Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус

Но даже без этого Хейнрици все равно невзлюбил бы рейхсмаршала за высокомерие и напыщенность. А Геринг, в свою очередь, находил непокорность Хейнрици опасной.

Он так и не простил генералу неспаленный Смоленск, а за последние несколько дней его отвращение усилилось во много раз. Мнение Хейнрици о парашютистах 9-й дивизии, высказанное на совещании у Гитлера, глубоко оскорбило Геринга. На следующий день он позвонил в штаб «Вислы» и переговорил с полковником Айсманом.

«Просто непостижимо, — сердито сказал рейхсмаршал, — что Хейнрици мог так отозваться о моих парашютистах. Это личное оскорбление! Я все еще командую 2-й парашютной дивизией, и можете передать от меня вашему командующему, что он ее не получит. Нет! Я отдам их Шернеру. Он настоящий полководец! Настоящий солдат!»

За ленчем Геринг открыто атаковал Хейнрици. Он начал с резкой критики войск, которые видел во время недавней поездки по позициям «Вислы». Откинувшись на спинку огромного, похожего на трон кресла и размахивая большим серебряным бокалом с пивом, Геринг обвинил Хейнрици в том, что тот не может обеспечить в своих войсках дисциплину:

— Я объехал все ваши армии и во всех секторах обнаружил кучу бездельников! В стрелковых окопах играют в карты! Я видел рабочие команды без лопат. В одних частях нет полевых кухонь, в других совершенно не занимаются оборонительными сооружениями. И повсюду слоняются бездельники. — Сделав огромный глоток пива, Геринг пригрозил: — Я собираюсь привлечь ко всему этому внимание фюрера.

Хейнрици не видел смысла в споре, и единственное, чего он хотел, так это убраться отсюда. Хейнрици кое-как пережил трапезу, однако, когда Геринг провожал своих гостей, не сдержался и, медленно обведя взглядом внушительный замок с башенками и флигелями, сказал:

— Могу только надеяться, что мои бездельники уберегут ваш прекрасный дворец от грядущего сражения.

Геринг холодно уставился на гостя, затем стремительно развернулся и вошел в дом.

Недолго осталось Герингу владеть Каринхалле, думал генерал. Основываясь на донесениях разведки и данных воздушной рекогносцировки, неуклонном спаде воды в Одере и собственной интуиции, которая никогда его не подводила, Хейнрици пришел к заключению, что наступление русских начнется через неделю… 15–16 апреля.

* * *

Маршал Георгий Жуков снял чехол с огромной рельефной карты Берлина. Эта была скорее модель, чем карта города: миниатюрные правительственные здания, мосты и железнодорожные станции, главные улицы, каналы и аэродромы. На модели были аккуратно отмечены вероятные оборонительные сооружения, зенитные батареи и бункеры, а маленькие зеленые флажки с номерами показывали главные цели. Рейхстаг имел номер 105, имперская канцелярия — 106; 107–108 — министерства внутренних и иностранных дел.

Маршал повернулся к офицерам:

— Взгляните на цель 105. Кто первым дойдет до рейхстага? Чуйков с 8-й гвардейской? Катуков со своими танками? Берзарин и его 5-я ударная армия? Или Богданов со 2-й гвардейской? Так кто же?

Жуков намеренно забрасывал наживку. Каждый из командиров безумно мечтал первым достичь города, в особенности взять рейхстаг. Как впоследствии вспоминал эту сцену генерал Николай Попель, Катуков, мысленно уже взявший рейхстаг, вдруг сказал:

— Подумать только. Если я дойду до 107 и 108, то смогу сразу схватить и Гиммлера и Риббентропа!

Весь день проводились инструктивные совещания; по всему фронту заканчивалась подготовка к наступлению. Орудия и боеприпасы разместили в лесах; танки выдвигались так, чтобы их пушки могли поддержать артиллерию, когда начнется артобстрел. Огромные запасы амуниции, материалы для наведения мостов, резиновые лодки и плоты сосредоточились в местах наступления. Дороги были забиты автоколоннами. Дивизии перевозились в районы сосредоточения. Потребность в живой силе была так велика, что впервые русские перебрасывали людей на передовую по воздуху. Все русские солдаты прекрасно понимали, что наступление скоро начнется, однако никто, кроме штабных офицеров, не знал точной даты.

Капитан Сергей Иванович Голбов, корреспондент армейской газеты, ездил вдоль фронта Жукова, наблюдая за подготовкой крупномасштабного наступления. Голбов подключил все свои источники в надежде выяснить дату штурма, но безуспешно.

Никогда прежде он не видел подобной деятельности перед наступлением и был убежден, что немцы наблюдают за каждым шагом. Однако, заметил он впоследствии, «казалось, что всем наплевать, что видят немцы».

