Театр китового уса - Джоанна Куинн

чилкомбский кит.

Огромные ребра кита были отделены от его туши, очищены от плоти и установлены на земле, чтобы создать сводчатое пространство шесть футов высотой между амбаром и домиком. Они напоминают двойные ряды огромных слоновьих бивней, изгибающихся кверху, будто борта галеона. За ними в вечернем солнце сияет море.

Кости были установлены достаточно далеко друг от друга, чтобы члены труппы могли проходить между или толпиться внутри, как делают сейчас Перри, мистер Брюэр и несколько других, представляя, что они на борту попавшего в шторм корабля в начале «Бури». Дигби и Кристабель пускаются бегом, чтобы присоединиться к ним. Пара пеших туристов в шортах и ботинках для ходьбы замерли на пляже, с озадаченным интересом наблюдая за происходящим.

– Впечатляюще, не так ли? – говорит Миртл Уиллоуби, когда они останавливаются бок о бок, изучая его. – Во время любовных сцен его подсвечивают розовым. Ничто так не говорит о романтике, как мертвый кит.

– Как они умудрились дотащить сюда эти гигантские кости?

– Я не в курсе деталей, но твоя жена одобрила.

Уиллоуби достает портсигар, предлагает его Миртл и хмурится.

– Я слышал что-то об открытом театре за ужином, но и представить не мог это.

– Розалинда надеется, что он привлечет гостей художественной направленности, – говорит Миртл.

– Только не говори мне, что все вы собираетесь остаться, – говорит Уиллоуби. – Всегда оставляй их жаждущими большего – разве не так говорят?

– Не любишь делиться популярностью, да? – говорит Миртл.

Уиллоуби поворачивается к ней с зажатой сигаретой в зубах.

– То же можно сказать и о тебе, дорогая. – Он берется за полы ее свободного халата, запахивает их и обвивает руками ее талию в поисках пояса.

– Как думаешь, что бы сказал психиатр о твоей инфантильной жажде внимания? – спрашивает Миртл, чуть покачиваясь. – Чего-то должно не хватать, не думаешь?

– Мне не нужно внимание, – говорит он, резко затягивая ее пояс и завязывая его бантом. – Все эти представления, в смысле – они подходят детям, но для взрослых это едва ли достойное занятие.

– А чем же таким достойным занят ты? – говорит Миртл. Они примерно одного роста и стоят, глядя друг другу в глаза.

Когда он не отвечает, Миртл поправляет воротник его летной куртки с осторожной нежностью пьяного.

– Я задаю себе тот же вопрос, – говорит она. – Что я делаю? Зачем я это делаю? Почему не могу успокоиться? Так говорит моя мать. Почему ты не можешь успокоиться, Миртл?

– Я делаю то, что от меня ожидают, – говорит Уиллоуби.

– Неужели? – Она щурится.

Он улыбается.

– Нет, полагаю, даже это у меня не выходит. Я делаю очень мало, Миртл, и это от меня тоже ожидают.

В это мгновение Кристабель с цимбалами в руках взбирается на один из новых стульев перед своей труппой и требует:

– Еще раз.

– Мы в этой сцене, – говорит Миртл, направляясь к костям и утягивая за собой Уиллоуби.

Пока актеры репетируют сцену, Кристабель стоит на стуле и периодически бьет цимбалами друг о друга, чтобы изобразить штормящие волны. Звук – яркий металлический шок и последующий мерцающий отзвук.

– Где она достала эти адские штуки? – говорит Уиллоуби, потирая виски.

– У местной труппы Армии Спасения, – отвечает Миртл, прислоняясь к ребру. – Это не единственное, что она у них позаимствовала.

В это мгновение Дигби возникает из амбара.

– Я нашел свою флейту, но потерял крылья.

– Флосси найдет твои крылья, – говорит Кристабель. – Отлично, друзья, раз Ариэль нашел флейту, давайте вернемся к акту второму, сцене первой, когда Ариэль насылает на всех сон зачарованной музыкой.

– У моего сына крылья, – говорит Уиллоуби.

– Дигби выглядит божественно, – говорит Миртл. – Если игнорировать чудовищные звуки, которые он издает на этой флейте, сцена завораживает.

– Очень похоже на визг тормозов, – говорит Перри.

– Дядя Уиллоуби, у мистера Брюэра твои реплики записаны на бумажке, если надо, – говорит Кристабель. – Друзья, по местам.

АНТОНИО (Уиллоуби): Благодарю. Где начало? Здесь? Бла бла надежда бла робеет. Какой мелкий почерк. «Уверен ты, что Фердинанд погиб?»

Входит кит

Август 1928

К концу августа дети Сигрейв скинули старую жизнь, будто змея кожу. Теперь они дикие создания, живущие под светом солнца вместе с дикарями и бесчинствующие в лесу в театральных костюмах. В тех редких случаях, когда они возвращаются в Чилкомб с его прохладными каменными полами, это похоже на спуск в темный пруд. Зелено-черный и замерший.

Теплыми ночами Кристабель, Флосси и Дигби спят в китовых ребрах, ютясь вместе под колючими пледами, делясь украденным печеньем. Это напоминает Кристабель о временах, когда она забирала малыша Дигби из колыбельки и уносила наверх, в свою постель, где читала ему рассказы, и как они спали вповалку, будто стайные животные, делясь теплом. Они просыпаются от шума моря, и когда бегут к краю его сверкающих вод, то находят их нетронутыми, первозданными, рулон синего шелка, развернутый у их ног.

Каждое утро Кристабель смотрит на свои кости с гордостью и облегчением. Она едва их не потеряла. Чем больше разлагался кит, тем чаще появлялись представители местной власти. Они говорили о том, чтобы закопать их или взорвать. Кристабель начала мечтать о том, как оттащит разломанные части кита в море, позволит им уйти на дно, где их хотя бы никто не сможет коснуться. Она знала, что должна найти способ спасти их.

Затем однажды ночью на крыше Чилкомба, поедая булочку и пролистывая записную книжку, она увидела рисунок деревянного Троянского коня, сделанный Дигби, – лошадка на колесах, будто увеличенный слоненок Эдгар, с маленькими человечками внутри – и на соседней странице заметка ее собственным угловатым почерком, отмечающая, что, по словам книги, которую она сейчас читает, «Моби Дика» мистера Мелвилла, короли викингов делали свои троны из бивней нарвалов. Она перевернула страницу, затем замерла и вернулась обратно. Деревянный конь. Бивни. Король.

Она посмотрела в сторону океана. Положила булочку. Взяла карандаш. Нарисовала несколько линий на странице. Округлых линий, как пейзаж, что изгибался над танцовщиками «Русского балета». Между ними она нарисовала танцующих и играющих людей. Затем она вырвала страницу и спешно слезла с крыши, чтобы найти Дигби.

На следующий день она отнесла рисунок Тарасу, который, обрадовавшись их изобретательности («Ах! Подвижный детский ум!»), сделал более подробный набросок, добавив деревянные подпорки, которые должны удерживать китовые кости на месте. Теперь им нужно было лишь одобрение Розалинды. Чтобы заручиться им, идею должен был представить Дигби или взрослые, – принеси ее Кристабель, про надежду можно было забыть. Дети знали, что положиться в таком важном деле на взрослых было рискованно, но опасались, что Дигби могут не