Люся, которая всех бесила - Тата Алатова

возможной интрижке с автором эротических романов поднимала Люсе настроение.

— Так для чего тебе понадобилось менять мэра? — спросила она мирно.

— Кое-что случилось полгода назад, — сообщил Великий Морж, и его голос стал мягче, глубже. — У меня, видишь ли, родилась внучка.

— Ого! Ты стал дедом? Поздравляю.

— Нижние архи сходятся во мнении, что девочка — коркора. Вероятность — восемьдесят процентов.

Люся притихла, впечатленная.

— Я не могу изменить этот мир, — продолжил Великий Морж, — но могу попытаться сделать что-то, чтобы ей жилось хоть капельку проще.

— И ты создал партию, чужими руками поди, как ты любишь, и теперь вербуешь в нее профессоров и бизнесменов? Ты очень крут, Олег, — искренне сказала Люся. — Я не буду поддерживать «Равенство равных», но буду и дальше писать о видовой дискриминации.

— Спасибо, — он легко поцеловал ее руку.

— И дашь Ветрову больше людей?

— Уже дал. Надо же поощрять служебное рвение. Но учти, я продолжаю считать, что он страдает ерундой. Однако в нынешней ситуации мы готовы цепляться за соломинку.

Великий Морж привез ее домой, джентльменски вышел из машины и обнял Люсю на прощание, наплевав на камеры в подземном паркинге.

— Просто помни, что я никому не дам тебя в обиду, — пообещал он.

А она поцеловала его, растроганная столь могучим инстинктом защиты рода.

Архи-медведи готовы были на все ради потомства.

Дождавшись, пока его машина покинет стоянку, Люся помахала на прощание своей охране и пошла к лифтам.

У машины Ветрова, стоявшей на ее пути, вдруг распахнулась дверь, и марен выскользнул наружу — ох уж эта плавная грация опасного хищника.

Он был в ярости — Люся ощутила это даже на расстоянии нескольких метров, и ответная горячая волна взметнулась от ее живота вверх, будто только и ждала чего-то подобного.

После бесконечного дня разговоров, увиливаний, лживых улыбок, после власти Великого Моржа над ней, которая всегда подавляла, ей требовалась схватка.

С равным противником.

Ветров был ей как раз по зубам.

И Люся, зло засмеявшись, двинулась вперед — прямиком в объятия чужой агрессивной силы.

Глава 22

Ветров стоял, расставив ноги и засунув руки в карманы распахнутого темного пальто. По случаю ресторана он сменил служебную форму на штатку и был даже хорош с этим своим вольным разворотом плеч и небрежной обманчивой расслабленностью. Ну, или Люся просто уже привыкла к своеобразию его внешности.

Он недобро усмехался — обычное дело, кого этим напугаешь вообще, — отчего губы казались резко очерченными, гравюрно четкими, вечерняя щетина придавала худому лицу некий брутальный налет.

Люсе на секунду стало понятно, отчего много лет назад так проняло ладушку Веронику, что она грехопала прямо в общественном туалете.

— В следующий раз, — процедил Ветров, — когда ты надумаешь прыгать в чужие тачки, будь так добра, предупреждай охрану заранее, чтобы они не решили, что это похищение. Мне, знаешь ли, не улыбается кататься за тобой по городу, пока ты — оказывается! — воркуешь со своим любовником.

Значит, сообразила Люся, машина, на которой обычно приезжал к ней Великий Морж, была зарегистрирована на кого-то левого, и у Ветрова, а стало быть и у «витязей», не было этих номеров в списке безопасных.

Однако эта мысль нисколько не уменьшила Люсино желание драки.

— Ну прости, — процедила она на ветровский манер, — что я отвлекла тебя от сладких воспоминаний с твоей чокнутой бывшей.

И сделала еще один шаг вперед.

Брови Ветрова удивленно изогнулись. Он стоял, неподвижный, как скала, и ждал, насколько хватит ее задора.

Еще на один шаг, быть может?

Или вот сейчас Люся торопливо пронесется мимо, вызовет лифт и уедет в гордом одиночестве, давая ему время остыть?

Она сделала еще шаг. Остановилась.

Глаза Ветрова потемнели еще гуще, ее захлестнула дурнота, в затылке заломило, а потом вдруг резко все изменилось. Жгучим кайенским перцем опалило легкие, горячим воздухом раскаленной пустыни обожгло лицо — будто ветер швырнул в глаза песка. Люся задохнулась, ослепшая, онемевшая, — но упрямство, должно быть, родилось раньше нее. И она сделала еще шаг, поравнявшись с Ветровым, протянула руку, на ощупь нажала кнопку лифта и улыбнулась из последних сил:

— Поехали?

— Сумасшедшая девка, — выругался он и сдался первым. Попытался отступить, дать ей пространство, позволить дышать. Но Люся ухватила его за лацканы пальто и бесцеремонно потянула за собой, внутрь.

С тихим урчанием закрылись двери, лифт плавно пришел в движение, отчего в животе стало щекотно, как бывает на качелях.

Дом был элитным, кабинка просторнее стандартной, но все равно тесной, невозможно тесной, пряное жаркое марево сушило губы, туманило голову, оголяло натянутые нервы — не нервы, провода высокого напряжения. Не подходи, убьет.

А Ветров, будто нарочно, — да точно нарочно! — навалился вдруг плотно, прижимая ее к стенке лифта всем своим телом, всем своим весом, передумав сдавать назад, полный вперед, и пиратским флагом маячило перед ее глазами плечо в черном драпе, немножко уха и завиток жестких волос.

Люся бездумно подняла руку и пригладила завиток, коснулась кончиками пальцев кожи на его шее, там, где заканчивался ворс пальто и начиналось теплое, пульсирующее.

Потянулась вперед и лизнула жилку, отдавшись инстинктам и желаниям, — до того ей захотелось ощутить Ветрова на вкус.

Будет ли он таким же острым, как перец? Таким же раскаленным, как пустыня?

Он показался ледяным горным ручьем.

Замерев от неожиданного открытия, Люся не сразу ощутила, как натянулось прижимающееся к ней тело. Струной. Вот-вот порвется.

Лифт мягко остановился.

Открылись двери.

Никто не пошевелился.

— Ненавижу твоего Китаева, — сообщил Ветров, склонив голову к ее руке, и его губы коснулись пальцев, — и тебя тоже… вот терпеть не могу.

Она засмеялась — хрипло, торжествующе, принимая его поражение, потому что он явно складывал знамена к ее ногам, уж Люся-то умела распознавать чужие слабости. Ветров в ответ прикусил ее палец, отпустил, выругался сквозь зубы.

Двери закрылись и тут же снова открылись, деликатно звякнув, напоминая о себе.

Люся невольно повернулась на звук, и вот тогда, посреди этого короткого движения, Ветров поцеловал ее — стылая вода и горячий ветер подстегнули контрастом все ощущения, смешались воедино колючая щетина, нежность и жесткость, неприятие и головокружительный запах пряностей и сандала.

Она увидела себя словно со стороны, как это бывает в фантастических фильмах, когда душа отделяется от тела. Чудная побочка от мареновского колдовства, не иначе.

Вот Люсин сжатый кулак вцепился в ворот его пальто, притягивая к себе еще ближе, голова запрокинута, глаза широко распахнуты.

У Ветрова был сосредоточенный острый взгляд, как будто он находился на опасном задании. Напряженная ладонь упиралась в стену