Один аспект подготовки озадачивал Голбова. Уже много дней на фронт прибывали зенитные прожектора всех мыслимых размеров и форм. Обслуживали прожектора женщины. Более того, прожекторные команды держали далеко от передовой и тщательно маскировали камуфляжными сетями. Голбов никогда не видел столько прожекторов разом. Интересно, какое отношение они могут иметь к наступлению.

* * *

В здании Берлинского почтового ведомства в Темпельхофе министр почт Вильгельм Онезорге склонился над глянцевыми разноцветными листами марок, лежавшими на его столе. Эти первые экземпляры нравились министру безмерно. Художник отлично поработал, и фюрер, безусловно, будет доволен результатами. Онезорге с восторгом изучил две марки более пристально. На одной был изображен солдат СС с автоматическим пистолетом «шмайсер» на плече; на другой — нацистский партийный лидер в мундире с факелом в поднятой правой руке. Министр подумал, что специальные памятные марки выпущены очень своевременно. Они поступят в продажу ко дню рождения Гитлера, 20 апреля.

* * *

Одна важная дата больше всего занимала мысли Эрика Бауэра. Вильмерсдорфский бухгалтер уже несколько дней тревожился из-за дела, предстоявшего ему во вторник 10 апреля, то есть завтра. Надо обязательно внести деньги, иначе на него обрушатся все мыслимые неприятности. Деньги у Бауэра были; проблема была совсем в другом: имеет ли это значение сейчас? Какая бы армия ни взяла Берлин, американская или русская, будут ли победители настаивать на платеже? А что, если никто не возьмет город? Бауэр рассматривал вопрос со всех сторон. Затем он пошел в свой банк и снял со счета тысячу четыреста марок. Войдя в соседнюю контору, он внес первый обязательный платеж по подоходному налогу за 1945 год.

* * *

Это случилось так быстро, что все были захвачены врасплох. На Западном фронте генерал Симпсон передал сообщение из штаба 9-й армии двум командующим корпусами: генерал-майору Рэймонду С. Маклейну (19-й корпус) и генерал-майору Алвану Гиллему (13-й корпус). Официальные приказы поступят позже, сказал Симпсон, а пока — «Вперед». Началась фаза 2. Официально. Дивизии готовы были устремиться к Эльбе… и дальше. Получив новости в штабе 2-й бронетанковой армии, генерал Уайт послал за полковником Полом Диснеем, командиром 67-го бронетанкового полка.

Вспоминает Дисней: «Не успел я поздороваться, как Уайт сказал: «Отправляйтесь на восток». Дисней был потрясен. Передышка не длилась и двадцати четырех часов. Все еще в замешательстве, он спросил: «Какова цель?» Уайт ответил одним словом: «Берлин».

Глава 6

Пятью огромными колоннами 2-я бронетанковая дивизия устремилась к Эльбе и Берлину. Войска продвигались мимо освещенных немецких штабов, не замедляя темп.

Они неслись через города, где на улицах беспомощно стояли ошеломленные пожилые фольксштурмовцы, забывшие о своем оружии. Они мчались мимо моторизованных немецких колонн, двигавшихся в том же направлении. Палили пушки, но никто из противников не останавливался. Американские солдаты, облепившие танки, постреливали в немецких мотоциклистов. Там, где вражеские войска пытались закрепиться на постоянных позициях, некоторые американские командиры использовали кавалерийскую тактику. Майор Джеймс Холлингзуэрт, попав в подобную ситуацию, выстроил в ряд тридцать четыре танка и дал команду, которую редко можно услышать в современной войне: «В атаку!» Грохнули пушки. Танки Холлингзуэрта бросились на вражеские позиции, немцы не выдержали и побежали.

Повсюду танки неслись по бездорожью через вражеские окопы. К вечеру среды 11 апреля в стремительном броске «Шерманы» покрыли 57 миль по прямой — 73 дорожные мили — меньше чем за двадцать четыре часа. В девятом часу вечера полковник Пол Дисней послал в штаб лаконичную депешу: «Мы на Эльбе».

Одна маленькая группа достигла окраин Магдебурга даже раньше. Еще днем бронемашины разведки подполковника Уилера Мерриама со скоростью 55 миль в час влетели на городскую окраину на западном берегу Эльбы и были там остановлены, правда, не защитниками города, а гражданским транспортом и самими горожанами, увлеченными покупками. Взвод выпустил автоматную очередь, дабы очистить улицы.

Разразился хаос. Женщины падали в обморок, люди боязливо жались друг к другу или падали ничком на землю. Немецкие солдаты помчались прочь, беспорядочно отстреливаясь. Группе Мерриама не хватало сил, чтобы удержаться в том месте, но им удалось выпутаться из свалки и добраться до аэропорта, который и был их целью.