нашла повод попенять мужу, обличив в неаккуратности: «Вечно ты разбрасываешь где попало свои дурацкие бумажки, а после кто-то виноват!» Сам Юрий Карлович, хотя и жаждал крови преступницы, посягнувшей на самое святое, но в силу характера и врожденной интеллигентности не решился настаивать на немедленной расправе. Тем не менее тягостное впечатление, произведенное на профессора крысиным демаршем, заставило его задуматься о возможных путях избавления от гнусной твари.

Дальше – хуже.

Надо сказать, к двум годам Гроах достигла поистине устрашающих размеров, превратившись в эдакого крысиного монстра, гиганта. Байками о таких работники московского метрополитена запугивают доверчивых обывателей. С хвостом (вернее, его половиной) она тянула на метр с гаком, вес зашкаливал за полтора кило, а ростом Гроах почти сравнялась с Агасфером – не менее тридцати сантиметров в холке. Характер ее также претерпел значительные и, в основном, пугающие изменения. Была ли тому причиной растущая день ото дня ненависть к профессору или что иное – неизвестно, однако в характере крысы проявились незаметные прежде, вовсе новые, неожиданные черты и особенности. Гроах на самом деле начинала походить на свою шотландскую тезку. Причем в последний, худший период жизни леди Макбет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});