Чудодеи Лук-у-Морья - Элена Доровских

даже для нас, а, во-вторых, по большому счету мы равнодушны к вам. Лишь иногда случаются казусы в виде неожиданной любви к смертной и не менее случайного смертного ребенка.

От его слов веяло невероятной силой и какой-то необъяснимой, безразличной жестокостью, что Василиса внутренне сжалась, словно под натиском бушующего урагана. Но тот факт, что у нее опять читали мысли, ей до чертиков не нравился. Придется научиться себя контролировать.

— Извини, Василиса! Я не хотел тебя напугать, — волна безграничной опасности, распространяющаяся вокруг Леля, мгновенно спала, и древний бог опять был улыбчив и самодоволен, — Сказывается отсутствие опыта в общении с людьми. Это не тебе, а мне нужно учиться себя контролировать. Пусть твоя мать не переживает, с тобой не случиться ничего плохого. Я верну тебя в целости и сохранности. Ты мне веришь?

Василиса уже оправилась от легкого потрясения и взяла себя в руки. Как бы ни было, кроме нее некому идти за академиком, поэтому она утвердительно кивнула, протянула Лелю руку и вошла в круг. Как только её пальцы коснулись его руки, в тот же миг мир вокруг погас и наступила кромешная темнота.

****

— Открой глаза, не бойся, — раздался совсем рядом мелодичный голос Леля.

Василиса открыла глаза, и мир наконец-то обрёл цвет. Серый. Если в Чёрных горах чёрным было почти всё, кроме неба, солнца, облаков и жалкой редкой зелени, то в царстве Озема всё было серым. Солнца нигде не было видно, мягкий свет источали пышные барашки серебряных облаков, которые медленно текли по оловянно-серому небу, подгоняемые легким, неспешным ветерком. Могучие графитовые дубы, слегка раскачиваясь верхними ветками в такт этим легким дуновениям, исполняли, позвякивая своими стальными листьями, какую-то заунывную мелодию; и тут, и там, куда бы ни падал взгляд, из угольной травы выглядывали пепельные розы и антрацитовые гвоздики. Невдалеке также неторопливо и бесшумно подземная река Лета несла свои свинцовые воды в серую, непроглядную даль. Стояла полнейшая тишина, не нарушаемая ни птичьими криками, ни звериными возгласами — ни воплей, ни клёкота, ни воя, ни шуршания, ни визга, ни ржания, ни хлопанья, ни свиста, ни хохота, ни хруста, ни треска, ни шума, ни звука. Одна сплошная тишина. Даже в Лихолесье Василиса не ощущала такой тоски и безнадёжности, как в нижнем мире.

— Здесь всегда так? — спросила она.

— Как? — недоуменно отозвался Лель.

— Безрадостно. Однообразно. Пустынно.

— Не знаю, не замечал. Однообразно? Может быть. Здесь время течёт медленно, совсем не так, как на земле. И всегда одинаково. Но это вопрос привычки. Мне не казался этот мир однообразным. Я находил его весьма занятным. Да и с радостью у меня проблем не было. Смотри, — с этими словами Лель достал из кармана флейту и заиграл.

Василиса ахнула: мир вокруг прямо на глазах начал меняться — всё вокруг Леля становилось красочным: трава изумрудной, цветы красными, деревья коричневыми, вода синей, небо голубым, а облака белоснежными и какими-то особенно сияющими.

— Вот это мир моего детства, и он никогда не был безрадостным и однообразным, — сказал Лель, обводя рукой полукруг. В миг, когда он перестал играть, пространство, только что переливающееся всеми цветами радуги, снова поблекло.

— Значит, он стал такой, когда ты ушел? — спросила Василиса.

— Он был таким до меня и остался таким же после. Рано или поздно всё возвращается на положенное место. Местные обитатели привыкли к серости, она часть их повседневной жизни, им не с чем сравнивать. Здесь так всегда.

— А где обитатели? Почему нет никого? Ни душ, ни духов, ни демонов…

— Как ни странно, все заняты своими делами — души осмысливают прожитую жизнь, учатся, работают и готовятся к перерождению, а демоны заточены в Демонарии — что-то типа местной тюрьмы для особо буйных.

— А почему их заточили?

— Знаешь, Василиса, я только сейчас начинаю понимать, как трудно быть отцом смертного ребенка. Не злись, ты не ребенок, я не хотел тебя обидеть, просто с непривычки я забываю, что люди давно разорвали связь с богами и уже не помнят многого из того, что происходило в незапамятные времена. Когда Триглав с сыновьями разделял небо и землю, то в месте разрыва появились белые и чёрные ангелы — это осколки первородной материи, противоположные, как зеркальные отражения. Белые ангелы принадлежат небу, это слуги Сварога, они живут в хрустальных облачных замках, но вы, люди, никогда их не видите. Лишь иногда вы можете услышать в шуме ветра едва уловимые, дивные мелодии их голосов. Чёрные ангелы должны были стать слугами Озема и помогать душам обрести покой в нижнем мире. Но после разрыва они не захотели спускаться вниз и взбунтовались. Их предводитель Вий сам захотел править на земле и на небе. Он совершил обряд отречения, и все чёрные ангелы стали демонами. Тогда и разгорелась война на еще юном Светлоземье. Триглав лично низверг Вия и остальных демонов в подземное царство и заточил их в Демонарии.

— А Морана, она кто? — осторожно поинтересовалась Василиса.

— Морана? — отозвался Лель — Она — дочь Вия, верховного демона. Прекрасная, как жизнь, и коварная, как сама смерть.

— Она тоже заточена в Демонарии?

— Да, в самом нижнем, самом темном подвале. Рядом со своим отцом.

— А Волот? Мой дядя… он тоже в Демонарии? — тихо спросила Василиса.

— Нет, — беззаботно улыбнулся Лель, — Волота рассеяло на триллионы атомов, теперь он постепенно, лет так через тысячу, «соберется воедино» вновь. Не переживай, Волот бессмертен, ему этот отдых только на пользу пойдет. А то за последнюю тысячу лет он порядком надоел всем со своей «всё прожигающей» страстью к «бедняжке» Моране. Сколько отец пресек попыток побега — не счесть. Бесполезно. Талдычит без умолку с утра до вечера одно и тоже: «Жить без нее не могу!». Пусть освежится на ветру, может образумится чуток.

— Но ведь Морана, насколько я помню, умерла у Обсидиановых ворот. В каком же виде она здесь «хранится»? Тоже призрак, как и души всех умерших?

— Не совсем. Морана — чёрный ангел, по сути, почти богиня. И как все боги — сгусток чистой энергии. На земле она ходила в материальном воплощении. А когда умерла, просто вернулась в свое законное обличье демона и на законное место — в Демонарий. Ну хватит о них. Мы уже на месте.

— Но ничего не изменилось, и мы никуда не шли, — удивилась Василиса.

— Разве?! — насмешливо изрек Лель, — Приглядись внимательно.

Ничего не понимая, Василиса обернулась вокруг. Такая же серо-пыльная, неизменная картина, что и пять минут назад. Но присмотревшись к ближайшему дубу, Лиса заметила, что по нему пробежала рябь,