Хранительница Грез - Пэррис Бондс

В то же самое время нужно было срочно разобраться с Брендоном и Шевонной. Пытаясь определиться в запутанных отношениях, Энни мучительно размышляла, запутываясь еще больше. Требовалась изрядная доля выдержки и поистине нечеловеческое терпение, чтобы разложить все по полочкам, расставить все по своим местам и принять единственно правильное решение.

На какое-то мгновение ее посетила мысль, что она действует подобно своей бабушке Нэн Ливингстон. Но эта мысль была так мимолетна и коротка, что Энни не успела толком ухватиться за нее.

Она нацарапала записку Брендону, прося его прийти к ней во время ланча. В тот момент Брендон занимался иностранными счетами и был по уши занят, но не было такого дела, от которого он не мог бы освободиться. Он слишком хорошо знал предмет, у него был особый нюх, своего рода чутье, позволявшее ему до тонкостей вникать в суть любых финансовых проблем.

Энни отдала записку своему секретарю Джеймсу. — Я ожидаю своего сына на ланч, — сказала она щуплому, маленькому, лысому человеку. — Принесите его ко мне в кабинет.

Он внимательно посмотрел на нее поверх очков. — Что мадам предпочитает на ланч?

— Пошлите к Грэю за чем-нибудь легким. — Она не любила заниматься делами с набитым животом. — Фруктовый пудинг с рисом и суп с петрушкой.

Энни разливала чай, когда, постучав, вошел Брендон. Высокий и необычайно красивый, он напоминал ей Рэгги. И Дэна. Она прервала свое занятие.

— Что-нибудь случилось, мама? — Брендон прошел через кабинет и, подтянув брюки, чтобы не помять, уселся в кресло напротив дивана. — У нас пошатнулись дела на Цейлоне?

Энни поставила для него чашку чая на низенький столик, стоявший между ними.

— Нет. Раджи Дарджими хорошо выполняет свои торговые обязательства. У меня кое-что другое.

Комок страха снова подкатил к ее горлу. Почему она должна чего-то бояться? Она стала самым удачливым бизнесменом, проводя вполне корректные операции, помогая возрождению и процветанию капризной австралийской экономики.

И она же возродила махинации, свойственные Нэн. Разве это не достаточно серьезный повод для страха?

Энни отхлебнула остывший чай из чашки, и комок провалился вниз по пищеводу.

— Я слышала, что вы с Шевонной нравитесь друг другу.

— Это вопрос или утверждение, мама? Она должна быть снисходительной к сыну. Его не так-то легко вызвать на откровенный разговор.

— И то, и другое.

— Тебе об этом сказал Райан?

Кровь беспокойно застучала у нее в висках. — Разве это имеет значение?

Брендон не притронулся к своей чашке из тончайшего фарфора.

— Имеет. Я знаю, что вы оба, ты и отец Шевонны, не желаете, чтобы мы встречались, но это ваши проблемы. Мы — это не вы… Это касается только нас с Шевонной, мы…

— Здесь дело не только в том, что нам не нравятся ваши отношения. Черт возьми, ее рука так сильно дрожала, что чай расплескался, Энни поставила чашку на стол. Наступил решающий момент, но она забыла все тщательно заготовленные слова. — Тут дело в семье. Ты и Шевонна — одна семья. Вы с ней — двоюродные брат и сестра, Брендон…

Он в изумлении уставился на мать:

— Что?

— Дэниел и я — брат и сестра. — Ее руки сжимались и разжимались, она торопливо продолжала. — Я думала, что Дэниел умер. Многие годы я нанимала детективов, чтобы разыскать его. Он изменил свое имя. Его усы изменили внешность. Он ушел из дому хилым юношей, а вернулся сложенным, как Аполлон. Как перед Богом, Брендон, я ничего не знала до того самого дня Большой Морской Стачки, когда ты спас Шевонну. Я знаю, что должна была сказать тебе об этом, но я никогда не подозревала, что между вами может что-то произойти.

Брендон выглядел совершенно убитым. Кровь отхлынула у него от лица. Его боль была и ее болью. Чего они добились с Дэниелом своей непримиримой враждой, кроме того, что пострадали ни в чем неповинные дети?

У Брендона заходили желваки на скулах. — Все эти годы ты жила во лжи, обманывая других. Если бы ты была честна с самого начала, то нашей любви никогда бы не разгореться. Да, ты и твой брат ведете свою собственную войну, но я не хочу в ней участвовать. И в этом я вижу гораздо больше смысла, чем в том разрушении, которое вы сеете вокруг себя!

И выскочил из комнаты. Сердце Энни оборвалось. Сначала Райан, теперь ее собственное дитя. Оба отвернулись от нее. Она ведь никому не хотела причинять страданий, старалась заботиться о своих сотрудниках и очень многое сделала для работников «НСУ Трэйдерс», но потеряла двух людей, которых любила больше всего на свете.

— Мне очень жаль, но вы не подходите по своим физическим данным.

Брендон уставился на сержанта, перебиравшего лежащие на столе бумаги. Неужто он не годится в солдаты? Или у тех должна быть косая сажень в плечах? А может, он ослышался?

— Я ни в чем не уступаю своим сверстникам, а вы мне говорите, что я не годен для войны в Южной Африке! Шестнадцать тысяч австралийцев воюют с бурами, они годны, а я — нет?

Лицо сержанта стало бураково-красным. — Ты слышал меня, сынок. Об этом позаботилась твоя мамочка.

Гнев закипел в Брендоне. Он надеялся, нет, он хотел быть убитым там, в Трансваале, в Южной Африке. А вместо этого ему говорят, что он не годен по состоянию здоровья! Брендон чуть не рассмеялся от абсурдности происходящего. Женщины — и те работали на военных заводах, а ему сказали, что он не годен!

Он развернулся на месте, выскочил из вербовочного пункта Вооруженных сил Великобритании и, не останавливаясь, шел до самой конторы «НСУ Трэйдерс». Бдительный Джеймс начал было подниматься со своего места при его появлении:

— Мистер Брендон!

Брендон, не задерживаясь, проследовал к кабинету матери и вместо того, чтобы повернуть медную ручку на двери, ударил ее плечом. Посыпалась штукатурка, а в окне задрожали стекла. Дверь распахнулась и с грохотом врезалась в стену, чуть не слетев с петель. Энни вскочила на ноги. Она была одета в твидовый пиджак с мужским галстуком, повязанным вокруг шеи поверх батистовой блузки. Брендон почувствовал, как гнев бурлит в его жилах.

— Брендон, подожди, пожалуйста. — Энни обошла стол, предупреждающе подняв ладонь.

— Я устал от того, что ты мною управляешь. Я ухожу, пока еще не знаю, куда, но как можно дальше от тебя и «НСУ Трэйдерс».

На ее глазах показались слезы. — Я не виню тебя. — Энни наклонила голову, и Брендон увидел, как слезы струятся по ее щекам. — Я очень виновата перед тобой, — прошептала она.

Он не верил ей больше, но никогда прежде не видел, как она плачет. Его легендарная мать была холодной глыбой льда, как утверждали слухи.

— Простишь ли ты меня, Брендон? — голос был таким тихим, что юноша не был уверен в том, правильно ли он расслышал. — Я умоляю тебя. Я была не права, я сделаю все, что ты захочешь. Я устрою тебя в армию на эту бурскую войну, если ты этого и в самом деле желаешь.